Тропа барса - Петр Катериничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе ли бояться опасностей, Маэстро?
— Ничто человеческое мне не чуждо. К тому же… Помните слова герцога Кента?
«Мой род занятий: быть самим собой».
— «Чего ты хочешь?» — поддержал игру сухощавый.
— «Служить. В вашем лице есть что-то такое, что покоряет».
— «Что же это?»
— «Властность».
— Маэстро, ты не ответил…
— Разве? Чтобы быть самим собой, мне необходима свобода. Полная. Несомненно, я преуспел бы, работая сам на себя. Но надолго ли? Мне нравится то, чем я занят.
Еще больше мне нравится быть самим собой, не скрывать своего "я". На любом другом поприще все, что я делаю, считалось бы преступлением, а у нас… Да, я не король. Но — герцог.
— Но ты слишком умен, чтобы…
— Умному достаточно. Только идиоты спешат заполучить весь мир… Как бы не так: престол давно занят, и князь мира сего, как любой владыка, не терпит конкурента.
Может быть, не стоит с ним соперничать? Особенно в искусстве смерти?..
— Спасибо, Маэстро.
— За что, Лир?
— За откровенность.
— Хм…
Лир ткнул кнопочку на пульте дистанционного управления. Зажегся экран телевизора. Послушал некоторое время выступление строгой ведущей, убрал звук, спокойно констатировал:
— Все идет по плану.
— Да? А раньше? — усмехнулся Маэстро.
— Тоже по плану. Только по чужому. — Лир прикрыл глаза. — "Крайне характерным для описываемой эпохи является не только то, что ее герои сами фабрикуют одну только грязь, но и то, что они непременно стараются вывалять в грязи все великое в прошлом. Аналогичные дела всегда приходится констатировать в подобные эпохи.
Чем более жалки и гнусны дела рук такой «новой» эпохи и ее деятелей, тем ненавистнее для них свидетели подлинного величия и достоинства".
— Хорошо сказано. И кто автор? Вы?
— Нет, Маэстро. Это цитата.
— Просто как про перестройку сказано.
— Дальше — лучше. «В области политической жизни не раз бывало так, что если судьбе бывало угодно на время отдать власть в руки политического нуля, то этот нуль проявлял невероятную энергию, чтобы оболгать все прошлое и облить его грязью. И в то же время такое ничтожество пускало в ход все самые крайние средства, чтобы не допустить хотя бы малейшей критики по своему собственному адресу».
— Блестяще! — Маэстро азартно наклонился вперед. — Так кто автор?
Сухощавый улыбнулся едва заметно тонкими бесцветными губами:
— Адольф Гитлер.
— Гитлер?
— Ты озадачен? Парадоксы истории. Парадоксы власти. Но притом ни один диктатор не желает видеть в зеркале своего отражения…
Маэстро прикурил, жадно затянулся, произнес тихо:
— У вас превосходная память, Лир.
— Да. Никогда не жаловался. К тому же… Кто не помнит прошлого, обречен повторять его вновь и вновь. — Маэстро улыбнулся одними губами:
— Так что с Никитой Григорьевичем?
— Ты его обставил?
— Естественно. Лир задумался.
— Кому-то нужно будет возглавить проект… — Быстро, остро глянул на Маэстро.
— О нет, Лир. Увольте. Пусть я и служу, но в своем деле я — свободный художник.
А возглавить… Возглавить найдется кому. Чтобы руководить хорошо отлаженной системой, вовсе не нужен ум — только дисциплинированность. Чем меньше фантазии, тем лучше. Да и… Сначала нужно решить с Китом.
— Ну что ж… Если маршалы смертны, генералы — и подавно. Ты справишься?
— Почему нет?
— Если организовывать полную зачистку по проекту…
— В обычное время нужно было бы чуть больше времени, а сейчас… При такой общей несвязухе на десяток лишних слетевших голов никто и внимания не обратит.
— Сколько конкретно тебе нужно времени?
— Время уже определено. «Только три ночи».
— Ты сможешь уложиться? — Лир испытующе смотрел на Маэстро.
— Да, вы правы, Лир. — Тот не отвел взгляда. — Операцию я продумал и подготовил загодя.
— Приятно, что ты не соврал.
— А смысл? — пожал плечами Маэстро.
— Тот, что ты назвал: это сейчас власть — погоны, через пятьдесят лет она будет измеряться в деньгах. А несколько десятков миллионов долларов — вполне достаточная сумма, чтобы сыграть свою игру.
— Не для меня, Лир. Мой род занятий — быть самим собой. Лишь немногие в этом мире могут себе это позволить. А из людей с моими… э-э-э… талантами — и вовсе считанные единицы. К тому же…
— Да?
— Как сказал Гамлет? «Распалась связь времен…» А жить среди обломков слаще разрушителем.
Глава 46
19 августа 1991 года, 9 часов 27 минут
Никита Григорьевич Мазин ехал в сторону Москвы. Патруль стоял на кольцевой.
Зеленый армейский «уазик», двое бойцов в пятнистой униформе и офицер.
Мазин чертыхнулся: только этих не хватало сегодня. Тем не менее, разглядев полновесные «Калашниковы», притормозил. День сегодня странный, служивые — нервные, и если что — пальнут невзначай, а потери спишут.
Серая «Волга» Мазина притормозила и остановилась прямо перед подвижным постом.
Офицер подошел, козырнул, не представляясь, потребовал:
— Документы.
Как раз документы у Мазина были в полном порядке. Он молча открыл перед офицером красную книжицу, но ни то, что сидящий в машине оказался в столь высоких чинах, ни наименование грозной конторы, ни собственноручные подписи председателя КГБ и Президента СССР внизу документа не произвели на начальника поста никакого впечатления. А ведь это был так называемый «вездеход»!
— В Москву направляетесь? — спросил «лейтенант».
— Да хоть в Пекин, не твое дело!
— Да?
Черт! Мазин пытался быстро прокачать ситуацию. Кто они? Армейские? Не похоже…
На конторских — тем более. Ряженые? Откуда? Из ГРУ или спецотдела ГБ? Черт!
Зависнуть где-нибудь на фильтрационном пункте до окончания спектакля — на трое суток, как минимум! — ему не улыбалось.
Мазин вынул залитый пластиком спецпропуск с массивной печатью ГКЧП.
— Эта ксива тебя убедит, служивый?
— Выйдите из машины! — вместо ответа, потребовал «лейтенант».
«Рядовой» стал рядом с автомобилем, направив ствол «калаша» прямо в лицо Мазину.
— Свяжитесь со своим командиром! — приказным точном произнес Мазин как можно более спокойно: да, ряженые! И откуда они — гадать некогда. Теперь он пытался выиграть время, медленно, осторожно потянулся за пистолетом, лежащим между сиденьями и скрытым наброшенной фланелью.
— Вытряхивайся из телеги, фраер, я сказал! прикрикнул «лейтенант».
Оружие Мазин достать не успел. Ствол автомата разбил ветровое стекло и ткнул генерала в лицо с такой силой, что голова дернулась; сразу вслед за этим «лейтенант» резким движением выбросил руку, его огромный кулак угодил в висок, и тело Мазина беспомощно сползло на сиденье.
— Ты не переборщил. Браслет? — встревоженно спросил «рядовой».
— Больно он шустрый. — Наклонился, вынул из-за сиденья длинный пистолет с интегрированным глушителем. — Авторитетные «волыны» у этих конторских, а.
Коваль?
— Ты его мочканул!
— Да не, дышит… Хватай давай, тяжелый, боров. Втроем боевики подхватили Мазина, подволокли к «уазику».
— Забрасываем?
— Погоди. Дай обшмонаю. Эти конторские могут любую подлянку учинить…
— Ну что, чисто?
— Оружия нет, но Резо предупредил: шмонать дочиста. Как-никак генерал. А у них спроста генералами не становятся: поди столько душ на совести, что и нам с тобой не снилось! Раздевай давай до трусов! Чтобы не думалось. И ручонки ему связать сзади…
— Может, кандалами?..
— Ремнем. Так надежнее.
Связанного, бесчувственного Мазина забросили в машину.
— Коваль, глянь в аптечке нашатырь! Нашел?
— Вроде он…
— Неси сюда… — Браслет поднес к носу плененного пузырек.
Голова Мазина дернулась.
— Во, ожил, сука! Поехали!
— Погоди, Браслет, что с тачкой его делать? Забирать?
— Ты чего, совсем охмурел? Да мы в этой тачке всю контору на хвосте к Резо привезем! Эти конторские сильно умные, как знать, может, маячок какой воткнули… Серый, — приказал он второму «рядовому». — Бери тачку, гони в лес и спали! Дочиста, понял?
— Угу, — угрюмо кивнул Серый.
— И не угукай! А живо! Одна нога здесь, другая…
— Да сделаю. Браслет… Потом мне куда? К Резо? — Не. На хазу езжай и заляжь там. Усек?
— Ну.
— Все. Разъехались.
Через пару минут на пустынной дороге не осталось никого и ничего, кроме горсточки битого стекла.
19 августа 1991 года, 9 часов 55 минут Маэстро мчал на «Жигулях» в сторону от Москвы. Место, где стопорнули «волжанку»
Мазина, он едва не проскочил. Притормозил, включил заднюю, вернулся. Вышел из автомобиля, внимательно осмотрел дорогу. Подобрал несколько кусочков битого стекла. Поиграл ими, подбрасывая на ладони. Вернулся в машину, быстро глянул на экран мини-пеленгатора. Зеленовато-серая точка тихо пульсировала на одном месте.
— Замочили голубчика? — равнодушно спросил застывший на сиденье худощавый мужчина средних лет. Если Маэстро был красив, ярок, чувствен и гибок, его напарник был похож на замороженную мумию фараона: бесцветен, бесстрастен и безрадостен, словно у него вместо сердца не пламенный мотор, а осколок нетающего льда откуда-нибудь из глубин Антарктиды. Впрочем, и оперативный псевдоним у него был соответственный — Кай.