Последний автобус домой - Лия Флеминг

Когда они вернулись домой, под дверью их ждала записка: их приглашали в таверну около большого крытого рынка.

– Ну вот, что я тебе сказал? Возьми фотографии. Что ни говори, а мир тесен! – довольный открытием, Пол рассмеялся.

Их поджидали двое: мужчина постарше и молодой человек лет двадцати, темноволосый, с усами. Оба были одеты в национальную одежду, перебирали четки и курили. Оглядели Конни и встали.

– Ты действительно дочка Анастасии? – с недоверием спросил ее пожилой.

– Да, – гордо ответила она. – А это мой муж Пол. У нас есть фотографии.

– Мне они не требуются. Ты очень похожа на свою мать… Вот только волосы. Это английские?

– Да, моего отца. А вы Стелиос?

– А это Димитрий, мой сын… Твой двоюродный брат. Нам передали, что какая-то девушка ходит по городу и всех расспрашивает, а сейчас надо быть осторожными… Но я и так вижу, что ты Аннина дочка. Мы ведь даже не знали, жива она или мертва. Она ни разу не написала матери.

Что Конни могла на это ответить? Не ей пересказывать им трудную долю ее матери, но она улыбнулась.

– Это долгая история, но она никогда не забывала этот остров и свою семью. Я обещала ей, что однажды приеду сюда и разыщу вас, чтобы навестить могилу Елены. Но я не знала название деревни, а мама умерла.

– Это и твоя деревня теперь. Поехали, собирайте вещи, будете жить с нами. Позор жить среди чужих, когда твоя семья так близко. Пойдем, ты должна встретиться со своей семьей. Будешь нашим почетным гостем. И твой муж, конечно, тоже.

Их уже ждал небольшой пикап – явно военного происхождения. Они уселись сзади и, пока ехали, всё смотрели, как город тает в вечерней мгле… Дорога бежала вдоль берега, постепенно поднимаясь в горы, пока не превратилась в узкую каменистую тропку, окруженную оливковыми деревьями и пригодную более для ослиных повозок.

– Британская армия вот здесь дала свое последнее сражение, вот в этих пещерах, – крикнул им Стелиос. – Мы спрятались в полях и смотрели, как солдаты отступают за Белые горы, а потом видели, как многие из них ползут обратно уже пленниками, босые, оборванные. Страшное было время, а сейчас… Времена для нас непростые, но в один прекрасный день…

Казалось, вся деревня выбежала их встречать, люди выстроились вдоль дороги и смотрели, как молодая пара спрыгнула с импровизированного такси и прошла в прохладную тень дома Пападаки. Крепкие коричневые руки их обнимали, тормошили, тискали, похлопывали, подсовывали им крошечные стаканчики какого-то напитка, зверски дравшего горло. В углу комнаты сидела маленькая женщина в черном, молча наблюдавшая за всей этой суматохой.

Это была ее бабушка Элевтерия. Конни подвели к ней. Она опустилась на колени у ее ног, и та поцеловала Конни в лоб. От этого нежданного благословения Конни захлестнула волна чувств.

– Ну вот, моя Анна вернулась из царства мертвых, – проговорила старуха и трижды перекрестила Конни. – Господь воистину милостив. – Она улыбнулась беззубой улыбкой иконе Девы Марии в правом углу комнаты и порыжевшей от времени фотографии трех девочек, запечатленных возле стены, с очень серьезными лицами. Мария, Анна, Елена. Это первая детская фотография матери, которую Конни увидела.

Появился огромный чугунный чан с овощным рагу, за ним еще один, потом хлеб и тарелка бобов, густо политых томатным соусом. Пол и Конни старались оправдать свое звание почетных гостей и очень тревожились, что многие ушли, так и не съев ни крошки, лишь бы только все лучшее досталось гостям. Заглядывали соседи, приносили маленькие подарочки – кружева и сыр. Разглядывали диковинные волосы Конни и ее фотографии, фотографии ее английской семьи. Пока они были на Крите, Конни мало-помалу начала понимать греческий диалект, даже быструю речь. Вопросы сыпались и сыпались. А чем занимается Пол? А сколько он зарабатывает? А кто его отец, а кто дед? Пол откинулся на спинку стула и принимал тосты в свою честь, пока не почувствовал, что не сможет встать на ноги, они его не послушаются. А потом заиграла музыка, и он все же поднялся, мальчишки высыпали на улицу, и он, конечно же, должен был к ним присоединиться, прыгать и дурачиться вместе с ними.

Им выделили лучшее семейное ложе: расшитый вручную балдахин, отделанные кружевом простыни, полосатые шерстяные одеяла. Стелиос и его жена Кристули отправились спать в детскую, а маленькая Яя устроилась на лавочке возле печки. Ничего не жалко было уступить гостям. Они рассказывали им об ужасах войны и о том, как семья однажды укрывала британского солдата в пещере среди холмов.

Намеками показали, как тяжко приходится теперь при власти полковников, но как опасно протестовать. Только в своих песнях, мантинадах, могут они выразить эту тоску.

Все оставшееся время своего пребывания у них Конни и Пол проводили, бродя среди холмов, милю за милей шагая по известняковым тропкам среди зеленых ветвей, поднимаясь все выше, к прохладе, где было полно диких зверюшек и птиц и еще стояли последние цветы лета. Гуляли по оливковым рощам, выросшим на развалинах древних минойских сооружений, забирались в гроты c усыпальницами, купались в теплом бирюзовом море около Калив, маленькой рыбацкой деревушки поблизости.

Вечером накануне отъезда Конни вместе с Яей потихоньку ускользнула на кладбище, к могильному склепу Пападаки, похожему на огромный покосившийся каменный стол. У его изголовья была рака, фотографии под стеклом и горела масляная лампа. Вот ее дед в темном костюме; вот Елена; Мария, она умерла при родах. Сюда же они приладили и драгоценную фотографию Анны – Конни ее очень любила, мама выглядела на ней такой молодой и беззаботной, фотография была сделана на их огородике. Традиция предписывала положить сюда и что-то личное, что поможет понять характер человека. Около фотографии деда лежала пуговица от военной формы. Конни положила рядом с маминой ее значок медсестры. Ну вот, она опять со своей семьей, теперь все, как надо. Яя улыбнулась и взяла Конни за руку.

Потом они спросили о муже Анны, и Конни рассказала им правду и добавила, что он погиб на войне. Ведь неважно, на какой войне он погиб? У нее есть его имя и фотография. Они теперь знали, как она попала в семью Уинстэнли, и этого было достаточно. Она стояла в коричневой траве, у поросших мхом камней, ее окружали восковые цветы и надгробия. «Все это тоже часть меня, – вздохнула она. – Мама наверняка часто бывала здесь…»

– Мама, я сделала то, о чем ты просила. Покойся с миром. Ты дома, и я теперь тоже дома, я нашла дом, в котором ты родилась… – Она улыбнулась сквозь слезы. – Конечно, я приеду сюда еще. Я обязательно вернусь. И когда-нибудь привезу сюда всю семью… их всех, – поклялась она, гадая, есть ли в ней уже новая жизнь. Ребенок, зачатый на Крите… Что ж, так тому и быть. Новая жизнь? Все сначала?

Что бы ни случилось, где бы она ни была сейчас, Анастасия всегда будет ее первым ребенком. Возвратившись на Крит, Конни замкнула жизненный круг мамы.

«Но когда же я найду утраченную частичку себя?..»

Глава двадцать восьмая

Зоя, 1970-й

Все очень удивились, когда Конни записалась на роды в частную клинику. Жены партнеров чванливо скривили носики.

– Вообще-то мы как можем стараемся поддерживать репутацию нашего муниципального родильного отделения, – дружески обратилась к ней Марианна, жена старшего партнера. – Все трое моих детей родились здесь без всяких проблем. Не беспокойся ты так, дети выскакивают сами. Если у них есть хоть какой-то шанс.

– Я всех своих родила дома, – поддакнула Селия, супруга второго по рангу руководителя и, значит, следующая в их иерархии. – Все было так мило. Горожане должны видеть, как мы доверяем нашей хирургии и акушеркам.

Да-да, а особенно вы любите отгородиться от мира за коваными высоченными воротами на Альберт-драйв, играть в бридж с друзьями, заседать в благотворительных комитетах и отправлять своих детей в частные школы. Безусловно, у всех этих леди – помимо аккуратной завивки и нарядной одежды – самые добрые намерения. Но эти добрые намерения наводили на нее ужас.

Ну разве может Конни кому-то объяснить, что ей нужна частная клиника, чтобы никто из местных докторов не принялся листать ее медицинскую карту и не обнаружил, что это не первая ее беременность? Да, Пола это не беспокоит, а вот ее – беспокоит.

Если уж на то пошло, она вообще намерена родить не здесь, не в этом городе… Но вслух она ничего подобного не произносила. Она быстро училась: жена перспективного младшего партнера в известной медицинской клинике должна подчиняться своду неписаных правил и традиций. И, конечно, поддерживать своего мужа во всем, что бы он ни делал, и никогда ни на что не жаловаться.

Полу доставалась самая неблагодарная работа: разъезды по вызовам, дежурства в школьные каникулы. Они должны были жить не далее чем в миле от клиники и быстро реагировать на срочные случаи, быть очень аккуратными в общении с пациентами, вести традиционный образ жизни и, самое главное, являть собою образец добродетельных горожан.