Волчья мельница - Мари-Бернадетт Дюпюи

«Ты должна быть сильной!» — сказала себе Клер, подходя к кухонной плите, чтобы согреть руки.

— Где тебя носило, Клер? Бутылочка с молоком не готова, и Матье уже начал беспокоиться!

Услышав голос Бертий, она вздрогнула. Кузина сидела в своем кресле на колесах и одной рукой качала колыбель, в которой спал ребенок.

— Никак не могу успокоиться — я о пропаже Соважона. В последнее время ему не сиделось на месте. А где Тьенетта?

— В уборной, ее снова стошнило. Клер, девчонка беременна! Ты не замечаешь, потому что ничего не хочешь замечать. Кстати, заходил почтальон, принес тебе письмо от Фредерика Жиро. Насколько я поняла, этот господин на зиму перебрался в Ангулем, это так?

Бертий поджала губы. Снег и холод заточили ее в доме, что не лучшим образом сказывалось на ее настроении.

— Этьенетта беременна? — переспросила Клер. — Ей же под Рождество только пятнадцать исполнилось! Бертий, ты уверена?

— Да у нее живот уже не помещается в платье! Она похожа на перетянутую с двух сторон подушку. Ты должна ее прогнать! Девчонка не моется и тащит из дома все, что плохо лежит!

— Ты говоришь совсем как мама! В любом случае тот, кто ее обрюхатил, виноват намного больше. Она же подросток!

В голове Клер ее внутренний голос докончил тираду: «Подросток, который тем не менее носит ребенка! В отличие от тебя».

Девушка помотала головой, но от жестокой мысли оказалось не так просто избавиться. Она могла бы понести от Жана, но ее тело, будучи здоровым и хорошо сложенным, не приняло семени. Ни единого раза!

— Ты не ответила насчет Фредерика, — не сдавалась кузина.

— Бертий, дня не проходит, чтобы ты не вспомнила при мне о Фредерике! Я не открываю его писем. И я молюсь, чтобы он годами оставался в городе и забыл меня! Но, чтобы тебя порадовать, скажу: трубы господского дома в Понриане дымят вовсю, а это значит, что хозяин вернулся. На днях съезжу к нему и возьму свое обещание назад. Принцесса, мне теперь ничего не страшно! Пусть кричит, да хоть пусть убьет меня — плевать! Я уже мертвая.

— Для мертвой ты что-то слишком шумишь, — насмешливо заметила Бертий. — Говори тише! Может войти дядя или Гийом. И вообще, раз Жан погиб, ты могла бы выйти за Фредерика… Не сразу, а, к примеру, этим летом.

Эти слова произвели на Клер эффект пощечины. Она подошла к кузине:

— Неужели ты не понимаешь, как больно мне делаешь, говоря все это? Тебе меня совсем не жалко, Бертий! Я лишилась того, кого любила всем сердцем, а ты предлагаешь выйти замуж за другого! Господи, бедный твой муж!

Матье тихонько пискнул в своей колыбели. Он размахивал ручками, открывал ротик.

Ещё немного — и заплачет.

— Иди ко мне, моя крошка! — прошептала Клер. — Не волнуйся, сейчас получишь свое молоко. Старшая сестра с тобой, моя прелесть!

Малыш успокоился и даже слегка улыбнулся. Он очень похорошел: щечки стали пухлее и нос уже не казался таким крупным. Клер взяла его из кроватки и подняла на вытянутых руках. Мальчик, довольный, что-то залепетал.

— Смотрите все, вот будущий бумажных дел мастер из долины О-Клер! Матье Руа, самый красивый ребенок в наших краях!

Бертий вздохнула. Толкая колеса ладошками, она подъехала поближе. Каждое утро новоиспеченная мадам Данкур откладывала разговор с Клер, который рано или поздно должен был состояться. Гийом уже начал терять терпение. И вот она наконец решилась:

— Клер, милая, прости меня! Я мало знала Жана и изображать горе не буду. Выйдя за Фредерика, ты станешь богатой и тем самым поможешь нам всем…

Молодая калека запнулась. Ее лилейно-белое лицо стало красным, что случалось крайне редко.

— Как это понимать? — спросила Клер, усаживаясь возле кухонной плиты, чтобы дать Матье молока.

— Я все думала, как тебе сказать, — продолжала Бертий. — Когда у тебя случилось горе — Жан погиб, я решила еще немножко подождать. Это семейные дела, я в них ничего не понимаю, но только Гийом разорен! Ну вот, теперь ты знаешь! На эту поездку он потратил состояние, мы останавливались в лучших гостиницах. И мой гардероб — ты сама видела, какая это роскошь…

Клер кивнула. Она даже не переменилась в лице. Кузина продолжала, быстро-быстро:

— Чтобы собрать нужную сумму, Гийом продал дом на улице Эвеше, половина которого принадлежала его старшему брату. Теперь тот требует свою долю… О, все так сложно! Дом этот, кажется, был заложен — целая куча проблем… Нам пришлось приехать жить сюда, а ведь я так мечтала обосноваться в городе! Нужно, чтобы первое время дядя Колен платил Гийому жалованье. Не могу объяснить тебе всех его затруднений, но мой муж рискует попасть под суд, потому что брат поклялся стереть его в порошок. Нам нужны деньги, много денег!

— Так вы вернулись, потому что остались без гроша? — Клер была поражена. — Если бы твой муж должным образом вел свои дела, ты жила бы теперь в богатом квартале Ангулема и думать забыла бы обо мне! Браво! Несчастья сыплются на мою голову, но это — это уже слишком! Неужели ты вообразила, что я отдамся Фредерику, чтобы спасти твоего Данкура? Бедная Бертий, не тешь себя иллюзиями. Никогда, слышишь? Никогда! У вас есть крыша над головой и пропитание, это уже хорошо. Пусть Гийом сам разбирается со своими родственниками-акулами!

Вошел Колен, предварительно постучав своими грубыми рабочими башмаками о каменный порог, чтобы сбить с подошв налипшие снег и грязь. Девушки моментально умолкли.

Бумажных дел мастер поднял крышку над огромной кастрюлей, выпуская дрожащий дымок. Запахло тушеным мясом.

— Клер, обед готов? Парни проголодались. Еще бы, такой холод!

В кухню вернулась Этьенетта. Начиная с этой осени, уже она подавала работникам мельницы обед. Из кладовой она принесла бочонок вина и круглую буханку хлеба.

— Мсье Руа, все готово! Бочонок тяжеленный…

Клер с жалостью посмотрела на девушку, худую и плохо одетую, сколько бы своих вещей она ей ни отдавала. Живот у нее действительно выпирал. Колен взял из рук служанки вино.

— Беги по своим делам, Тьенетта! — сказал он. — Для тебя это слишком тяжело, лучше я схожу дважды. И кастрюлю сам отнесу!

Прежде бумажных дел мастер никогда не задавался вопросом, тяжела ли поклажа Этьенетты. У Клер возникла страшная догадка. Она опустила голову, притворяясь, что любуется малышом, чтобы не видеть ни странного выражения на лице отца, ни ответной гримасы служанки.

«Только не это! — с возмущением думала она. — Я этого не вынесу!»

* * *

Клер стучала зубами от холода. Поленьев в печку