Реквием по солнцу - Элизабет Хэйдон

Впереди медленно катил почтовый караван, семь фургонов охраняло пять десятков солдат. Караван двигался на север, к трансорланданскому тракту. Он направлялся в Сепульварту и прошел уже половину четырехнедельного цикла. Акмед прекрасно знал расписание почтовых караванов, поскольку именно он их и придумал.

За караваном следовали четыре разноцветных фургона, запряженных парами лошадей. По бокам скакали несколько одиночных всадников.

Он нашел панджери.

Акмед прикинул, как ему лучше приблизиться к каравану. Сделать это незаметно на плоской, как стол, Кревенсфилдской равнине было совершенно невозможно, а одинокого всадника, бешено погоняющего двух лошадей, могли принять за разбойника. Акмеду совсем не хотелось получить стрелу от одного из солдат Тристана Стюарда, поэтому он огляделся по сторонам, пытаясь найти способ заранее сообщить о своих мирных намерениях.

Взгляд короля болгов остановился на знамени мертвой императрицы с изображением солнца и меча, грустно обвисшем над узким перевалом. Акмед подъехал к нему и надел полотнище на свой посох. Он задумчиво посмотрел на флаг. Вчера династия закончила свое существование, не помогли даже два прекрасных символа: бесконечное могущество солнца и стойкая сила меча.

«Даже солнце и меч уходят, — подумал Акмед. — Пожалуй, не стоит использовать столь впечатляющие символы при жизни, чтобы смерть не выглядела такой жалкой».

Он пришпорил своего скакуна, убедился, что вторая лошадь послушно скачет сзади, и помчался вниз, на бесконечные просторы Кревенсфилдской равнины.

Почти одновременно раздались крики орланданских солдат и панджери, скакавших рядом со своими фургонами:

— Эй! На юге всадник!

Караван продолжал ехать дальше, постепенно набирая скорость, а солдаты, защищавшие южный фланг, приготовились перехватить незнакомца. Караван панджери также прибавил ходу.

Во втором фургоне пожилая женщина схватила за руку свою молодую соседку.

— Теофила! Посмотри на юг! Тебе не кажется, что нас преследует король болгов? — проговорила она на языке кочевников.

— Да, это он! — подтвердила третья женщина. — Он приехал за тобой, Теофила!

Молодая панджери прищурилась и посмотрела на юг. Уголки ее губ тронула улыбка, так редко посещавшая ее удивительно красивое лицо, но она ничего не сказала. Женщины принялись ее дразнить, фургон начал притормаживать, а двое солдат выехали навстречу всаднику, размахивавшему над головой флагом умершей императрицы. За ним покорно следовала еще одна лошадь.

— Ему требуется вовсе не твое мастерство, девочка!

— Ему нужна твоя задница! А она у тебя просто великолепная, Теофила.

— Верно, но она вертела ею перед носом у Крентиса все время, что мы выполняли последний заказ. Ты не боишься, что он будет ревновать?

— К королю болгов? Едва ли.

— Почему нет? У него в штанах такая же штука, как у всех остальных мужчин…

— Да! Кошелек с монетами!

— Прекратите болтать глупости, несчастные самки павлина, — рассердилась пожилая женщина. — Ведите себя прилично.

Теофила засунула руки в карман штанов и потрогала монеты, которые сняла с глаз императрицы и наследного принца после того, как ушли духовные лица и другие скорбящие, а склеп запечатали. Она провела большим пальцем по неровной поверхности монет, все еще чувствуя сожаление и резь в животе из-за того, что проделала в витражном окне недостаточно большое отверстие. Когда король болгов увидел ее в первый раз, она как раз заделывала это отверстие.

— Пусть чирикают, — отозвалась Теофила. — Я не обращаю на них внимания.

Она с интересом наблюдала, как солдаты перебросились несколькими фразами с всадником, после чего заняли свои прежние места. Король болгов, по-прежнему не поднимавший вуали, которая скрывала его лицо, оставляя открытыми лишь глаза, бросил флаг Сорболда на землю и направил своего жеребца к фургонам панджери, ведя в поводу красивую гнедую лошадь. Он остановился перед фургоном, где сидела Теофила, и посмотрел на нее. Она встала.

— Вы обдумали мое предложение?

Она прищурилась:

— Работать за инструменты?

— Да. Мы сделаем для вас любые инструменты, которые вы сумеете описать.

Теофила задумалась.

— И двести тысяч золотых монет?

Акмед заморгал, и у него слегка дрогнул голос.

— Но тогда речь шла обо всех панджери.

— Нет, речь шла о том, чтобы нанять панджери, которые вам необходимы. Вы сами сказали, что вам нужен только один человек. — Она уперла руки в бедра. — Вы отказываетесь от своего предложения?

— Нет, — быстро ответил король болгов и улыбнулся, словно ему только что пришла в голову новая мысль. — Это хорошая цена за работу лучшего мастера панджери в течение неограниченного времени.

Теперь дрогнул голос Теофилы.

— Подождите. Разве речь шла о неограниченном времени? Я на это не соглашалась.

— Нет, вы согласились на мои условия. Я сказал, что мне не понадобятся ваши услуги, если мой проект не будет доведен до конца, а вы весьма решительно заявили, что никогда не оставляете работу незаконченной. Да будет вам известно, что я хочу украсить утесы Зубов, от подножия до самых вершин, замысловатыми витражами, изображающими географическую карту мира со всеми мельчайшими деталями. Вы отказываетесь от данного вами слова?

Теофила дерзко вздернула подбородок.

— Нет, — прорычала она.

Акмед слабо улыбнулся:

— Хорошо. Тогда попрощайтесь со своими родственниками и можете их заверить, что с вами будут обращаться с подобающим уважением и хорошо заплатят.

Теофила обернулась к панджери, с недоумением взиравшим на нее, произнесла несколько слов и выслушала ответ самого старшего из мужчин — Акмед посчитал его главой клана.

Потом она вновь повернулась к королю болгов:

— Глава клана хочет быть уверен, что вы будете добры ко мне.

В голосе Теофилы Акмед уловил иронию. Возможно, она подумала о том, насколько доброй она собирается быть сама.

Акмед расправил плечи, потом соскочил с коня, вплотную подошел к фургону и остановился рядом с Теофилой.

— Я ни к кому не бываю добр, — спокойно ответил он. — Вы можете спросить об этом моих лучших друзей и самых лютых врагов, и они скажут вам одно и то же. Однако вы будете в безопасности, вас будут хорошо кормить и одевать. Больше я ничего не могу обещать.

Женщина молча обдумывала его слова. У нее за спиной панджери начали перешептываться на своем необычном языке. Акмед почувствовал раздражение и протянул Теофиле затянутую в перчатку руку.

— Пойдем со мной, — коротко предложил он.

И слова, вырвавшиеся из самой глубины его души, эхом отозвались в его сознании. Столетия назад, в прежней жизни, по другую сторону Времени, в исчезнувшем мире он уже произносил их, обращаясь к другой женщине, точно так же испытывавшей его терпение.