Юрий II Всеволодович - Ольга Гладышева

— Погибнуть аль живу быти? Но — победить! Лучше живу быти. С Богом! — И надел шелом, сразу засиявший изо всех.

Многие поспешно еще раз перекрестились. Иные шевелили губами, творя молитву.

— Ставьте стяги! — негромко велел Юрий Всеволодович.

Это означало строиться всем конникам и пешцам. Это означало готовиться к бою.

Сразу же завыли рога и трубы.

Меднорудые кроны сосен, пронизанные утренним светом, отливали то голубизной неба, то золотом восходящего солнца. Разгоревшаяся заря окатила розовым светом снега. Само солнце поднималось над бором багровое, воспаленное.

— Зарево! Пожар!

— Ништо! Заря столь жаркая.

— Не там! На закатную сторону погляди, куда светило западает!

Юрий Всеволодович оглянулся. Далекое зарево огня сгустило утреннюю дымку. Верхушки ближних деревьев пропали из виду.

— Никак, Езьск горит?

— Нет, подальше. Рыбаньск, должно.

Кроваво-красный всполох пучился, вздымался над мертвенно-немыми рекой и лесом.

Наконец огненный пузырь прорвался черными вихрями сразу в трех местах.

— Бежичи горят!

— И Городок!

— И Езьск пылает, братцы!

— Надо бечь на помощь, огонь гасить!

— Татаре, что ли, пожар-то вздули?

— Они, они! Везде — они! Все четыре погоста запалили. Вот-вот сюда будут.

— Охолонь! Не нагоняй страху. От погостов до нас десять поприщ. Успеем изготовиться!

Со стороны горящих погостов двигалось живое месиво из людей и лошадей. Шум, скрип, отдельные выкрики, но ни слова нельзя было разобрать…

Но вот долетело отчаянное:

— Татаре! Татаре!

Значит, верно, что это они пожар вздули. Не хотелось верить, что и в окрестных городках оказались татары. Именно в ту сторону Юрий Всеволодович намечал отход в случае поражения, именно для этого велел вырубить широкую просеку в лесу. А теперь ею воспользуются татары. И как они смогли все прознать, как успели обогнуть огромный лес и выйти с тыла? Они пока еще далеко, можно развернуть часть полков в их сторону…

Но нет! Даже если бы удалось вовремя оценить опасность, если бы удалось призвать всех князей, и не только Северо-Восточной Руси, но и Южной — того же Михаила Черниговского, можно было бы нанести больший урон пришельцам, но отбросить их не удалось бы все равно. Это смерч! Что им русские деревянные крепости, что им рвы и частоколы, если они прошли изгоном по Китаю, Средней Азии, Ирану, Кавказу, если перед ними не устояли и каменные, до их прихода казавшиеся неприступными крепости.

— Маячь! Ставить стяги! Уряжать полки! — понеслось тем временем от главного воеводы к тысяцким, сотским, десятским — по всей цепи и в глубь воинства. — Ставить стяги!

Жерди и слеги с воинскими хоругвями вздымались за линией рвов перед стеной соснового бора. Приглушенный шум голосов, переступ конских копыт, звяк мечей и щитов, беготня, окрики тысяцких и сотников. Опытных воинов прохватывал внутренний холодок, каждому уже метилась кровавая сеча.

— Ну, что, ратнички, потрудимся? — взывал Жирослав Михайлович, объезжая строй.

— Потрудимся, как Бог есть!

— Готовьтесь, ратнички, труд предстоит славный!

Это уж так: труд для русичей и подвиг ратный, и все, что с работой или ратью связано — заботы и страдания, печаль и горе, боль от ран и язв, недуги и болезни — все-все труд, все, что трудно.

Юрий Всеволодович вместе с главным воеводой объехал всех тысяцких и сотских военачальников. Все на местах, все готовы к битве, один взрачнее и дюжее другого, в полном порядке воинского убранства.

Много ратников бывалых, не раз ходивших с великим князем в походы. Только прежние рати не такими были: победа давала добычу — оружие, дорогие доспехи, пленников-рабов. Уж так велось испокон века повсюду: война — грабительство. А сейчас, даже в случае победы, не будет никакой поживы — ни добра, ни рабов, ни красных женок. Да и татары, надо думать, не рассчитывают на добычу, как рассчитывали, когда брали города, и они пришли в глухую лесную сторону на смерть или на одну лишь славу.

Жирослав Михайлович сразу же распорядился выслать по всей линии обороны — от погоста Бежичи до устья Сити — мелкие отряды лазутчиков. А к оставшимся в живых людям Дорожа выслал подкрепление.

Юрий Всеволодович одобрил это скорое решение и порадовался, что не ошибся в своем главном воеводе. Грузен, не молод, с одутловатым лицом, но стати не утратил. Выше всех ростом, латы облегают его плотно, выглядел Жирослав Михайлович будто бочка, однако подвижности его и сноровке и молодые позавидуют. Ни на кого не подымал начальственного голоса, но замечал все главные упущения и указывал на них строго, взыскивал беспощадно. Помощники и гонцы были у него понятливые и расторопные.

— Подлинно стратег! — похвалил его Юрий Всеволодович.

Не обманул надежд и главный боярин Василька Жидислав, худощавый и подтянутый, что тетива жильная. Он сумел быстро и справедливо, не вызвав ни у кого ни ропота, ни нареканий, раздать пешим ратникам оружие и броню, определить каждому свое место.

Старый дружинник Якум с красным от мороза лицом и черной с редкими серебряными нитями бородой находился при великом князе безотлучно, все распоряжения понимал с полуслова. Еще только собрался Юрий Всеволодович верхоконных дружинников предупредить, чтоб не вздумали гнаться за татарами, а Якум уж вскочил на снежный взлобок берега, перекрыл горячим головам путь:

— Они заманят вас туда, где у них главные силы. Или не слышали про их коварство?

Глеб Рязанский, невыспавшийся и похмельный, ходил хвостом за великим князем и канючил:

— Вели, Гюрги, дать мне меч! Не с укладным же ножиком мне драться?

— Будешь при мне толмачом. Ужо возьмем пленных, станешь их пытать.

Глеб в ответ взглянул вдруг остро и трезво, но смолчал.

Кашевары — старый Леонтий и молодой Бровач — тоже взялись за оружие, хотя Жирослав Михайлович и попенял им, что присмотр за котлами и варевом бросили.

Святослав не находил себе места, забыв обиду, все допытывался у брата, где ему быть да кем предводительствовать. Глядя на своего князя, и слуга его Проня чувствовал себя лишним.

Братаничи, все трое, во главе со старшим Василько и своими боярами быстро заняли отведенное им и их ратникам расположение в междуречье Сити и Мологи, там, где истоки обеих рек близко сходились к поросшему лесом взгорью.

Солнце только-только поднялось над еловым перелеском, как уж все полки заняли назначенные им места обороны.

Юрий Всеволодович на своем вороном Ветре начал смотр воинства.

На левом крыле стояли служилые люди, собранные из разных мест, но все обученные военному делу и почти все имевшие на себе бронь — проволочные кольчуги, пластинчатые латы или хоть самодельные из луба, обтянутого кожей, все это броненосное воинство — железные полки латников находилось под началом Жирослава Михайловича.

В середине располагалась пятитысячная пешая рать — простые вои, а за ней с боков — ударный верхоконный полк владимирцев.

Всю правую сторону прикрывали пешие и конные ратники братаничей — засадный, или затыльный, полк.

Замысел построения был такой: большой полк — чело, или перед, — это воеводы и два крыла, полки правой и левой руки, это княжеские дружины, а еще сторожевой полк, дающий знать главному о месте нахождения и передвижениях неприятеля. Запасная стража из лучших дружин называлась стена, а построение широкой стороной к противнику называлось пяток еще во времена похода Игоря Северского. Пяток очень любили применять новгородцы. Его крылья — княжеские дружины на конях, основание — копейщики, по бокам — лучники.

Все это Юрий Всеволодович хорошо знал, но знал также, что победу всегда решает численное превосходство, сила, мужество и умение владеть оружием. Не раз применял он эти военные правила: заманивание противника, обход, охват, окружение и — свежий полк из засады добивает. Все!

Но такого противника у великого князя еще не бывало.

За ночь все обметал пушистый ивень: стяги, копья, лошадиную сбрую.

— К теплу! — говорили вои.

— Знаменщикам развернуть знамена! — раздалось приказание полкам.

Утреннее солнце слепило зрение. Игольчатым строем воздвиглись пики, и тени их отразились на снегу. Другая, живая тень от дыхания множества людей и коней бежала по голубым сугробам.

Великий князь сощурил глаза:

— Твердость, выносливость, суровость — вы этим обладаете, — сказал он. — Отдайте же все это лучшее на последний подвиг ратной жизни. Укрепитесь храбростию и мужеством во имя отечества. С нами Бог и Пресвятая Богородица!

Вместе со служилыми воинами в строю находились городские и сельские ополченцы, которых наскоро научили уже здесь, в стане, стрелять из луков, рубить мечами прибрежный тальник, метать сулицы. Однако вид ополченцы имели прискорбный. Одеты по-разному, смотря по достатку: одни в заплатанных полушубках, другие в медвежьих или волчьих шкурах, но у всех одинаковое вооружение — рогатины, топоры, пики из суковатых жердей и луки, согнутые во время стояния и ожидания врага.