Когда исчезает страх - Петр Капица

Соскочив на землю, мы с Юленькой подкатили самолет в тень широких ветвей дерева и стали озираться: где же вражеский истребитель?.

Немецкий истребитель, видимо, не заметил нашей посадки — он кружил восточней. К нам едва доносились звуки подвывающего мотора. Но вскоре и они стихли.

Я оглядела сад с его отяжелевшими деревьями, усыпанными плодами, белые, желтые, красные и синие головки цветов, обрызганные горячим маслом и бензином, вытекавшим из нашего самолета, и почувствовала, как у меня закружилась голова.

Мы отчаянно устали. Не говоря ни слова друг другу, я и Юленька повалились на землю и, уткнувшись носами в траву, наслаждались запахами полевой свежести, мирным покоем и жужжанием пчел, копошившихся в цветах.

Мотор нашего самолета, охлаждаясь, потрескивал. Слабый ветерок едва шевелил листья, и ажурные блики солнца колыхались, словно золотистые тонкие сети.

От внезапной тишины, ласкающего тепла и воздуха, напоенного медовыми ароматами сада, я словно потеряла сознание: провалилась в блаженный сон, в котором теряешь ощущение своего тела.

Нас разбудила высокая старуха, с надвинутым на глаза платком.

— Ой, лишенько мое! Шо з вами зробилось?.. Живы ли? — тормоша то меня, то Юленьку, с тревогой спрашивала она. А когда мы подняли отяжелевшие от сна головы и, сняв шлемы, тряхнули волосами, принялась причитать: — Ой, милые! Да такого никогда не було… Я думала, хлопчики. Захожу съесть грушку. Вижу: яки ж то самолет? Оба льотчика лежат, и мотыльки над ними вьются… якись немец, злыдень, подбил чи сами сомлели?

От жары у нас пересохло в глотках. Юленька с трудом объяснила, как мы очутились в саду, и стала расспрашивать: нет ли поблизости воинской части?

— Тю, до нас солдаты редко ходят, — ответила старуха. — Всё по степу пылят. Людям не до фрукты теперь. Я зараз… тильки до Гали дойду. Зъешьте трошки грушек. Такой фрукты, как наша, в Москве ни за какие деньги не купишь.

На наше счастье, в совхозе действовал телефон. Мы связались со штабом дивизии, и к нам выехала ремонтная летучка технарей.

В ожидании помощи мы вымылись у колодца и уселись в тени под деревом. Женщины принесли нам два арбуза, меду и белых лепешек. Они окружили нас и жалостливыми глазами смотрели, как мы жадно едим.

— И сколько вас таких курносеньких воюет?

— Много, целый полк.

— И все на стрекочах?

— Нет, у нас есть и другие, они бомбы подвешивают.

— И шо — з бомбами вам не страшно?

— Как не страшно, мы такие же люди, как все.

— А хлопцы где?

— Мужчин в наш полк не берут, без них обходимся.

— Вроде як у нас, — заметила высокая старуха, — на все село дед Митрий да Васька Колченогий. Ни тпру ни ну! И с начальством погуторить некому.

— Тут брешут, шо немец, як скаженный, и скачет, и едет, и летит. Врут или правда? Вам ведь сверху видно?

Наши ответы не успокаивали их. Женщины прослезились, — им не хотелось оставаться у немцев и страшно было трогаться с места.

Вскоре на «летучке» примчались техники соседнего истребительного полка. Осмотрев наш «ПО-2», они пообещали:

— Через два-три часа полетите. С бензобаком только возня, а остальное — пустяки. Не такие дыры латаем.

Техники не хвастались, — они оказались умелыми лекарями. Через два с половиной часа наш самолет был выведен в поле и заправлен. Мы попрощались с погрустневшими женщинами, благодарно пожали руки технарям и полетели дальше».

Глава девятнадцатая

В июле, когда солнце в Заполярье совершенно не заходило, подули сильные ветры, иссушившие травы, мхи, розоватый вереск и стелющиеся по земле кустики.

Еще недавно зеленевшие поймы рек, покрытые осокой, дернистой щучкой и лютиками, пожухли, стали коричнево-серыми. Лишь на болотах кое-где виднелись желтоватые «купальщицы» да мясистые «раковые шейки».

От малейшей искры на сопках загорались мхи, лишайники, кустики вереска и пересохшие карликовые березки. А в болотах дымился и порой пламенем вспыхивал торф.

Гитлеровцы, видя, что испепеляющая жара и ветры способствуют пожарам, стали сбрасывать на кварталы деревянных домов Мурманска мелкие зажигательные бомбы. На окраинах запылали целые улицы. Горели заборы, сараи, склады. Ветер разносил искры и забрасывал в леса.

Черный дым и сизый чад нависли над Кольским полуостровом.

На аэродроме от запаха гари першило в горле, слезились глаза. Легко дышалось только в воздухе.

Тревоги были частыми. Большинство вылетов истребителей кончалось ожесточенными боями. Люди всё же выдерживали непомерную нагрузку, а машины начали сдавать: старые «чайки» с «ишачками» вышли из строя еще весной, «МИГов» осталось немного, а «харрикейны» все были в заплатах, нуждались в ремонте и замене моторов. Летать на них стало опасно: моторы, не имевшие воздушных фильтров, засорялись песком, пылью и не заводились.

Чубанову с трудом удалось раздобыть полторы дюжины американских истребителей «китти-хаук». Они были поменьше «харрикейнов», летали чуть быстрей, но и у них моторы были без воздушных фильтров и часто портились. Союзники вели себя нечестно: сплавляли по ленд-лизу машины устаревшие, которые самим не годились.

— Ладно, — говорили летчики, — повоюем на «хауках», зато потом легче будет на «ЯКах» фашистов бить.

В Мурманский порт продолжали прибывать караваны кораблей союзников с военными грузами. Они шли под конвоем миноносцев и охотников за подводными лодками, но прикрытия с воздуха не имели. Немецкие пикирующие бомбардировщики встречали их далеко в океане, почти безнаказанно бомбили.

Кочеванов слышал, что морские летчики для далеких полетов приспосабливают на своих истребителях дополнительные баки с горючим. То же самое решил сделать и он. Рассчитав, сколько лишнего горючего сможет поднять «китти-хаук», молодой комэск приказал механикам подвесить на самолеты Ширвиса, Хрусталева и свой по дополнительному пятисоткилограммовому баку.

«Китти-хауки», конечно, сильно отяжелели, стали менее маневренными, зато могли появляться там, где их не ждали бомбардировщики.

Первый же вылет принес успех. Немецкие летчики, заметив в недосягаемой для истребителей зоне вывалившихся из облаков «китти-хауков», решили, что в конвое идет авианосец. Беспорядочно сбросив бомбы, они поспешили уйти. Советские истребители не стали их преследовать. Покружив над конвоем, они через час вернулись на аэродром.

Позже с подвесными баками стали летать и другие летчики эскадрильи. Полеты над морем проходили благополучно, потери бывали только на подходах к аэродромам: на истребителей нападали прятавшиеся за облаками «волки». Они знали, что летчики, возвращающиеся после боя домой, всегда утомлены, меньше поглядывают по сторонам, надеясь на защиту своих зенитных батарей. Кроме того, горючее и боеприпасы у истребителей были на исходе. На них можно было набрасываться без всяких опасений: истребители не могли долго маневрировать и обороняться.

В один из вылетов «волки» сбили двух молодых летчиков и, сильно потрепав, подожгли «китти-хаук» Хрусталева. Старший лейтенант еле спасся, посадив горящий самолет на край аэродрома.

Надо было уничтожить «волков», рыскавших вдоль побережья. Кочеванов и Ширвис, получив разрешение на «свободную охоту», несколько раз вылетали к морю, но с хищниками не встретились. «Волки», видимо, отправлялись на добычу лишь после сигналов своих бомбардировщиков. Гитлеровцев следовало подстеречь.

Кириллу и Яну пришлось охотиться порознь. Когда один водил самолеты на прикрытие кораблей, другой, минут за десять до их возвращения, вылетал с напарником навстречу. Над морем встречающие набирали высоту и умышленно вели самолеты заниженной скоростью и неверной, будто усталой рукой.

Однажды взгляд Кирилла, скользнувший мимо солнца, приметил три неясные точки. Полуденное солнце светило ярко, он не мог определить, что это за самолеты, но на всякий случай предупредил напарника.

Неясные точки вскоре приобрели контуры. Сомнений не было — приближались «мессершмитты»: два из-под солнца шли в атаку, а третий остался за легким, почти прозрачным облаком.

«Пойду в лоб, этого они не ждут. И свяжу боем», — решил Кочеванов.

Он немедля сообщил по радио на аэродром, чтобы поднялось дежурное звено и отрезало «мессершмиттам» путь отступления. Затем просигналил напарнику атаку на встречных курсах.

В рамки прицелов хорошо было видно, как увеличиваются силуэты самолетов. Гитлеровцы недоумевали: почему русские не уходят, они ведь могут избежать лобовой встречи? Впрочем, что в их положении сделаешь? Так и так — конец!

Для запугивания гитлеровцы открыли огонь с дальнего расстояния, а затем все же уклонились от встречного боя.

«Волки» были уверены, что русских нетрудно будет настигнуть на посадке и прикончить. Но в этот раз «китти-хауки» почему-то не спешили скрыться. Они сами устремились в погоню. На сколько же минут хватит у русских горючего? Надо увести их подальше от аэродрома. А вдруг это не те самолеты, которые барражировали над морским конвоем? Всё равно силы неравные: два против трех. Это от страха они растерялись и действуют так безрассудно.