Белая береза - Михаил Бубеннов

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

I

В штабе командующего армией генерал-лейтенанта Рокоссовского 11 ноября состоялось совещание командиров стрелковых дивизий, танковых бригад и других соединений.

На фронте в последние дни стояло затишье.

Немецко-фашистская армия, истощенная и обескровленная за период октябрьского наступления, не проявляла активных действий. Но данные разведки говорили о том, что гитлеровское верховное командование усиленно готовится к новому наступлению. В потрепанные гитлеровские дивизии ежедневно прибывало пополнение. Одновременно появлялись и новые части. Только накануне совещания в район села Каменка прибыла 5-я танковая дивизия, недавно воевавшая в Африке и все еще не успевшая перекрасить свои танки: в отличие от танков других дивизий они были выкрашены в желтый, песочный цвет пустыни. Все это означало, что второе немецкое наступление на Москву может начаться в ближайшие дни.

Надо было готовиться к отражению нового натиска врага. Наступали дни, когда решалась судьба Москвы.

На совещании у Рокоссовского стоял вопрос об улучшении оборонительных позиций армии. Линия ее обороны на 11 ноября проходила северо-восточнее Волоколамска, недавно занятого немцами, пересекала Ржевскую железную дорогу у разъезда Дубосеково, а затем, извиваясь, уходила на юго-восток, но вдруг круто заворачивала на север - к Волоколамскому шоссе. Здесь противник вбил клин в левый фланг армии. Деревня Скирманово находилась на острие, этого клина. Отсюда гитлеровцы из дальнобойных орудий обстреливали даже Волоколамское шоссе. Отсюда им легче всего было вырваться на шоссе в районе поселка Ново-Петровское, выйти в тыл основным силам армии Рокоссовского и двинуться к Москве. Здесь, в районе Скирманова, гитлеровцы сосредоточили до пятидесяти танков, много артиллерии и пехоты. Поэтому ликвидация немецкого клина у Скирманова являлась очень важной и неотложной задачей армии.

Выполнение этой задачи возлагалось в основном на 4-ю танковую бригаду полковника Батюкова и стрелковую дивизию Бородина. Утром Бородин и Батюков провели рекогносцировку в районе Скирманова, где должен был произойти бой, и теперь могли предложить свое решение этого боя.

Рекогносцировка, быстрая езда по заснеженным подмосковным полям и лесам, мысли о предстоящем бое - все это сильно волновало молодого, энергичного Батюкова. Когда же Батюков появился в штабе армии, ему сообщили, что Советское правительство присвоило ему звание генерал-майора и за образцовое выполнение заданий командования наградило орденом Ленина. Это сообщение еще больше взволновало командира танковой бригады.

Он докладывал горячо, убежденно; вдохновенно приподнятое лицо молодого генерала густо рдело, подвижные брови часто взлетали, точно он все время пытался заглянуть куда-то далеко вперед...

Многие командиры познакомились с Батюковым только в конце октября, когда он со своей бригадой прибыл в армию Рокоссовского из-под Орла. Всем командирам очень нравился молодой генерал, обнаруживавший хорошее знание военного искусства, живость и сдержанную горячность, которые, безусловно, необходимы на войне.

Особенно приятные чувства, смотря на Батюкова, испытывал самый пожилой на совещании человек - генерал Бородин. Это происходило не только потому, что он, Бородин, встретил на войне еще одного талантливого командира и хорошего человека, каких встречал много, и не только потому, что завтра предстояло воевать вместе с Батюковым и, следовательно, узнать его в бою. Приятные, приподнятые чувства генерал Бородин испытывал главным образом потому, что был значительно старше всех по возрасту и с вершины своих лет лучше других видел, какие командиры рождались в Советской стране, - не только нового душевного склада, нового мировоззрения, но и совершенно новой военной науки - необычайно мудрой, смелой и вдохновенной. И генерал Бородин, держа в руках газету, где сразу были помещены два правительственных документа о Батюкове, с восхищением слушал молодого командира и думал о том, что вот такие молодые советские военачальники уже успешно бьют гитлеровцев и, несомненно, будут победителями в этой войне.

Выслушав Батюкова, Рокоссовский неожиданно занялся бумагами, которые положил перед ним начальник штаба армии Малинин. Генералы сочли это передышкой в совещании. Бородин, Панфилов и Доватор, со всех сторон склоняясь к Батюкову, шепотком заговорили о его докладе.

Отвечая тоже шепотком на замечания, волнуясь, Батюков, сам того не желая, потянул из рук Бородина газету, где были напечатаны о нем правительственные документы.

- Да, да, возьмите, - тихонько сказал Бородин.

Батюков увидел, что вытащил из рук Бородина газету, и тут же вернул ее обратно.

- Нет, это ваша, Михаил Ефимович, вы возьмите, не стесняйтесь, просто и ласково сказал Бородин. - Знаете, память... Получить звание генерала сейчас, вот в эти дни под Москвой, большая честь! Большое доверие!

Рокоссовский оторвался от бумаг.

Совещание продолжалось.

Выслушав Бородина и начальника штаба армии Малинина, Рокоссовский нагнулся над картой, разостланной на столе, взялся за карандаш и по привычке задумался, прежде чем сказать свое слово.

Пока Рокоссовский думал, все сидели в молчаливом и напряженном ожидании, почему-то следя не за выражением лица командующего, а за направлением его остро зачиненного карандаша. За окнами большого каменного дома, в котором проходило совещание, косо проносило крупные снежинки; ими засеивало стекла и ветви молодых елок во дворе.

- Итак, всем ясна основная задача боя за Скирманово, - заговорил Рокоссовский, бросая карандаш на карту и быстро вскидывая светлый, но утомленный взгляд. - Мы должны улучшить свои позиции и нанести противнику такой удар, чтобы предупредить его активные действия на этом участке фронта. Повторяю: это основная задача. Но это не все, что может дать нам завтрашний бой. Далеко не все! Проводя вот такие бои, какой задуман нами на завтра, мы учимся наступать, товарищи! Учимся все - от солдата до командарма. Такой наступательный бой - университет наступления. Не сомневаюсь, что недалеко то время, когда мы должны будем опрокинуть врага. И поэтому уже сейчас, обороняясь, мы должны практически готовиться к наступлению...

Неожиданно Рокоссовского пригласили в аппаратную: на проводе Москва. Рокоссовский быстро поднялся и вышел из кабинета.

Через полчаса он вернулся, обвел всех разгоряченным взглядом, два раза молча раскинул руки, видимо до предела пораженный тем, что произошло, и взволнованно воскликнул:

- Какой день! Великий день!

Он быстро подошел к Батюкову, обнял его и трижды поцеловал, как солдат солдата в час победы.

- Еще раз, второй раз за один день, поздравляю тебя, дорогой Михаил Ефимович! - сказал он растерянному Батюкову и обратился ко всем: - И вас всех, дорогие друзья, тоже поздравляю! Сегодня свершилось историческое событие: положено начало созданию советской гвардии! Михаил Ефимович, ты и твои танкисты - первые наши гвардейцы!

II

Гитлеровцы, занятые подготовкой к новому наступлению, лишь изредка на утренних и вечерних зорях - бросали на наш передний край да в тылы несколько снарядов и мин, но словно бы только затем, чтобы напомнить: наступило затишье, а не конец войне. Наши батареи отвечали редко - берегли боеприпасы. Все эти дни дивизия Бородина занималась перегруппировкой частей и подразделений, укреплением позиций, наблюдением за противником, ремонтом оружия, подвозкой боеприпасов и продовольствия - словом, множеством самых различных дел, необходимых для того, чтобы в конечном счете успешно вести главное дело - уничтожение врага. На переднем крае активно действовали только снайперы. Из невидимых засад то и дело раздавались их меткие выстрелы.

В эти дни затишья майор Озеров очень тосковал о семье и родной Сибири. Как раз в это время он получил от жены сразу два письма.

Жена работала учительницей в Новосибирске, где Озеров служил в армии до поступления в академию. Она была весьма энергичной женщиной, способной и без мужа управиться с семьей, но Озеров понимал, конечно, что сейчас семье жить стало трудно, и, как ни утешал себя, беспокоился о ее судьбе.

Он писал жене пространный ответ. Теплые, ласковые слова лились и лились из-под пера, и не было им конца. Он писал - и перед его глазами стояла, как живая, вся семья: старая, но еще бодрая мать, жена с ребятами - Таней и Володькой. И будто бы стояли они на лесистом берегу широкой весенней Оби, а вокруг, куда хватал глаз, расстилались родные, любимые сибирские просторы.

Как долго он не видал семьи!

Как долго не был в Сибири!

Майор Озеров прожил там почти всю жизнь. Озеровы - старожилы Сибири. Их род раскинул могучие ветви по многим селам, расположенным у Касмалинского бора. Отец Озерова возвратился с первой мировой войны большевиком, создал и возглавил в родном селе Совет, а когда летом восемнадцатого года белогвардейцы захватили власть, - стал командиром партизанского отряда в знаменитой партизанской армии своего друга-однополчанина Ефима Мамонтова. Через год отец, раненный в ногу, попал в руки белых карателей. На глазах односельчан белогвардейцы исхлестали его шомполами до потери сознания, а затем пристрелили. На другой день четырнадцатилетний Сережа Озеров был в отряде партизан. До зимы он носился по алтайским степям, участвовал в разгроме нескольких карательных экспедиций Колчака, а зимой, когда подошли части Красной Армии, вернулся домой.