Багдадская встреча. Смерть приходит в конце (сборник) - Агата Кристи

Ренисенб умолкла. Управляющий смотрел ей прямо в глаза. Серьезный, пристальный взгляд, проникающий в душу и сердце…

Он взял ее руки в свои и ласково сжал:

– Не бойся за меня, маленькая Ренисенб… Все будет хорошо.

Да, подумала она, все будет хорошо, если Хори обещает. Ее охватило странное ощущение покоя, умиротворения, чистого, звенящего счастья… Прекрасное, но недосягаемое чувство, как те дали, которыми она любовалась из грота возле гробницы и над которыми невластны человеческие желания и капризы.

И вдруг она услышала собственный голос:

– Я выхожу замуж за Камени.

Хори выпустил ее руки – спокойно и почти естественно.

– Знаю, Ренисенб.

– Они… мой отец… думают, что так будет лучше.

– Знаю.

Он повернулся и пошел прочь.

Стены двора словно надвинулись на нее, голоса в доме и у закромов снаружи стали громче, назойливее.

– Хори, куда ты собрался? – робко окликнула Ренисенб.

– В поля, с Яхмосом. Там много работы, и нужно сделать записи. Жатва подходит к концу.

– А Камени?

– Он идет с нами.

– Мне здесь страшно! – крикнула Ренисенб. – Даже при свете дня, когда меня окружают слуги, а в небесах плывет Ра. Я все равно боюсь!

Хори поспешил вернуться.

– Не бойся, Ренисенб. Клянусь, тебе нечего бояться. По крайней мере, сегодня.

– А потом?

– Нужно прожить этот день… и я клянусь, что сегодня тебе не угрожает опасность.

Женщина пристально посмотрела на него и нахмурилась:

– Но опасность угрожает всем нам? Яхмосу, отцу, мне? Ты просто считаешь… что я не первая в очереди?

– Постарайся не думать об этом, Ренисенб. Я делаю все, что в моих силах, хотя тебе может казаться, что я бездействую.

– Понятно. – Ренисенб смерила его задумчивым взглядом. – Да, понимаю. Первым будет Яхмос. Враг дважды пытался использовать яд, но неудачно. Будет третья попытка. Вот почему ты не будешь отходить от него ни на шаг – чтобы защитить. А после него наступит очередь моего отца и моя. Кто может настолько ненавидеть нашу семью, что…

– Тише. О таких вещах лучше не говорить вслух. Верь мне, Ренисенб. Попробуй прогнать страх из своего сердца.

Она откинула голову назад и гордо посмотрело ему в лицо:

– Я верю тебе, Хори. Ты не дашь мне умереть… Я очень люблю жизнь и не хочу с нею расставаться.

– Не расстанешься, Ренисенб.

– Ты тоже, Хори.

– И я тоже.

Они улыбнулись друг другу, и управляющий отправился на поиски Яхмоса.

Ренисенб сидела на корточках и наблюдала за Кайт.

Кайт помогала детям лепить игрушки из глины, смачивая ее водой из пруда. Пальцы женщины мяли и формовали глину, тихий голос подбадривал двух серьезных маленьких мальчиков. Лицо Кайт было таким же, как всегда, – ласковым, некрасивым, бесстрастным. Пропитавшая дом атмосфера смерти и постоянного страха как будто совсем ее не коснулась…

Хори просил Ренисенб не думать, но никакая сила в мире не могла заставить ее выполнить эту просьбу. Если Хори знал имя врага, если Иса знала имя врага, то и она сможет его узнать. Наверное, неведение безопаснее, но разве можно с этим смириться? Она хотела знать.

Должно быть, все очень просто – проще не бывает. Совершенно очевидно, что ее отец не мог желать смерти собственным детям. Тогда остаются… Кто остается? Если отбросить предвзятость, то два человека – Кайт и Хенет.

Женщины, обе…

И у обеих нет явной причины для убийства…

Хотя Хенет их всех ненавидит… Да, вне всякого сомнения, Хенет их ненавидит. Она призналась в ненависти к Ренисенб. И разве эта ненависть не может распространяться на других?

Ренисенб попыталась представить, что творится в темных закоулках души Хенет. Жила здесь все эти годы, работала, заявляла о своей преданности, лгала, шпионила, сеяла раздоры… Пришла сюда много лет назад, бедная родственница знатной и красивой госпожи. Видела, как счастлива госпожа с мужем и детьми. Ее саму бросил муж, а ее единственный ребенок умер… Да, вполне возможно, так все и было. Вроде раны от удара копьем, которую однажды видела Ренисенб. Поверхность раны быстро затянулась, но внутри гниение продолжалось, так что рука раздулась и стала твердой на ощупь. А потом пришел лекарь и, прочтя нужное заклинание, воткнул маленький нож в твердую, раздутую, уродливую руку. Из раны хлынула зловонная жидкость… Так бывает, когда прочищают сточную канаву.

Наверное, нечто подобное происходило в душе Хенет. Печаль и боль угасли слишком быстро, а яд внутри остался, породив огромную волну ненависти и злобы.

Ненавидела ли Хенет Имхотепа? Нет, конечно. Долгие годы она обхаживала его, пресмыкалась, льстила… А Имхотеп безраздельно верил ей. Неужели подобная преданность может быть притворной?

А если Хенет была так предана хозяину, могла ли она намеренно причинить ему столько горя?

Но ведь можно предположить, что она ненавидела и Имхотепа… всегда его ненавидела. А льстила намеренно, чтобы пользоваться его слабостями. А может, она ненавидела Имхотепа больше всех? Тогда что доставит больше радости ее извращенному уму, чем такие страдания? Когда его дети умирают один за другим…

– Что с тобою, Ренисенб? – Кайт пристально вглядывалась в ее лицо. – Вид у тебя такой странный.

Ренисенб встала.

– Кажется, меня сейчас вырвет, – сказала она.

– Наверное, съела слишком много зеленых фиников… а может, несвежая рыба.

– Нет-нет, это не еда. Это ужас, в котором мы живем.

– Ах вот оно что…

Это было произнесено с таким безразличием, что Ренисенб удивленно вскинула голову.

– Но, Кайт, разве ты не боишься?

– Пожалуй, нет. – Кайт задумалась. – Если что-то случится с Имхотепом, о детях позаботится Хори. Он честный. Он сохранит их наследство.

– Это может сделать и Яхмос.

– Яхмос тоже умрет.

– Кайт, ты так спокойно об этом говоришь… Неужели тебе безразлично? То есть если умрут мой отец и Яхмос?

Кайт задумалась на мгновение. Потом пожала плечами.

– Мы обе женщины: так что давай начистоту. Имхотепа я всегда считала тираном и непорядочным человеком. А в истории с наложницей он вел себя просто возмутительно – позволил убедить себя лишить наследства собственную плоть и кровь. Я никогда не любила Имхотепа. А что касается Яхмоса… Он ничтожество. Сатипи каждый день им командовала. В последнее время, когда ее не стало, он сделался важным, раздает указания… Яхмос всегда предпочитал своих детей моим, и это естественно. Так что, если он умрет, моим детям это будет только на пользу – я так на это смотрю. У Хори нет детей, и он справедливый. Все, что случилось в доме… печально, конечно… но я тут недавно подумала, что, возможно, все и к лучшему.

– Как ты можешь так говорить… спокойно, хладнокровно? Если первым убили твоего мужа, которого ты любила?

На лице Кайт промелькнуло какое-то странное выражение. Она бросила на Ренисенб взгляд, в котором читались неодобрение и насмешка.

– Иногда ты прямо как Тети, Ренисенб. Ну правда, такой же ребенок!

– Ты не скорбишь по Себеку, – медленно произнесла Ренисенб. – Я это заметила.

– Послушай, я соблюдаю приличия. Я знаю, как должна себя вести недавно овдовевшая женщина.

– Да… тут тебя не в чем упрекнуть. Значит… ты… не любила Себека?

Кайт пожала плечами:

– С какой стати?

– Кайт! Он был твоим мужем… подарил тебе детей.

Лицо женщины смягчилось. Она посмотрела на двух маленьких мальчиков, занятых глиной, а потом на Анх, которая каталась по земле, что-то лопоча на своем языке и болтая маленькими ножками.

– Да, он подарил мне детей. За это я ему благодарна. Но каким он был на самом деле? Смазливый хвастун… мужчина, вечно увивавшийся за другими женщинами. Он не взял в дом сестру, как это принято, скромную женщину, которая приносила бы пользу всем нам. Нет, он ходил в дома, пользующиеся дурной славой, тратил там немалые деньги, много пил, требовал себе самых дорогих танцовщиц… Хорошо еще, что Имхотеп ему не доверял и Себеку приходилось строго отчитываться за все сделки, которые он заключал для поместья. Разве я могла любить и уважать такого мужчину? Что такое вообще мужчины? Они нужны, чтобы зачать детей, – и всё. Но жизненная сила передается через женщин. Это мы, Ренисенб, передаем детям все, что имеем. А что до мужчин – пусть они делают детей и рано умирают…

Злость и презрение в голосе Кайт усиливались с каждой фразой, словно звук какого-то музыкального инструмента. Плоское, некрасивое лицо исказила гримаса.

«Кайт сильная, – подумала Ренисенб. – Если она и глупа, то не осознает этого и довольна собой. Она ненавидит и презирает мужчин. Я должна была давно догадаться. Мне уже приходилось видеть ее такой – грозной. Да, Кайт сильная…»

Взгляд Ренисенб сам собой переместился на мускулистые руки женщины, мявшие глину. И она подумала об Ипи и о сильных руках, которые удерживали его голову под водой. Да, руки Кайт на это способны…