Ангелочек. Дыхание утренней зари - Мари-Бернадетт Дюпюи

– В итоге ты оказалась не лучше и не хуже, чем другие женщины! – бросил он. – Ты сыграла со мной злую шутку, Леонора, но, несмотря на это, я не могу выставить тебя за дверь. Остается только получить от этого хоть какую-то пользу и заодно заставить тебя заплатить за твое вранье!

И он шагнул к креслу. Леонора в испуге вскочила. Альфред схватил ее за талию и поцеловал – жадно, грубо. Еще секунда – и он прижал ее спиной к стене и стал задирать на ней юбки.

– Что ты делаешь? – пробормотала она. – Нет, только не так!

Она не узнавала в нем деликатного и предприимчивого любовника, любителя необычных поз и новых ощущений. Альфред всегда внимательно относился к ее женским желаниям и добивался своего, не прибегая к принуждению. Но сегодня все было по-другому. С красным лицом, стиснув зубы, судья был преисполнен решимости использовать Леонору, как обычную уличную потаскуху. Испугавшись, она попыталась было отбиваться, но любовник продолжал терзать ее губы своими губами и языком, хвататься железными пальцами за нежную кожу на ее бедрах между чулками и подвязками. В конце концов он подтолкнул ее к столу, на котором обычно писал письма личного характера, усадил ее, а потом, молча и грубо, опрокинул на спину.

Холостяк и большой любитель женщин, Альфред Пенсон дал волю своей похоти. Он разорвал тонкие шелковые панталончики и сжал пальцами нежную женскую плоть.

– Мне больно! – пожаловалась Леонора. – Дорогой, прошу, только не сегодня! Прекрати!

Вместо ответа он резким движением проник в нее, прижался к ней всем телом, стараясь, впрочем, на нее не смотреть. Он двигался в ней, думая только о своем удовольствии, все остальное было ему безразлично. Скоро любовница начала тихонько постанывать в его объятиях, но и на это ему было наплевать. Что до Леоноры, она наконец перестала вырываться и отдалась нарастающему удовольствию. Прикрыв глаза, она шептала в ритме его толчков:

– Ты… Ты… Ты…

Когда все закончилось, судья застегнул штаны. Он выглядел растерянным, но протрезвевшим. Разрумянившаяся, растрепанная и задыхающаяся Леонора не спешила заговаривать первой.

– Прости! – сказал он. – Я повел себя как мужлан. Я рассердился. Не знаю, что на меня нашло.

Он похлопал ее по колену, потом легонько его погладил.

– Альфред, ты все еще любишь меня? – спросила она тихо, голосом ребенка, который знает, что заслужил наказание.

– Увы, да! Чувства не проходят так быстро.

Она соскользнула со стола и обвила руками его шею.

– Это было не так уж плохо, – шепнула она ему на ухо.

– Для меня – да. Но для тебя?

– Если тебе понравилось…

– Моя сладкая козочка, ты сводишь меня с ума! – проговорил он. – Но нам надо поговорить серьезно! И как теперь, по-твоему, я могу изменить ситуацию?

– Ты должен найти решение, Альфред, потому что в противном случае Гильем меня убьет! Он заявил об этом совершенно спокойно и хладнокровно, и я чувствую, он способен привести угрозу в исполнение. Он сказал, что сначала убьет меня, а потом себя. И я испугалась! В усадьбе есть огнестрельное оружие. Оно хранится под замком, но у Гильема есть дубликат ключа.

Леонора отстранилась и стала застегивать корсаж. Она казалась сейчас очень юной – с припухшими губами и красными от слез глазами.

– У тебя впереди долгая жизнь, – сказал Альфред растроганно. – Ну подумай сама! Гильем угрожал тебе, чтобы добиться своего. Он не причинит тебе вреда. Ты – мать двоих его сыновей. И в доме Лезажей всегда полно людей. Как может инвалид тебе навредить, если ты не бываешь с ним наедине? Впрочем, на всякий случай тебе стоит на несколько недель уехать из города. Может, возьмешь мальчиков и их няню и поедешь на воды в Люшон?

– Может быть… Это хорошая мысль.

Альфред устало провел рукой по лбу. Он уже упрекал себя за то, что обошелся с любовницей так грубо. И все же… В характере Леоноры обнаружились черты, о которых он и не подозревал. Он думал, что она – беззащитная и слабая, что муж и свекор ее тиранят. Что, если и это тоже ложь? Ему вдруг пришло на ум, что она живет в совсем другом мире, куда более сложном, чем его собственный.

– Подойди ко мне! – вздохнул он. – И прости, что я сделал тебе больно.

Он погладил любовницу по плечу и почти по-отечески поцеловал в лоб.

– Когда ты был во мне, я вдруг подумала о служанке повитухи. Наверное, хочется умереть, если такое с нами делает собственный отец!

– Замолчи! Ради всего святого, замолчи! Не сравнивай меня с пьяным насильником!

– Я не делаю сравнений, я просто говорю, о чем подумала. Альфред, скажи, ты меня не бросишь? Я больше никогда не стану лгать. И я могу получить развод. Гильем мне предложил… Ты на мне женишься, и мы будем счастливы!

– А на каких условиях он тебя отпускает? В обмен на мое снисхождение к той женщине? Твой муж – ловкий шантажист и манипулятор, Леонора!

Голодная и усталая Леонора отрицательно мотнула головой. Ей хотелось поужинать, выпить вина и лечь в мягкую постель.

– Ты заблуждаешься, Альфред, – сказала она. – Гильем хочет загладить свои ошибки, потому что, если разобраться, виноват во всем он один. И еще он сказал, что, помогая ему, я искуплю и свою вину. Альфред, у меня кружится голова! Я не ела с самого утра!

– Что же ты до сих пор молчала? Идем! В кухне у меня есть ветчина, сыр и хлеб. Ты пьешь сидр?

– Обожаю сидр! Скажи, тебе понравилась Анжелина? По-твоему, она красивая?

Он обвил рукой талию молодой женщины и привлек ее к себе.

– Она красива, да. Но я не соблазнился бы ее красотой по одной причине: я люблю тебя, Леонора! И я готов на любые безумства, чтобы тебе это доказать.

Леонора прижалась лбом к его плечу и шепотом призналась, что тоже очень сильно его любит. «Он сделает, что я прошу!» – сказала она себе.

На улице Мобек, три дня спустя, вторник, 30 мая

Луиджи условился встретиться в полдень в таверне семейства Серена с мэтром Ривьером, молодым адвокатом из Фуа. Как обычно по утрам, он отправился на улицу Мобек напоить Бланку и задать ей сена. Он купил седло и уздечку у одного шорника в Сен-Жироне и теперь ездил верхом, а не в коляске. Со дня ареста Анжелины он ночевал в доме матери, которая уговорила его перебраться хотя бы временно на улицу Нобль.

– Мне спокойнее, когда ты рядом, мой сын! Я все время думаю о том, что случилось, – повторяла пожилая дама.

Ежедневно после обеда бывший странник навещал арестанток. Смотритель тюрьмы с каждым разом становился все более сговорчивым.

– Пока господин судья не знает, приходите хоть каждый день, – сказал он Луиджи в воскресенье, получив обещанную бутыль арманьяка.

Луиджи мучила бессонница. Горе Жерсанды и Октавии, собственные страхи и вспышки гнева терзали его, и все же он старался не терять веры в будущее. Но оказалось, что у дома на улице Мобек его ждет новое потрясение. Потемневшие от дождя и снега деревянные ворота были исчерканы ярко-красными полосами. Поверх одной полосы кто-то написал мелом: «Смерть делательнице ангелов!»