Последняя черта (СИ) - Савченко Лена

— На помощь! — кричала мама.

— Мама, я сейчас, — прошептала Вика сквозь слёзы, проглотив колючий горький комок. Ей показалось, она даже сдвинулась с места, но ей только показалось.

Мужчина сделал маме больно, и она закричала. Теперь он нависал над ней, держал её руки — но ведь мама должна была держать за руку её! — рвал оставшуюся ткань платья. И почему взрослых никто не ругает? Он тыкал в её лицо чёрной штукой, её лицо тоже блестело, от слёз — доброе чудовище совсем не слушало Викиных желаний! — она больше не звала на помощь, наверное, она думала, что на помощь будет звать Вика. А Вика не могла. Ничего не могла.

Мужчина раздел маму. Она была белая-белая на фоне чёрной-чёрной речки, а мужчина сливался с кронами и травой. Совсем злой, совсем беспощадный, настоящий мрак из страшного лесного царства, он тоже что-то с себя снял и теперь белел рядом с ней, а маме снова стало больно. Только она кричала тихо, через сжатые губы, ждала, пока она, Вика, натянет шапку, выздоровеет от внезапной простуды и побежит снова по улицам, позовёт: «На помощь!».

«Тук-тук, тук-тук» — не стучали мамины каблуки, ведь она потеряла свои туфли. «Тук-тук, тук-тук» — стучало что-то внутри Вики, заглушало хлюпающие звуки. Наверное, утки никуда не улетели, только прятались в камышах. Вика хотела бы позвать хотя бы уток, но не умела говорить на их языке. Совсем не умела говорить от этой простуды.

Мама точно умела говорить на языке птиц. Мама, казалось, умела всё — даже отбиться от страшного злого чудовища. Она была сильной и смелой, всегда справлялась с трудностями, иногда только засыпала за столом, но утром всё равно готовила Вике яичницу. Сейчас мама услышала уток, услышала — и рванулась к ним, к чёрной воде, изо всех сил отталкивая от себя чёрного мужчину только с одной полоской белой кожи. Утки должны её спасти!

Даже утки испугались бы громкого звука, от которого Вику передёрнуло, встряхнуло, вдруг сорвало с места. Она залезла в высокие чёрные кусты и затряслась, зажимая руками рот. Чудовище поднималось по чёрной траве обратно к дорожке, снова всё чёрное, с чёрным предметом наперевес. Только наступило ногой на кирпичи — и обратилось человеком, уверенно шагающим вперёд.

Где-то там, внизу, белела его растерзанная добыча.

***

— Слышь, — Марципан морщилась, разминая ноющее плечо. — Это чё за птица?

— Да с соседнего, — пожал плечами Хлыст, вытянув шею вслед уходящей девушке. — Видимо там всем наскучила, сюда отправили. Или опустил кто... Не знаю. Э, куда?! Ты через бой опять встаешь!

— Иди нахуй! — весело откликнулась Марц, срываясь с места. Жёлтые глаза задорно сверкали, а сама девушка откровенно лыбилась.

Давно её так никто. Она даже не успела ничего толком сделать, как оказалась лопатками на полу без возможности подняться. Тактика у этой птицы была стремная, пугающая и крайне непривычная. Вообще редко выходили высокие и худые, а если и выходили — то быстро падали, улетали в решетку — не важно. А эта — смотрела холодно, спокойно. Такой взгляд Марципан видела у убийц, но девушка особо на нее похожа не была. Нет, в плане, по любому она убивала, но Марц имела в виду именно киллеров, профессионалов.

— Эй! — она наконец нагнала соперницу, широко улыбнулась, но всё же сморщилась — слишком резко расправила плечи, — Я Марц!

Меланхолия буркнула себе под нос что-то среднее между «ага» и «угу», а на догнавшую даже не посмотрела. Сделала шаг в сторону и попыталась двинуться дальше.

— Не, не, не, погоди-ка, — Марц решительно преградила ей дорогу. — Я собираюсь с тобой познакомиться. Ты... блин, ты классная! Понимаешь? Я выиграл последние десять боёв практически в чистую, а ты меня с первого раза! Круто!

Её и правда это поразило. Марципан лучилась то ли вдохновением, то ли простым восторгом, но в любом случае на задворки сознания опять прокрадывалась мысль о смене пола. От такой девушки и детей иметь было б не плохо. Или, хотя бы, иметь эту девушку...

— Как тебя зовут хоть?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Воснимаемая как тело, преградившая проход на секунду вызвала вспышку раздражения. Мел уже уложила её на лопатки, ей хочется ещё? Раздражение, однако, быстро прошло. А вот тело с места не сдвинулось.

— Мел. Познакомился? Теперь вали.

Нежелание кого-либо видеть не мешало заметить обращение в мужском роде и принять его как данность. Мел не нравились люди, но их и их тараканов приходилось уважать.

— Неа, — Марц помотала головой. — Знакомство обычно на этом не заканчивается. Ты закончила или у тебя ещё выходы? Можем пройтись. Ну, знаешь, узнать друг друга получше, переспать и больше никогда не видеться.

Она забавлялась, не прекращая давить наглую лыбу. Понимала, что её привычная манера к общению Меланхолии явно не по душе, но ничего не могла с собой поделать! Внезапным пунктом стало добиться хотя бы одной эмоции на этом непроницаемом, но чертовски красивом лице.

Фраза про «переспать» подняла со дна памяти Мел уже забытую ненависть. А впрочем, разве такую ненависть можно забыть? Реакция была молниеносной — кулаком в эту наглую коротковолосую морду.

Марципан успела перехватить её руку, провести удар мимо и отскочить в сторону.

— Медленно, — уверенно заявила девушка. — Но ничего другого не ожидал.

"А ведь близко было, зараза"

Сердце продолжало бешено колотиться, ещё не до конца отойдя после встряске в клетке, а теперь разгонялось еще и от девушки. Горячая. Таких Марц нравилось хватать за горло, мешая нежность с контролем, а иногда дать кусать и себя, пока обычно тонкие пальцы доводили до изнеможения. Марципан закусила губу, насмешливо приподняла одну бровь.

— Да погнали, чё ты? Я тебе покажу, где бабки забирать с выигрыша, а потом можно куда-нибудь выпить. Ты сегодня много содрала, это по любому! Но пить будем за мой счёт — угощаю... Да куда, ебанашка! — Марципан схватила снова схватила её за руку и потащила к решетчатой лестнице, уходящей на второй этаж.

Она ведь тут правда ничего не знает! Марц считала своей обязанностью если не набиться к девушке в спутницы, то хотя бы помочь сориентироваться в новом месте. В следующий раз хоть будет знать где, и кто обитает, куда соваться за бабками, а в какие двери даже стучаться не стоит. Удовлетворившись, что Мел всё таки послушно идёт следом, хоть и выдернула руку, Марц усмехнулась и толкнула вторую по счету дверь, перед этим предупредив:

— Вон туда, — кивнула на первую. — лучше не суйся. Словить чё-нибудь можешь, там обычно трахаются, — а потом уверенным шагом зашла в помещение. — Дара, выдай особе выигрыш.

Дара — подтянутая женщина лет тридцати с короткими тёмными волосами оторвалась от какой-то писанины и подняла голову.

— Я тебя прирежу когда-нибудь, — пригрозила она, — Подождать не можешь?

— Неа.

— Могилу себе роешь, Машенька. Гор тебя пришьет за такие выходки.

— Не пришьет. — Марц подперла плечом косяк двери, — Он так же про тебя говорит.

Дара закатила глаза, окинула Меланхолию взглядом и хмыкнула.

— Тебе как? По-чёрному или счёт есть?

— По-чёрному, — ответила Мел.

Может, это было не так уж плохо, как показалось Мел на первый взгляд. Сейчас все события устойчиво трактовались одним образом — «никак». Где-то дрогнули струны, прозвенев даже как будто консонансом: «интересно». Струны заглушила ладонь: «непозволительная роскошь». Настолько ли непозволительная?

Дара со вздохом вытащила из кармана старый мобильник, набрала, подождала пока шли гудки.

— Новенькая. Сколько? А... Ага. Поняла.

Затем настала очередь лезть в один из ящиков стола. Скоро Марципан совсем не благородно присвистнула — перед Меланхолией оказалось три плотных пачки, перетянутых обычной резинкой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Приходи ещё, — обронила Дара, опускаясь обратно на место, — Тебя запомнили — это точно. А теперь валите обе нахер.

Спорить было излишним. Марципан попрощалась, в очередной раз оказалась послана — на улицу, и на том спасибо, стояла теперь перед Мел, на всякий случай преграждая той путь к лестнице. С другой стороны, метров через пять, решетка обрывалась.