Иммануил Великовский - Ион Деген

Следующий выпуск «Пенсе» также полностью был посвящен Великовскому. Редакция не занималась селекцией материала, она публиковала все, что поступило.

Профессор П. М. Мейнке, физик и заместитель декана Торонтского университета, писал, что в «деле Великовского» фактически нет ничего нового. Так всегда воспринималась большая революционная идея. «Борьба Великовского вышла на передовую благодаря его благородному величию, уважению со стороны его затаивающих дыхание слушателей и широте идей. В глазах публики он — герой, обвиняющий научный истеблишмент».

Но от публики, писал профессор Мейнке, скрыта истинная сторона трагедии: банальность «дела Великовского». В глазах публики ученые — это люди, открытые для восприятия новых идей, а в действительности ученые — всего-навсего люди. Он подробно объясняет причину сопротивления ученых идеям Великовского, возмущаясь тем, что этому ученому не давали возможности публиковать свои идеи и отвечать на критику. Он чрезвычайно высоко оценивает предсказание Великовским важнейших открытий, которые чаще всего были подтверждены… благодаря случайному стечению обстоятельств. Массу времени и денег можно было бы сохранить, если бы наука серьезно отнеслась к предложениям Великовского. Факт, что он предлагает такое широкое разнообразие остроумнейших экспериментов для проверки его теорий, — свидетельство лучших научных традиций. Можно будет лишь горько сожалеть, если эти эксперименты не осуществляться только потому, что они предложены Великовским.

«Безотносительно к реакции на его работу во многих областях, — заканчивает статью профессор Мейнке, — я уверен, что любой, встречавшийся с Великовским, согласится, что он — блестящий и добрый человек, наполненный огромной страстью к своей работе. Независимо от того, подтвердит ли история его правоту, нельзя не испытывать уважения к этой удивительной человеческой личности».

Профессор X. Дадли, физик Иллинойского университета, поздравил редакцию «Пенсе» с майским выпуском. Он считал, что три научных события, происшедших за период, начиная с 1950 года, приведут к ревизии принятых в физике теорий, подобно великим открытиям в физике, приведшим к научной революции 1895–1920 годов. К этим событиям профессор Дадли относит: 1) теорию Великовского (1950); 2) экспериментальную демонстрацию Райнесом и Ковансом существования нейтрино (1953); 3) предсказание Янгом и Ли нарушения закона сохранения четности (1956). подтвержденное в 1957 году.

Среди отзывов, опубликованных в журнале, были и такие, которые можно назвать реакцией «болельщика» в большей мере, чем реакцией ученого. Именно так отреагировал итальянский математик профессор Бруно де Финети: «Я был рад и заинтересован, получив майский, 1972 года, выпуск „Пенсе“, посвященный Великовскому. и узнав, что вы продолжите свои действия, чтобы отношение к его работам было пересмотрено. Я заинтересован в дискуссии (и желаю Великовскому оказаться правым, а его преследователям быть пристыженными) в значительно большей мере благодаря преступному поведению научной общественности против новой гипотезы, чем благодаря специфической причине поверить в правильность гипотезы…

Внешние условия могут меняться от поколения к поколению, от столетия к столетию, но истеблишмент всегда действует как ужасная мафия».

Кенет А. Мак-Грат, профессор факультета бактериологии и биохимии университета Виктории в Канаде, писал: «Майский выпуск дал самое лучшее представление о „деле Великовского“ из всех, которые мне довелось видеть, явился хорошей данью самому лучшему мозгу нашего столетия».

Естественно, журнал получал и публиковал не только такие письма.

Профессор В. С. Страка, астроном из Бостонского университета, прислал большое письмо, озаглавленное «Великовский: наука или антинаука?» Профессор читал в университете курс «Наука и антинаука в астрономии». Одним из примеров «антинауки» в его курсе оказался… Великовский. Страка начинает свою статью с утверждения, что гипотеза Великовского абсурдна, поскольку энергия вращения Земли вокруг оси примерно 1038 эрг, в то время как кинетическая энергия поступательного движения Земли по орбите всего лишь примерно 1030 эрг. Таким образом, пишет он, эффекты, о которых говорит Великовский, абсурдны. Настаивать на том, что они имели место — все равно, что требовать от ассистента заплатить из своего кармана национальный долг США.

Профессор Страка утверждал, что ни один из прогнозов Великовского не оригинален, так как ученые еще до Великовского предполагали все написанное им, и не всё, предсказанное Великовским, вытекает из его теории. Страка пользовался аргументами, которые уже пускали в ход критики Великовского, и которые без особых усилий были опровергнуты ученым и его последователями.

В журнале вслед за статьей Страка был помещен ответ Великовского. Он справедливо потребовал точности в вычислениях, если этими вычислениями пытаются доказать абсурдность его теории. Говоря об энергии вращения и поступательного движения Земли, подчеркнул Великовский, профессор астрономии ошибся… в триллион раз!

Причем, это не описка, так как цифры повторены дважды. (Ошибка весьма странная не только для профессора астрономии, но и для начинающего студента. Она видна на расстоянии даже без подсчета, поскольку масса Земли одна и та же, а скорость движения по орбите примерно в 80 раз больше скорости вращения на экваторе. — И.

Д.). Отвечая профессору Страка, Великовский пишет, что, если годичная зарплата ассистента 10.000 долларов, то, умножив ее на ошибку в один триллион, мы получим сумму, значительно превышающую не только национальный долг США, но даже всех стран мира — по 3.000.000 долларов на каждого жителя Земли.

Очень коротко и сдержанно Великовский ответил и на несколько других утверждений Страка, демонстрирующих только то, что он, читающий курс, обвиняющий Великовского, фактически не знаком с трудами Великовского.

Редактор журнала попросил Страка дать ответ на следующие вопросы: 1) Кто раньше Великовского в 1950 году утверждал, что Венера горячая планета? 2) Кто раньше Великовского предсказал, что Юпитер излучает радиошумы, что лунные камни содержат богатые включения неона и аргона, что температурный градиент под лунной поверхностью соответствует кривой расплавления, что лунные камни содержат остаточный магнетизм? 3) Какие предсказания, «предположительно основанные на гипотезе Великовского, фактически не следуют из нее»?

Ни на один вопрос Страка не сумел ответить. Зато он подробно «объяснил», что не располагает свободным временем для переписки…

Кроме ответа Великовского, редакция «Пенсе» поместила еще семь замечаний своих читателей на статью Страка, свидетельствующих, что профессор астрономии не очень грамотен и еще менее — чистоплотен. В курсе, демонстрирующем антинауку, у Страка, кроме Великовского, числятся Вистон и Гоербиргер. Выяснилось, что профессор не читал книги Вистона. Больше того. Дважды ссылаясь на Гоербиргера, Страка называет его «Горбергером». Страка продемонстрировал полное незнание содержания двух основных книг Великовского… которые, как он заявил, читал два-три раза.

В семи заметках обращалось внимание на уровень и приемы «критики» Великовского — ничего нового в сравнении с тем, что было 22 года назад.

Неужели Страка не понимал, что его фальсификация и незнание литературы будут замечены читателями? А даже, — если бы не это. Как быть с порядочностью ученого?

Но в этой истории еще более печален другой аспект: Страка — профессор, преподающий в университете. Студенты, как правило, верят авторитету профессора.

Откуда им знать, что «авторитет» попросту невежествен в своей же специальности?

70. ДИСКУССИЮ МОЖНО СВЕСТИ К ФАРСУ

Летом 1975 года Великовский, уступая настойчивым требованиям Элишевы, согласился почти полностью отвлечься от работы. В апреле была прочитана последняя лекция в университете Юнгстаун. Следующая — в Нассау Коммюнити-колледже запланирована только на конец сентября. Можно отдохнуть. В Оушен-кантри у них был небольшой летний дом на берегу океана, на Томас Ривер бич. Отдых… Даже если он запишет несколько мыслей для «Человечества в амнезии», даже если тайком от Элишевы просмотрит верстки готовящихся к изданию книг — «Люди моря», «Рамсес II и его время», «Темные века Греции», это — не в счет. Отдых: музыка, поэзия, детективное и научно-популярное «чтиво», не требующее напряженной работы мозга…

Великовский любил искусство, особенно музыку. В литературе предпочитал поэзию и испытывал неприязнь к историческим романам. Великовскому претили в них надуманные ситуации, гипотетические мысли и фразы исторических личностей. (Работая над книгой о Великовском, автор никогда не забывал об этом).

Какую-то идиосинкразию испытывал он ко всей этой «околонаучности». Не потому ли. что в исторической науке он обнаружил такое множество надуманного, не имеющего ничего общего с истинной древней историей человечества?