Австро-Венгерская империя - Ярослав Шимов

Враждебность по отношению к венграм привела наследника престола к сближению с представителями национальных меньшинств королевства. К трансильванским румынам Франц Фердинанд относился особенно тепло, видя в этом многочисленном народе естественный противовес мадьярскому влиянию. (Эрцгерцог был разъярен, когда во время одной из поездок венгерские гонведы, охранявшие его поезд, в Трансильвании штыками отгоняли местных жителей, пришедших с цветами поприветствовать наследника.) Автономистские планы некоторых трансильванских политиков соответствовали намерениям эрцгерцога федерализовать монархию. Для этого необходимо было сокрушить Венгрию, которая, по мнению Франца Фердинанда, слишком много выторговала для себя в 1867 году, став краеугольным камнем дуалистической системы. Кстати, именно сравнение с камнями использовал эрцгерцог, описывая свои представления об оптимальном устройстве монархии: «Подобно тому, как при производстве надежно скрепляющего [конструкцию] бетона крупные камни размельчаются, чтобы… получить гомогенную массу и создать из нее несокрушимый монолит, так и части федеративного государства должны быть одинаковыми и равноценными для того, чтобы было обеспечено единство целого».

Сложнее складывались отношения Франца Фердинанда с чехами – хотя именно в Чехии, недалеко от Праги, он приобрел в 1887 году замок Конопиште, ставший позднее любимой резиденцией эрцгерцога и его семьи. Наследник действительно поддерживал рабочие и личные отношения со многими богемскими аристократами – князьями Францем Туном и Карлом Шварценбергом, будущим министром иностранных дел графом Чернином и другими. Однако консервативная богемская аристократия оставалась именно богемской, а не чешской, национальное чувство было чуждо (за очень редким исключением) даже тем ее представителям, в жилах которых текла чешская кровь. Не чувствовала себя чешкой и жена наследника, принадлежавшая к одному из старых чешских дворянских родов. Поэтому нет ничего более далекого от истины, чем бредовые обвинения, выдвинутые позднее против Франца Фердинанда Гитлером в «Майн кампф»: «Всеми возможными средствами… будущий правитель дуалистической монархии стремился к дегерманизации… Главной идеей этого нового Габсбурга, семья которого говорила только по-чешски…, была постепенная подготовка к созданию в Центральной Европе славянского государства, которое для того, чтобы противостоять православной России, должно было стоять на фундаменте католицизма».

«Славянофильская» репутация эрцгерцога сложилась не из-за его мнимого «чехолюбия», а главным образом благодаря планам наследника преобразовать дуалистическую монархию в триалистическую. Здесь Франц Фердинанд следовал по стопам Эренталя, выдвигавшего подобные проекты. Предполагалось даровать Хорватскому королевству, в состав которого должны были войти все земли монархии, населенные южными славянами, равные права с Циспейтанией и Венгрией. Таким образом под скипетром Габсбургов мог возникнуть противовес Сербии как потенциальному объединителю югославянских народов. Характерно, что ведущую роль в этом новом королевстве должны были играть хорваты, которых с Габсбургами сближала католическая религия. Вероятно, Франц Фердинанд рассматривал триализм как первый шаг на пути к дальнейшей федерализации монархии. В проекте манифеста о восшествии на престол Франца II (под этим именем собирался править Франц Фердинанд) заявлялось: «Нашим принципам равноправия всех народов и сословий соответствует наше стремление к тому, дабы каждой народности в монархии была обеспечена свобода национального развития – если стремление к оной свободе будет осуществляться в ее, монархии, рамках… Да живут народы дунайской монархии, близкие друг другу исторически и географически, в братской любви, да состязаются они лишь в прогрессе хозяйственном и культурном»[104].

Однако, говоря о реформаторских планах наследника, нужно быть осторожным. Во-первых, они так и не были проработаны достаточно четко, а во-вторых, федерализация «а ля Франц Фердинанд», будь она осуществлена, скорее всего, имела бы мало общего с представлениями демократически настроенных политиков того времени. Эрцгерцог был консерватором, и та федерация центральноевропейских народов, о которой он мечтал, очевидно, стала бы собранием равных между собой автономных образований, объединенных общей и весьма сильной властью габсбургского монарха. Не было ничего более чуждого политическим взглядам Франца Фердинанда, чем демократическая концепция федерализма, согласно которой «федеративное государство может успешно развиваться прежде всего в условиях высокой степени демократии»[105].

Не исключено поэтому, что в конечном итоге такая модель оказалась бы похожа на баховский централизм 1850-х годов, т. е. никак не отвечала бы требованиям XX столетия. Об этом, конечно, мы можем только догадываться. Тем не менее планы радикального реформирования государственного устройства Австро-Венгрии будили надежды, о крахе которых деятели, когда-то близкие Францу Фердинанду, сожалели и через много лет после его гибели и крушения дунайской монархии. «Возможность спасти монархию… зависела от готовности Франца Фердинанда править твердой рукой на конституционной основе федерацией автономных и свободных народов, – вспоминал Милан Ходжа, – от того, удалось бы ему привести эту политику в соответствие с новой политикой в Европе. Это была последняя возможность установить переходный режим и тем самым способствовать мирному и постепенному разрешению национальных проблем в Центральной Европе».

Во многих отношениях эрцгерцог был близок своему дяде-императору. «При всех различиях характеров и судеб их обоих объединяло самое главное – безусловная вера в высокую историческую миссию Габсбургов, монархов милостию Божьей, и убеждение в исключительности положения государя, который находится в центре всего происходящего. Франц Фердинанд д’Эсте тоже относился к «старой школе» и, подобно императору, всем образом своей жизни утверждал представления о… трудолюбивом «слуге государства», который полностью сознает важность своей роли»[106]. Тем не менее отношения между Францем Иосифом и его возможным преемником не были безоблачными. Оба, конечно, помнили о трагических обстоятельствах, которые привели к тому, что Франц Фердинанд стал наследником престола, и вполне вероятно, что племянник был для старого императора живым напоминанием о покойном Рудольфе и о собственной несостоятельности в роли отца. Мешала сближению и разница темпераментов обоих Габсбургов, и история с женитьбой Франца Фердинанда.

Нет никаких свидетельств того, что эрцгерцог предпринимал какие-либо шаги, направленные на отстранение старого императора от власти. И уж тем более вряд ли он, искренне и глубоко верующий человек, желал Францу Иосифу смерти. Тем не менее явное, хоть и тщательно скрываемое соперничество императора и наследника, нетерпение, проявляемое последним в ожидании момента, когда дядя наконец уступит ему трон, имели определенные политические последствия. Как говорил один из влиятельных сотрудников венского кабинета Рудольф Зигхарт, «участь министров часто была незавидной. Принимая решения, они должны были оглядываться одновременно на Шёнбрунн и на Бельведер. Явно привыкнув к этому, они стали принимать такое косоглазие за подлинно государственный взгляд на вещи».

Франц Иосиф и Франц Фердинанд на свадьбе Карла I и принцессы Зиты

Стремясь направить активность наследника в определенное русло, Франц Иосиф поощрял его интерес к военным вопросам. После 1906 года военная канцелярия Франца Фердинанда, шефом которой стал способный и энергичный майор Александр Брош фон Ааренау, приобрела значение второго генерального штаба. Соперничество ее сотрудников с офицерами генштаба, возглавляемого Конрадом фон Гетцендорфом, было тем более острым, что взгляды Франца Фердинанда и Гетцендорфа на роль армии и военную политику монархии заметно отличались. При всей своей решительности наследник престола оставался последовательным противником военных авантюр и рассматривал армию как важнейший элемент внутреннего единства монархии, главную опору и оружие императора, которое необходимо держать всегда готовым к бою, – но в первую очередь с внутренним, а не с внешним врагом. Еще в 1896 году эрцгерцог писал: «Противоречия в нашей монархии постоянно нарастают. В Венгрии мы идем навстречу революции, в этой части империи набирают силу сепаратистские националистические тенденции… Точно так же в низших слоях населения, особенно среди рабочих, находят себе почву социалистические подрывные идеи… В трудные времена кто и что удержит трон, династию? На этот вопрос есть один ответ – армия. Ее главной задачей является охрана… трона и подавление… внутренних врагов»[107].