Смертная чаша весов - Энн Перри

— Если б принц Фридрих оставил ее, — тут же снова заговорил Рольф в наступившей тишине, — он мог бы вступить в брак с более достойной женщиной, которая дала бы стране наследника. Есть немало молодых леди благородного происхождения и безукоризненной репутации, с приятной наружностью и хорошими манерами. — Граф в упор посмотрел на адвоката. — Таких, как баронесса Бригитта Арльсбах, например, которая всегда была образцом совершенства. Герцогиня просила принца взять ее в жены. Баронесса почитаема и любима в народе, она происходит из весьма благородной семьи, и ее популярность растет…

Теперь казалось, что граф забыл о публике в зале и о присяжных, которые беспокойно поворачивались на своих скамьях, пытаясь найти в зале ту, которую так превозносит свидетель.

— У нее есть достоинство, честь, преданность своему народу и всеобщее уважение в своей стране и за ее пределами, — не останавливался Рольф. — Однако принц предпочел ей другую. — Он бросил взгляд на Гизелу. — И страна осталась без наследника!

— Такая трагедия постигает многие династии, граф Лансдорф, — с сочувствием произнес Рэтбоун. — Это знакомо и нам — здесь, в Англии. Вам надо внести изменения в вашу конституцию с тем, чтобы впредь престолонаследие было возможно и по женской линии. — Он сделал вид, что не замечает негодования свидетеля, вызванное этими словами. — Разве вы могли предполагать, что брак принца с Гизелой Беренц тоже окажется бездетным? Вы несправедливы ни к принцу Вальдо, ни к принцессе Гизеле: всю вину за бездетность брака принца Фридриха вы возлагаете на нее!

Оливер чуть понизил голос и продолжил:

— Многие женщины страстно жаждут материнства, и когда им это не удается, стойко переносят свое горе. И никто не должен видеть, как они страдают. Это очень личное горе. Зачем женщине, даже если она принцесса, оповещать о нем всех или просить всеобщего сочувствия?

— В случае с принцем Вальдо виноват недуг, — с горечью произнес граф. — Но принцесса Гизела сделала свой брак бездетным сознательно и по своей воле. Не спрашивайте, как мне это стало известно!

— Я обязан спросить, — возразил Рэтбоун. — Это слишком серьезное обвинение, граф Лансдорф. Вы не можете требовать от суда или кого-либо из нас, чтобы мы поверили вам на слово без каких-либо доказательств. — С этими словами адвокат иронично улыбнулся.

Рольф ничего не ответил.

Эшли поднялся со своего места с побагровевшим лицом.

— Ваша честь, это чудовищно!.. Я…

— Да, я вас понимаю, мистер Харвестер, — тихим голосом остановил адвоката судья. — Граф Лансдорф, — повернулся он к свидетелю, — вы должны или отказаться от ваших слов и заверить нас, что сказали неправду, или убедительно объяснить нам, почему вы это сказали, и тогда уже позвольте решать нам, верить вашему показанию или нет.

Рольф по-прежнему стоял навытяжку, распрямив плечи, но взгляд его был теперь устремлен в зал — точнее, в самый дальний его конец, на галерею. Рэтбоун тоже невольно посмотрел туда. Сделал это и судья, проследивший взгляд свидетеля, да и присяжные не остались безучастными.

В этот миг сэр Оливер впервые увидел в суде Эстер Лэттерли, а рядом с нею — юношу в кресле-коляске, в светлых волосах которого играли блики света. За ними адвокат увидел очень красивую пару — мужчину и женщину средних лет. Судя по тому, как они смотрели на молодого человека в коляске, Рэтбоун догадался, что это его родители. Вот он, пациент Эстер, о котором она ему рассказывала… Кажется, она говорила о том, что эта семья приехала из Фельцбурга. Поэтому не было ничего неожиданного в том, что, прочитав в газетах о судебном процессе, они решили побывать на нем.

Оливер снова повернулся к свидетелю.

— Граф Лансдорф, продолжайте.

— Гизела Беренц не была бесплодной, — сквозь зубы процедил Рольф. — У нее был ребенок от тайной связи. Это было задолго до ее брака с принцем Фридрихом…

В зале кто-то громко и испуганно вздохнул.

Растерянный Харвестер, вскочив, не знал, что сказать. Сидевшая рядом Гизела была смертельно бледна.

На скамьях присяжных кто-то с трудом подавил кашель.

— Она не хотела этого ребенка, — продолжал граф голосом, в котором было откровенное презрение, — и решила избавиться от него, сделать аборт…

Из-за возникшего в зале шума ему пришлось прервать свой рассказ. Галерка буквально взорвалась от гневного протеста. Послышался женский вопль. Кто-то выкрикивал проклятия…

Судья напрасно стучал по столу молотком.

У Харвестера был вид человека, которому нанесли удар в лицо.

Но резкий и громкий голос свидетеля все же перекрыл беспорядочные выкрики и шум в зале:

— Однако отец ребенка воспротивился и пригрозил в случае аборта предать все гласности. Он пообещал, что если она оставит ребенка и тот родится живым, он заберет его и вырастит со всей отцовской любовью.

На галерке слышались приглушенные рыдания. Даже лица присяжных казались побледневшими.

— Она родила сына, — продолжал Рольф, — и отец забрал его к себе. В течение года он сам занимался воспитанием ребенка, а затем встретил достойную женщину и, полюбив ее, женился на ней. Его жена была благородной и доброй женщиной, любившей мальчика, как собственного сына. И, разумеется, мальчик не знал, что он ей не родной.

Рэтбоун не сразу снова обрел голос — ему пришлось долго откашливаться.

— Вы можете доказать это, граф Лансдорф? Все, что вы здесь рассказали, просто ужасно! — воскликнул он наконец.

— Конечно, могу, — ответил граф с горькой усмешкой. — Я не вышел бы на эту трибуну, если б не имел доказательств. Зора фон Рюстов, возможно, глупа, — но себя я таковым не считаю!

Он немного помолчал, а потом продолжил ледяным тоном:

— Второму ребенку Гизелы Беренц не повезло. Это был ребенок принца Фридриха. Ей удалось устроить выкидыш. Она, без сомнения, хорошо знала свойства многих трав. Женщины нередко проявляют к ним интерес: одни лечатся ими, другие используют травы в косметических целях и во многих других случаях… А еще из трав можно приготовить приворотное зелье или средство для выкидыша, как было в данном случае. После него Беренц долго болела и какое-то время пользовалась врачебной помощью. Не знаю, захочет ли ее врач дать показания, но под присягой он скажет правду. Этот случай чрезвычайно его огорчил. — Лицо графа исказила страдальческая гримаса. — Если же профессиональная этика заставит его хранить врачебную тайну, тогда допросите Флорента Барберини. Под присягой он расскажет все, что знает, если на него нажать. Он не связан никакими обязательствами. — На этом Рольф умолк.

У Рэтбоуна не оставалось выбора. Зал суда затаил дыхание.

— Ребенок, о котором вы говорили, — сын Гизелы? Это можно доказать? — еще раз уточнил адвокат.

Свидетель с надеждой посмотрел на судью. На лице председателя суда было сочувствие, но он остался непреклонным.

— Сожалею, граф Лансдорф, но ваше обвинение настолько серьезно, что доказательства просто необходимы. Если это в ваших возможностях, ответьте на вопрос адвоката, — потребовал судья.

— Связь была с бароном Берндом Олленхаймом, — хриплым голосом произнес Рольф. — Он забрал у нее ребенка, а когда женился, его жена полюбила мальчика, как своего родного сына.

Больше ему нечего было сказать, да и волнение в зале едва ли позволило бы сделать это. Так же неожиданно, как удар грома среди ясного неба, восхищение Гизелой превратилось в ненависть к ней.

У Харвестера был вид человека, присутствующего при роковом несчастном случае. Кровь отхлынула от его лица. Он попытался сделать какое-то движение, но остановился, потом собрался сказать что-то, но тоже передумал — открыл было рот, но не произнес ни слова.

Гизела сидела, как каменное изваяние. Что бы она ни испытывала в данный момент, ее лицо оставалось непроницаемым. Впрочем, о каком-либо раскаянии или сожалении не могло быть и речи. Она ни разу не повернулась, чтобы посмотреть на Бернда Олленхайма или хотя бы убедиться, он ли это. Хотя принцесса едва ли осознавала, что он был в зале суда, даже несмотря на полные сочувствия взгляды, дружно обращенные на него, и на всеобщее любопытство по отношению к этому человеку.

Рэтбоун взглянул на Зору. Заметила ли она, что он смотрит на нее? Неужели она предвидела все это и знала, что скажет граф, надеялась и ждала, когда это произойдет?

Но по тому удивлению, которое адвокат увидел на ее лице, он вынужден был признать, что для нее, как для всех остальных — кроме, разумеется, Гизелы, — все это оказалось полной неожиданностью.

Прошли секунды, потом минуты, и шум в зале наконец стих. Можно было продолжать допрос свидетеля.

— Благодарю вас, граф Лансдорф, — начал Оливер. — Мы признательны вам за то, что вы, как ни тяжело это было для вас, открыли нам многое и способствовали защите невиновного. Сказанное вами объясняет нам непримиримость герцогини Ульрики и ее неприязнь к Гизеле… — Сам не замечая, юрист тоже опустил ее титул. — Нам теперь понятна причина того, почему герцогиня Ульрика ни при каких обстоятельствах не хотела допустить возвращения супруги принца в Фельцбург и не мыслила себе, что та когда-нибудь будет призвана коронованной принцессой и будущей правительницей герцогства. Если б этот скандал разразился раньше, то последствия его могли бы стать роковыми и привести к падению династии и трона. Герцогиня не могла этого допустить.