Вердикт (= Сбежавшее жюри) - Джон Гришем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что Фитч пытался воздействовать на Милли через Хоппи, было лишь догадкой. Они представляли собой такую милую, дружную и наивную пару, что Фитч вполне мог устроить им западню с помощью одного из своих хитрых приемов.
- Разумеется, точно. На Милли - ничего.
- Она странно ведет себя, - соврала Марли. Замечательно, подумал Фитч, значит, она попалась на заброшенный им крючок.
- Что думает Николас о Ройсе, о последнем запасном?
- Белая шваль. Совершенно тупой. Им управлять нетрудно. Этому типу дать пять кусков - и он наш. Еще и поэтому Николас хочет устранить Сейвелла. С Рейсом будет легче справиться.
Обыденность ее рассуждений о взятках грела сердце Фитча. Сколько раз во время предыдущих процессов он мечтал о таком ангеле, как Марли, маленьком спасителе, который, работая на него, прибрал бы к своим недрогнувшим рукам все жюри! Это было просто невероятно!
- А кто еще мог бы взять взятку? - нетерпеливо спросил он.
- Джерри в стесненных обстоятельствах, у него масса игорных долгов плюс на носу развод с финансовыми осложнениями. Ему нужно тысяч двадцать. Николас с ним еще не договорился, но к концу недели договорится.
- Это грозит большими расходами, - сказал Фитч, стараясь выглядеть серьезным.
Марли громко рассмеялась и смеялась до тех пор, пока Фитч не выдавил из себя хилую улыбку по поводу собственной шутки. Он только что пообещал ей десять миллионов и уже истратил на защиту около двух, но его клиент в общей сложности стоил более одиннадцати миллиардов.
Некоторое время они сидели, не обращая внимания друг друга Наконец Марли посмотрела на часы и сказала:
- Пишите, Фитч: сейчас половина четвертого по восточному времени. Деньги вы переведете не в Сингапур; я хочу, чтобы десять миллионов были помещены в "Хэнва-банк" на Нидерландских Антилах и чтобы это было сделано немедленно.
- "Хэнва-банк"?
- Да. Это корейский банк. Деньги пойдут не на мой счет, на ваш. - У меня нет там счета.
- Вы откроете его по телеграфу - Она достала из сумки сложенные вчетверо листы бумаги и бросила их ему через стол - Вот формы и инструкции.
- Сегодня уже поздно, - сказал он, разворачивая бумаги, - а завтра суббота.
- Заткнитесь, Фитч. Прочтите инструкции. Все пройдет как по маслу, если вы точно выполните их. Для привилегированных клиентов "Хэнва" открыт всегда. Я хочу, чтобы деньги к концу недели были там, на вашем счету.
- Как вы узнаете, что они туда дошли?
- Вы покажете мне подтверждение, которое получите Деньги для отвода глаз полежат на вашем счету недолго, пока жюри не уйдет на совещание, а потом перейдут из "Хэнва" на мои счет. Это должно произойти в понедельник утром.
- А что, если жюри вынесет вердикт раньше?
- Фитч, поверьте, пока деньги не попадут на мой счет, никакого вердикта не будет. Обещаю вам. А если по какой-либо причине вы попытаетесь нас надуть, обещаю вам, что вердикт будет в пользу обвинения. Суровый вердикт.
- Давайте не будем об этом.
- Давайте. Все тщательно продумано, Фитч. Не мешайте нам. Просто делайте то, что вам велят. Начинайте переводить деньги немедленно.
Уэндел Pop орал на доктора Гантера целый час, и когда он закончил, в зале не было человека, у которого не были бы взвинчены нервы. Сам Pop, похоже, оставался самым спокойным среди присутствующих, потому что травля, которую он устроил, самого его не волновала ни в малейшей степени. Остальным же все до смерти надоело. Пятница, почти пять часов, еще одна неделя прошла, и впереди маячили выходные в ненавистной "Сиесте".
Судью Харкина беспокоило жюри. Присяжные совершенно очевидно устали и были раздражены. Им наскучило сидеть взаперти и выслушивать речи, которые их больше не трогали. Адвокатов они тоже беспокоили, потому что не реагировали на выступления свидетелей так, как требовалось. Нельзя сказать, что присяжные нервничали, они просто словно бы отсутствовали, либо сидели с ничего не выражающими лицами, либо щипали себя, чтобы не уснуть.
А вот Николаса состояние его коллег вполне устраивало. Ему было на руку, чтобы они вконец вымотались и оказались на грани взрыва. Взвинченной толпе нужен лидер. Вo время позднего дневного перерыва он подготовил письмо судье Харкину, в котором просил не прерывать заседаний в субботу. Этот вопрос они обсудили за обедом, на что потребовалось всего несколько минут, так как Николас все заранее обдумал и все ответы у него были готовы. Зачем им сидеть по своим норам в мотеле, если можно вместо этого сидеть в ложе присяжных - по крайней мере так этот марафон поскорее закончится.
Остальные двенадцать с готовностью поставили свои подписи под письмом, так что у судьи Харкина не было выхода. По субботам суд заседал редко, но такие случаи бывали, особенно когда жюри подвергалось изоляции.
Его честь спросил у Кейбла, что тот планирует на завтра, и Кейбл уверенно предсказал, что завтра защита закончит допрос своих свидетелей. Pop заверил, что обвинение не станет представлять контр доказательств. О том, чтобы работать еще и в воскресенье, не могло быть и речи.
- В понедельник после обеда судебные заседания должны быть завершены, - обнадежил присяжных Харкин. - Защита закончит завтра, в понедельник утром адвокаты выступят с заключительными речами, я ожидаю, что еще до полудня в понедельник вы получите дело. Это все, что от меня зависит, друзья.
В ложе присяжных все вдруг заулыбались. Раз показался свет в конце тоннеля, они готовы потерпеть друг друга еще два выходных.
Ужин был заказан в известном своими свиными ребрышками на вертелах ресторане на берегу залива, и в предстоящие три дня каждый вечер разрешались четырехчасовые персональные визиты: сегодня, завтра и в воскресенье. Судья отпустил присяжных с извинениями.
После того как жюри удалилось, судья Харкин снова собрал адвокатов и два часа обсуждал с ними около дюжины разных проблем.
Глава 33
Он пришел с опозданием, без цветов и конфет, без шампанского и поцелуев - он принес лишь свою измученную душу. Взяв жену, открывшую ему дверь, за руку, он подвел ее к кровати, усадил, сел на краешек рядом с ней и попытался выдавить из себя какие-то слова, но слезы душили его и не давали говорить. Он закрыл лицо руками.
- Хоппи, что случилось?! - воскликнула она в панике, уже зная, что ей предстоит услышать нечто ужасное.
В последнее время Хоппи был сам не свой. Она придвинулась поближе к нему, погладила по колену и приготовилась слушать. Он начал со всхлипов по поводу того, что оказался таким глупцом, несколько раз повторил, что она наверняка не поверит, что он мог это сделать, потом снова начал сокрушаться по поводу своей глупости, пока наконец она строго не спросила:
- Что ты натворил?
Он вдруг рассердился - рассердился на самого себя за все это дурацкое бормотание, стиснул зубы, вытянул губы трубочкой, нахмурил брови и очертя голову бросился вперед. Он рассказал о Тодде Рингволде и группе "KLX", о плане развития зоны залива и Джимми Хале Моуке. Но все это было лишь началом. Он занимался своим делом, не искал забот на свою голову, посредничал при купле-продаже маленьких домиков, стараясь просто помочь молодоженам приобрести симпатичное скромное для начала жилье. И тут явился этот парень из Вегаса, в прекрасном костюме, с толстой папкой архитектурных проектов. Когда он развернул их на столе у Хоппи в кабинете, они показались ему обещанием золотых приисков.
О, как он мог оказаться таким глупцом! Хоппи не выдержал и стал всхлипывать.
Когда он дошел до того места, где к ним в дом явились два агента ФБР, не выдержала уже Милли:
- К нам в дом?!
- Да, да!
- О Господи! Где были дети?
Хоппи рассказал ей все как есть: как он ловко увел агентов Ничмена и Нейпаера из дома к себе в контору, где они предъявили ему... пленку!
Это было ужасно. Он с трудом продолжал свой рассказ.
Милли тоже начала плакать, и Хоппи стало легче. Может, она не так уж сильно будет ругать его? Но и это еще не все.
Он перешел к той части, где в город приезжает мистер Кристано и они встречаются с ним на яхте. Множество людей, хороших людей, в Вашингтоне обеспокоены исходом нынешнего процесса. Республиканцы и все такое прочее. Там что-то связано с преступностью. Словом, они заключили сделку.
Милли вытерла щеки тыльной стороной ладони, внезапно перестала плакать и словно оцепенела.
- Но я не уверена, что хочу голосовать за табачную компанию, - сказала она наконец.
Хоппи тоже быстро перестал плакать.
- Ну что ж, прекрасно, Милли. Отправь меня в тюрьму на пять лет только потому, что не можешь проголосовать против своей совести. Проснись же ты!
- Это несправедливо, - сказала она, рассматривая себя в зеркале, висевшем на стене возле платяного шкафа. Она выглядела ошеломленной.
- Конечно, несправедливо. Так же несправедливо будет, когда банк лишит нас права выкупа дома потому, что я нахожусь в заключении. А дети, Милли! Ты подумала о детях? У нас двое учатся в колледже и трое - в школе. Конечно, и унижения с них будет достаточно, но кто оплатит их образование?