Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию - Дональд Калшед

Уроки нашей истории

В переводе на язык психологии мы сказали бы, что после травмы невинная жизнь внутри нас не может остаться невредимой, если преодолена внутренняя инкапсуляция – покинута своя «планета» в бессознательном и невинность входит в поток жизни и страдания «здесь внизу». В конечном счете такое восстановление связей приводит к новому ощущению жизненности и исцеления, но процесс требует способности выдержать великую печаль, великое горе. Это влечет за собой рост толерантности к аффектам. Сознание Барбары, подобно Пилоту в нашей истории, встретило своего «Маленького принца», и его присутствие означало возвращение души Барбары. И так же как в истории Сент-Экзюпери, она знала о большой печали, которая ждет ее после отказа от этой «бессмертной», или «абсолютной», невинности и о страданиях из-за утраты ледяного ландшафта и расставания с его коренным народом. Ее невинность теперь выстрадала свой опыт и не может вернуться в мир бессмертия, в котором когда-то была сохранена и заморожена невинная жизнь. Для нее это было жертвой, которую она была готова принести. Это было гуманизацией чего-то божественного и поэтому ощущалось как утрата. Еще один урок, который мы с Барбарой извлекли, состоял в том, что эти два мира должны оставаться отделенными… за исключением символической связи, то есть «пшеничных полей».

Эта связь между мирами является живительной, благословенной зеленью[57], абсолютно необходимой для души, живущей в этом мире. И эта возможность жизненности, окутанной печалью, возникает тогда, когда нечто большее явлено между мирами, при условии, что в этом промежуточном пространстве дышит человеческая любовь. Маленький принц в нашей истории является посланником этой любви. Он – ребенок, снующий между мирами невинности и искушенности… божественное дитя, которое несет в себе оба мира как свое, трагическое и прекрасное, двойное предназначение.

Барбара: одно из последних сновидений

Ограничения по объему книги не позволяют мне привести здесь более полное описание хода анализа Барбары, отобразить подробности того, как мы с ней наблюдали за нисхождением и воплощением той невинной жизни, которая олицетворяла ее потерянную душу, или того, как мы боролись за то, чтобы суметь пережить неизбежные разрывы, угрожавшие отправить ее невинность обратно в убежище. Но к концу нашего процесса ей приснилось сновидение, в котором мы сразу распознали дополнение к сновидению о зеленом чудовище. В сновидении был простой образ:

Зеленые завитки растения колыхались на ветру, и голос за кадром сказал: «Я есмь истинная виноградная лоза».

Барбара знала уже во сне, что эта фраза была «библейской», но не знала, кто это сказал, где найти этот стих. Я услышал на сессии ее рассказ об этом сновидении, и меня одолело любопытство. Я встал и подошел к книжной полке, где лежала большая Библия и общий предметный указатель к ней. Я посмотрел в нем слово «лоза» и нашел эту фразу в 15-й главе в Евангелии от Иоанна. Я прочитал Барбаре этот отрывок вслух:

Иисус сказал:

Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой – виноградарь… и всякую ветвь, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода… Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне… Если пребудете во Мне и слова Мои в вас пребудут, то, чего ни пожелаете, просите, и будет вам. Тем прославится Отец Мой, если вы принесете много плода… Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей… Сие сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет, и радость ваша будет совершенна.

Мы с Барбарой почувствовали, что какая-то глубокая духовная истина заполнила, подобно благодати, пространство между нами, хотя никто из нас не мог понять ее полное значение. Такие моменты таинства очень редки в психоаналитической психотерапии, но такое случается, и описания подобных событий довольно редко можно встретить в психоаналитической литературе. Публикация Шелли Альганати является исключением в этом смысле. Она отмечает, что такое переживание является и прекрасным, и болезненным одновременно: «Сильное чувство любви, почтения и благоговения выражается в прекрасных, душевных диалогах с пациентами, подобных описанным мною выше, приносящих нам и утонченное удовольствие, и острую боль» (Alhanati, 2002: 130).

Именно это мы с Барбарой почувствовали, когда она рассказала свое сновидение, а я прочитал отрывок из Библии. В тот момент мудрость психики проявилась во всей своей красе. Будто benedicta veriditas – благословенная зелень – покрыла нас, благословила и заполнила собой «третье» пространство между нами своей красотой и таинственностью, смысл которой можно ощутить и почувствовать, но не познать полностью.

Выводы

Оглядываясь назад, задним числом можно было бы сформулировать значение сновидений Барбары следующим образом. Психика явно показывает, что зеленая гибкая ветвь виноградной лозы, идентифицированная с Христом, замещает «ярко-зеленое щупальце» зеленого чудовища, протянутое, как рука, чтобы коснуться своего ребенка-пледа и укутанного медвежонка, которым грозит опасность, и которые вскоре будут навсегда удалены. Как нам это понимать?

Вспомним, что зеленое чудовище является своего рода пастырем, который бродит по своей планете в поиске исчезающих форм жизни, чтобы переместить их на Землю и тем самым спасти. Тогда нам сразу становятся заметны ассоциативные параллели с Библией, которая называет пастырем Христа. В Евангелии от Иоанна об Иисусе говорится как о «пастыре добром» (10: 14), в Первом послании Петра (5: 4) он назван «главным пастырем», в Книге Евреев (13: 20) «великим пастырем», что подчеркивает его сострадательную заботу о потерянных «овцах» своего народа. Такие определения также косвенно указывают на невинность ягнят, которых любой хороший пастух охраняет и защищает в период после рождения.

Сам Христос также является «невинным», тем, на ком нет греха, и его любящее и сочувственное отношение к детям и их невинности отражено в нескольких библейских высказываниях:

Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное.

…пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие. Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него. И, обняв их, возложил руки на них и благословил их.

Британский психоаналитик Маргарет Арден поставила невинность ребенка во главу угла в своем понимании психоаналитической работы (Arden, 1998):

По-моему, трансформация вследствие инсайта в кабинете аналитика символически равна духовному пути к просветлению. Психоанализ представляет собой новую версию старинной темы, общей для всех великих религий. Утрата иллюзий, отказ от привязанности в пользу ложной реальности, неизбежность страдания и искупления – все это присутствует в психоанализе… Каждый человек, ищущий анализа, совершает личное паломничество.

Христианская максима «если не станете как дети, не войдете в Царствие Небесное»… является… для меня свойством истинного я. Поведение, направляемое ложным я, оказывается, как правило, манипулятивным и разрушительным для истины в психике. Все наши теории можно рассматривать как способы понимания деструктивных процессов или защит, которыми пользуется пациент. Чудо психоанализа – именно чудо – состоит в том, что когда человек приходит к пониманию сути опыта своего детства, вся злость, все отказы от жизни оказываются нацеленными на одно – на сохранение любой ценой ребенка, способного любить.

Одной из центральных тем евангельской истории, на которую указывает «зеленая ветвь» в сновидении Барбары, является задача сохранения жизни невинного «ребенка, способного полюбить». Этим, однако, история не ограничивается. После того как невинный ребенок стал взрослым человеком, он приносит себя жертву на кресте. Эта мифологическая тема повторяется во всех ранних культурах как жертвоприношение, при котором безупречный и «чистый» агнец должен быть принесен в жертву Богу. Здесь все усложняется, но, возможно, от читателя не ускользнуло то, что главной темой «Маленького принца», по крайней мере, в нашей интерпретации является жертвоприношение невинности – ее «нисхождение» в этот мир и впоследствии добровольная смерть по наущению змеи.

Здесь вполне уместно упоминание о личном вопросе, который мучил меня все мое детство и юность, прошедших рядом с христианской общиной. Я часто задавался вопросом, почему догматическое христианство всегда настаивало на невинности Христа на кресте, если не принимать во внимание недвусмысленных ответов на этот вопрос в посланиях апостола Павла и учении поздней Церкви, что только таким образом он мог умереть за наши грехи и избавить нас от адского пламени и проклятий карающего Бога, который в противном случае убил бы нас, а теперь это стало не нужно. Его кровожадность была, так сказать, утолена. Мне всегда казались нелепыми эти образы Бога как кровожадного людоеда и Христа как нашего «заместителя».