Рукопись, найденная в Сарагосе - Ян Потоцкий

ЕГИПЕТСКАЯ МОЛИТВА "Великий Боже, отец всех, Святый Боже, являющий себя своим верным, Святый, все сотворивший своим словом, Святый, которому природа – подобие, Святый, не созданный природой, Святый, могущественней всякого могущества, Святый, превысший всякой высоты, Святый, совершенней всякого совершенства!

Прими жертву благодарения сердца моего и слов моих.

Ты – неизреченный, и молчание – голос твой, искоренивший отклонения истинного познания.

Укрепи меня, пошли мне сил и дай войти в милость твою погруженным в мрак неведения, а равно познавшим тебя и потому ставшим моими братьями и детьми твоими.

Верю в тебя и громко свидетельствую о том, Возношусь к жизни и свету.

Чаю причаститься святости твоей, ибо ты возжег во мне эту жажду".

Прочтя эту молитву, Херемон обратился ко мне с такими словами:

– Ты видишь, дитя мое, что мы, так же как и вы, признаем единого Бога, словом своим сотворившего мир. Молитва, которую ты сейчас слышал, взята из "Поймандра", книги, приписываемой трижды великому Тоту, тому самому, творения которого мы носим в процессии на всех наших празднествах. У нас имеется двадцать шесть тысяч свитков, приписываемых этому философу, жившему примерно две тысячи лет назад. Переписывать их разрешено только нашим жрецам, и, может быть, из-под их пера вышло немало добавлений. В общем же все писания Тота полны метафизических темнот и мест двоякого значения, которые можно толковать по-разному. И я объясню тебе только общепринятые догматы, которые ближе всего ко взглядам халдеев.

Религии, как и все вещи на свете, подвергаются медленным, но непрерывным воздействиям, неустанно изменяющим их формы и сущности, так что через несколько столетий одна и та же религия предлагает вере человеческой совершенно другие принципы, аллегории, скрытый смысл которых уже невозможно разгадать, или догматы, в которые большинство верит разве только наполовину. Поэтому я не могу поручиться, что научу тебя той древней религии, обряды которой ты можешь видеть изображенными на барельефе Озимандии в Фивах, – но повторю тебе объяснения моих учителей в том виде, в каком преподаю их моим ученикам.

Прежде всего предупреждаю тебя – не считай главным изображение или символ, а старайся постичь скрытую в них мысль. Вот, например, ил обозначает все материальное. Божок на листе лотоса, плывущий по илу, изображает мысль, покоящуюся на материи, совершенно с ней не соприкасаясь. Это символ, к которому прибег ваш законодатель, говоря, что "дух божий носился над поверхностью вод". Утверждают, что Моисей был воспитан жрецами города Она, то есть Гелиополя. И в самом деле, ваши обряды очень близки к нашим. Как и у вас, у нас тоже существуют жреческие семейства, пророки, обычай обрезанья, запрет на свинину и много других сходных особенностей.

При последних словах Херемона один из низших жрецов Изиды ударил в било, отмечая полночь. Учитель объявил нам, что богослужебные обязанности требуют его присутствия в храме, но что завтра вечером нам можно опять прийти.

– Вы сами, – прибавил Вечный Жид, – скоро прибудете на место ночлега, так что позвольте мне отложить дальнейший рассказ на завтра.

После ухода бродяги я стал размышлять над тем, что от него услышал, и мне показалось, что я обнаруживаю в его словах желанье ослабить в нас твердые начала нашей религии и тем самым поддержать стремление тех, кто желал моего перехода в другую. Но я хорошо знал, чего требует от меня в этом смысле чувство чести, и был непоколебимо уверен в бесплодности всех усилий такого рода.

Тем временем мы прибыли к месту ночлега и, подкрепившись пищей, как обычно, воспользовались тем, что у вожака есть свободное время, – попросили его продолжать свое повествование, что он и сделал.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ ВОЖАКА ЦЫГАН После того, как Суарес рассказал мне историю своей семьи, мне показалось, что он не в силах бороться со сном; зная, до какой степени он нуждался в отдыхе для восстановления здоровья, я попросил его прервать рассказ о пережитых им приключениях. И он, в самом деле, хорошо выспался. Следующей ночью он уже гораздо лучше выглядел, но, так как он не мог заснуть, я попросил его продолжать свое повествование, что бедный больной и сделал.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ ЛОПЕСА СУАРЕСА Я говорил тебе, что отец не позволил мне именоваться "доном", обнажать шпагу и иметь дело с дворянами, а самое главное – завязывать какие бы то ни было отношения с семейством Моро. Сказал я тебе и о своем неодолимом пристрастии к чтению романов. Я твердо запомнил предостережения отца, после чего обошел все книжные лавки Кадиса с целью обеспечить себя этого рода произведениями, предвкушая получить от них неописуемые наслаждения – особенно в дороге.

Наконец я сел на небольшой купеческий корабль и должен признаться, что с радостью покинул наш сухой, выжженный и пыльный остров. Меня восхитил вид цветущих берегов Андалузии. Потом мы проплыли по Гвадалквивиру и высадились в Севилье, где я хотел нанять мулов, чтоб ехать дальше. Один из погонщиков, вместо обычной повозки, предложил мне очень удобную карету, я взял ее и, наполнив экипаж купленными в Кадисе романами, поехал в Мадрид.

Очаровательная местность между Севильей и Кордовой, живописное зрелище гор Сьерра-Морены, пастушеские нравы жителей Ла-Манчи, все, что я видел, придавало прелести моим возлюбленным книжкам. Я томил свою душу и до того насытил ее чувствами нежными и унылыми, что, приехав в Мадрид, был уже влюблен без памяти, хотя пока не знал еще предмета своего поклонения.

В столице я остановился в гостинице "Под мальтийским крестом". Пробило полдень, и мне сейчас же подали обед, потом я стал разбирать свои вещи, как обычно делают путешественники, прибыв на новое место. Вдруг я услышал какой-то шум близ дверного замка. Я подбежал и довольно резко открыл дверь, но сопротивление, встреченное мной, доказало, что я, видимо, кого-то ударил. В самом деле, я обнаружил за дверью человека, неплохо одетого, который утирал разбитый в кровь нос.

– Сеньор дон Лопес, – сказал мне незнакомец, – внизу, в трактире, я узнал о том, что приехал уважаемый сын знаменитого Гаспара Суареса, и пришел засвидетельствовать ему свое почтение.

– Сеньор, – ответил я, – если ты просто хотел войти ко мне, то я, отворяя, должен был бы набить тебе шишку на лбу, но разбитый нос говорит о том, что ты, наверно, держал его у замочной скважины.

– Это великолепно! – воскликнул незнакомец. – Дивлюсь твоей проницательности! Не скрою, что, желая познакомиться с тобой, я хотел заранее составить себе некоторое представление о том, как ты выглядишь, и пришел в восторг от твоего благородного вида, с каким ты ходил по комнате и раскладывал свои вещи.

После этого незнакомец, не дожидаясь приглашения, вошел ко мне и продолжал:

– Сеньор дон Лопес, ты видишь в моем лице славного потомка рода Бускеросов из старой Кастилии, который не надо смешивать с другими Бускеросами – из Леона. Лично я известен под именем дона Роке Бускерос, но отныне желаю быть известным лишь своей преданностью вашему сиятельству.

Я сейчас же вспомнил предостережения моего отца и сказал:

– Сеньор дон Роке, я должен тебе признаться, что Гаспар Суарес, родной отец мой, прощаясь со мной, строго-настрого запретил мне пользоваться титулом "дон" и не велел никогда водиться ни с одним дворянином. Отсюда, сеньор, ясно следует, что мне нельзя воспользоваться твоим лестным расположением.

В ответ Бускерос принял важный вид и промолвил:

– Слова вашего сиятельства ставят меня в очень тяжелое положение, ибо мой отец, умирая, завещал мне всегда величать титулом "дон" знаменитых купцов и, по мере возможности, искать их дружбы. Так что ты видишь, сеньор дон Лопес, только обрекая меня на непослушание моему отцу, ты можешь выполнять волю своего отца, и, чем больше будешь ты избегать меня, тем больше мне, как доброму сыну, придется стараться навязать тебе мою особу.

Этим замечанием Бускерос сбил меня с толку, тем более что говорил он серьезно, а запрет обнажать шпагу лишал меня возможности затеять ссору.

Между тем дон Роке заметил у меня на столе восьмерики, то есть монеты достоинством в восемь голландских дукатов каждая.

– Сеньор дон Лопес, – сказал он, – я как раз собираю такие золотые и, несмотря на все старания, не имею монет с этой датой. Ты понимаешь, что это – страсть к коллекционированию, и я полагаю, что доставлю тебе удовольствие, дав тебе возможность оказать мне услугу, или, верней, тебе представляется исключительный случай: ведь у меня коллекция этих монет, начиная с первых лет, когда они появились; недоставало только образчиков, которые я сейчас вижу.

Я подарил пришельцу вожделенные золотые с тем большей поспешностью, что рассчитывал на его немедленный уход. Но дон Роке и не подумал уходить, а, вернувшись к прежнему важному тону, промолвил:

– Сеньор дон Лопес, мне кажется, нам не к лицу есть с одной тарелки или передавать друг другу по очереди ложку или вилку. Вели накрыть еще прибор.