Барбаросса - Михаил Попов

– Нелишне заметить, что в ту пору далеко не все обитатели империи, включая и высших ее сановников, представляли себе, кто такие христиане на самом деле. Чтобы нанести удар именно в этом направлении, нужно было обладать дьявольской, именно дьявольской проницательностью! Или действовать по его подсказке.

Святой отец остановился, именно в этом месте он рассчитывал делать выразительную паузу и, сделав ее, ждал соответствующей реакции.

Кардинал лишь пожал плечами:

– С вами трудно не согласиться. Наблюдения ваши точны, а выводы верны. Но что же из всего этого следует? Вы говорили о пользе практической, где же она?

Отец Хавьер сосредоточенно кивнул:

– Выводы делать еще рано, я еще даже не в середине своего пути.

– Даже не в середине? – жалобно переспросил король и тихо выдохнул.

– Простите, ваше величество, я попытаюсь сократить по возможности количество доводов. Перехожу ко второму. Известно, что выше описанный нами император позорно закончил дни свои, хотя страдания его не искупили и тысячной доли тех страданий, что он принес своим подданным, и я задумался: в чем тут причина? Не мог же сатана (всякий раз при произнесении этого слова все находившиеся в спальне рефлекторно крестились) бросить на произвол судьбы своего подручного, который так хорошо ему послужил? Или, может быть, он покинул его только потому, что тот стал ему не нужен? И не мог же сатана отказаться впредь от попыток воздействия на жизнь человеческого мира посредством столь удачно придуманного способа? Эти мысли изводили меня, не давали мне спать, есть, я чувствовал, что если не разрешу эту загадку, то погибну.

– Насколько я могу судить, вы живы и здоровы,– прошептал больной.

– Да! – гордо ответил отец Хавьер.– Я жив, благодарение Господу, здоров, и я разгадал страшную загадку.

– В чем же состоит разгадка? – спросил кардинал.

– Я обратил взор на последующие века, ваше преосвященство, я разыскивал среди государей и князей, правивших под солнцем нашего мира, тех, кого можно было бы назвать преемником кровавого римского деспота.

– И что же – нашли?

Отец Хавьер загадочно улыбнулся и коротко кивнул:

– Нашел.

Последовала длинная пауза. Кардинал Хименес неотрывно глядел на изможденного францисканца, пощипывая кончик своей острой седой бородки. Даже любопытство его величества отчасти проснулось, и он, преодолевая болезнь, попытался приподняться на подушках.

– Говорите же!

Святой отец в очередной раз развернул свиток, как будто мог забыть имя своего открытия, и торжественно произнес:

– Фридрих фон Штауфен!

– Фридрих?

– Император Фридрих?! Да вы в своем уме, святой отец? – возмущенно воскликнул кардинал, но потом, овладев собой, решив, что измышления старика не стоят сильных чувств, добавил несколько более снисходительно: – Мне кажется, вы преувеличиваете.

– Что? – поинтересовался отец Хавьер, и во всем его облике была видна готовность опровергнуть любые возражения. Ему было даже жаль возражающих.

– Вы берете слегка через край, сравнивая императора Священной Римской империи с таким кровавым чудовищем, как Нерон. Если вы настаиваете, что сатанинский дух, изойдя из тела преступного римлянина, вселился в плоть христианского государя, то объясните хотя бы, почему он так поступил!

Отцу Хавьеру явно понравилось замечание кардинала, он даже хлопнул себя руками по бокам.

– Слава Господу, вы сами произнесли это слово!

– Не понимаю вас, да и его величество, насколько я вижу, тоже. Потрудитесь излагать яснее, отец Хавьер.

– Напрасно вы сердитесь. Очень важно, что именно вы сами догадались о переселении дьявольского замысла из одной человеческой оболочки в другую.

Его величество закатил глаза.

Его преосвященство встал.

Святой отец замахал руками:

– Осталось рассказать совсем немного. Вы удивляетесь тому, что я сравнил императора Фридриха с императором Нероном. Но чем же он лучше? Он предатель и клятвопреступник – об этом свидетельствует его обхождение с Арнольдом Брешианским[49] и его выдача папскому правосудию на глумление и сожжение. А это был верный его союзник и друг. Фридрих был жесток ничуть не меньше дохристианских правителей-убийц. Вспомните, как он обошелся с Миланом! Жители уничтожены или разогнаны, немецкие рыцари играли в своем лагере ломбардскими головами. Фридрих был богохульник, что для человека, носящего крест, еще большее прегрешение, чем для язычника! Разве не брал он Рим, разве Папа Александр II не вынужден был спасаться от него бегством?

– Разве не погиб он во время крестового похода? – в тон священнику сказал кардинал.

Но тот легко парировал это возражение:

– Но вспомните, что он говорил перед его началом! Ни о чем, кроме как о наполнении своей казны, этот, с позволения сказать, рыцарь Христа и не помышлял. То же доказывает его позорная смерть, не так ли?

Тут счел нужным вмешаться его величество:

– Он ведь всего-навсего утонул.

– Вот именно, всего-навсего. Не совершив ни одного подвига во имя веры, не срубив ни одной сарацинской головы. Господь наш не дал ему возможности хотя бы отчасти очиститься перед собой, он не позволил ему даже умереть красиво, в благородном бою.

Кардинал кивнул:

– Пусть так, пусть. Признаем, что все ваши доводы верны, но однако же нельзя не видеть и того обстоятельства, что ваш обвиняемый ныне благополучно мертв.

Отец Хавьер просиял, насколько это было возможно при его изможденном и своеобразном облике.

– Вы верно разбираете дело, ваше преосвященство, недаром вас считают умнейшим человеком своего времени.

– Благодарю вас, отец Хавьер,– кисло сказал Хименес. Он знал, что старик не способен к лести и его похвала – это настоящая похвала. Но какого дьявола (Господи прости!) ему вздумалось сыпать такими похвалами при короле?

А старика несло:

– Вот и я спросил себя, что же происходит с вредоносным духом, если его носитель мертв. И я ответил себе – он не может где-нибудь да не проявиться. Обязательно среди сильных мира сего найдется человек, который склонен встать на гибельный путь, кто нетверд в вере.

– И вы поглядели вокруг себя…

– Да, ваше преосвященство, вокруг себя, а потом и шире, прошелся внимательным, истинно внимательным взглядом к самым границам известного нам мира.

Фердинанд знаком показал кардиналу, что хочет воды. Отхлебнув воды из резного, оправленного в серебро стакана, его величество приподнялся на локте. К концу рассказа духовника он почувствовал себя заинтригованным. Настолько, что смог временно преодолеть слабость.

– Говорите, святой отец.