Рабы Парижа - Эмиль Габорио

Он — женат.

Теперь их разъединял не родительский каприз, а закон.

— Что мне закон? Мне, герцогу де Шандосу, родне королей? Почему бы нам с Дианой не наплевать на все эти дурацкие условности? Она покинет мужа, я — жену, и будем вместе! А куча оплаченных мною Доманов пусть доказывает, что я прав…

Норберт посмотрел на часы.

Три!

Дианы не было.

"А что, если она вообще не придет?"

Только он успел это подумать, как невдалеке остановился экипаж — и оттуда грациозно выпорхнула женщина.

Это была Диана.

Мадам де Мюсидан пересекла открытое пространство, подошла к лесу и вошла в узкую боковую аллею, где ждал Норберт.

Герцог де Шандос поклонился.

Виконтесса взяла его под руку и, ни слова не говоря, быстро повела в глубь леса.

Целую неделю шел дождь. Было очень грязно, но молодая женщина не обращала на это никакого внимания.

— Что с вами? — спросил де Шандос.

— Идемте скорей!

— Вы чего-то боитесь?

— Да, да. Нас могут увидеть.

— Нас видят каждый день на Елисейских полях, — сказал он.

— Но не наедине! — ответила мадам де Мюсидан, тревожно оглядываясь. — Я приняла все необходимые предосторожности. Но что, если за мной следят? Идемте же!

— Прежде вы ничего не боялись…

— Тогда я принадлежала самой себе. Теперь же должна оберегать честь своего мужа. И я никогда не запятнаю его имя!

— Значит, вы меня больше не любите?

Диана резко остановилась и холодно посмотрела на него.

— Вы, похоже, забыли о письме, в котором я предлагала вам бежать со мной? И о том, что вы на него ответили? А я очень хорошо это помню.

Норберт с мольбой прошептал:

— Простите! Сжальтесь надо мной! Вы не представляете, как много я выстрадал… Я был тогда ослеплен горем… И я никогда еще не любил вас так горячо!

На губах виконтессы промелькнула улыбка.

— Что я могу вам ответить? Пожалуй, только одно: вы слишком поздно мне это сказали. Я уже принадлежу другому.

— Диана!

Норберт хотел взять ее за руку, но она отступила на шаг и сказала:

— Не обращайтесь со мной так фамильярно, господин герцог. И не называйте меня по имени. Вы теперь не имеете на это никакого права. Я пришла сюда только для того, чтобы сказать: вы должны забыть меня!

— Это невозможно.

— Но вы должны. Когда я в первый раз увидела вас на Елисейских полях, я от смущения забылась и махнула вам рукой. Не пользуйтесь моей минутной слабостью!

— Но вы тогда сказали, что мы навсегда останемся друзьями!

— Мы с вами отныне — чужие.

Норберт вспомнил слова "ходячей газеты", барона дю Сура, о четверке.

— Однако вы не так строги к господам де Сермез, де Круазеноа…

— Что вы хотите этим сказать? — гордо остановила его графиня. — Эти люди — друзья моего мужа. А вы…

Она схватила герцога за руки и так близко притянула к себе, что он почувствовал на лице ее дыхание.

— Вы что, не помните, как меня в Бевроне называли вашей любовницей? Неужели вы думаете, что эта гнусная клевета не достигла ушей моего мужа? Недавно при нем произнесли ваше имя — и он сразу же с подозрением посмотрел на меня! Если он узнает, что я встречалась с вами, да еще в лесу наедине, то выгонит меня в тот же день. Так что не пытайтесь меня увидеть. И помните: дверь графа де Мюсидана навсегда закрыта для вас.

— Есть ли на свете человек несчастнее меня? — с горечью прошептал Норберт.

— А разве моя судьба лучше вашей? Если вы еще хоть немного меня любите, то докажите мне это: не пытайтесь встречаться со мной. Прощайте.

Молодой человек был в отчаянии.

— Побудьте же со мной еще чуть-чуть! — умолял он Диану.

— Ах, не тревожьте меня больше! — сказала она, побежала к своему экипажу — и уехала.

В сердце Норберта она оставила яд не слабее того, которым убила его отца.

Диана была теперь уверена, что не пройдет и месяца, как герцог будет у ее ног.

И он, сам того не понимая, поможет ей осуществить задуманную месть.

— Да будет так! — шептала она. уезжая.

И так стало.

Однажды герцог, вместо того, чтобы наскоро перекусить у себя в спальне и поскорее уехать к друзьям, как он это делал всегда, вдруг изъявил желание позавтракать с женой.

Мари никогда еще не видела его в таком прекрасном расположении духа. Он много смеялся, неуклюже шутил и даже рассказал два-три забавных анекдота, которые в те дни были у всех на устах.

Казалось, герцог впервые осознал, что он женат.

Удивлению мадам де Шандос не было предела.

Норберт же с нетерпением ждал, когда слуги окончат убирать со стола и уйдут.

Как только герцог остался с женой наедине, он сразу же подошел и поцеловал ей руку.

Удивление Мари перешло в испуг.

— Я уже давно хочу открыть вам свое сердце, — нерешительно заговорил де Шандос. — До сих пор я был плохим мужем…

— Герцог, я ни разу не говорила ничего подобного!

— Но мы с самого приезда в Париж почти не виделись, — продолжал Норберт. — Я уезжаю из дому рано и возвращаюсь слишком поздно.

Молодая женщина не верила своим ушам. Де Шандос признает, что он не прав? Норберт обвиняет себя в невнимании к жене? Тут что-то не так!

— Я никогда ни на что не жаловалась, — тихо сказала она.

— Знаю. Вы — благородная и достойная женщина. Но все же вы — женщина, и к тому же молодая. Вас не могло не возмущать мое поведение.

— Я не думала и не думаю о вас ничего плохого.

"Так я тебе и поверил! — проворчал про себя герцог. — Но и я тоже хорош: никогда еще не ставил себя в более глупое положение".

— Тем лучше, — продолжал он. — Я не хочу оправдываться. Видите ли, Мари, даже в те дни, когда я, казалось, избегал вас, в моих мечтах царили вы.

"Долго же вы собирались рассказать мне об этом!" — подумала герцогиня.

— Мне бы, конечно, следовало почаще бывать дома, моя дорогая. Но этому мешали многие важные обстоятельства… Перечислять их было бы слишком долго. Важно другое: пока вы полагали, что я совершенно забыл о вас, я на самом деле очень страдал, зная, что вы сидите дома одна.

Де Шандос напрасно пытался обмануть жену. Его не слишком дружелюбный тон совсем не соответствовал нежным словам.

— Причина вашего одиночества известна вам не хуже, чем мне. Сами понимаете, друзья мадемуазель де Пимандур не могли оставаться друзьями герцогини де Шандос.

— Да, конечно… — грустно сказала Мари.

— С другой стороны, траур по отцу не позволит нам ездить в гости еще около четырех месяцев.

Герцогиня встала, желая, очевидно, поскорее закончить разговор.

— Разве я когда-нибудь просила вас брать меня с собой?

— Никогда, — признал Норберт. — Поэтому я должен сделать все возможное, чтобы вы чувствовали себя дома как можно лучше.

— Что же вы предлагаете?

Норберт оживился.

— Я хотел найти вам подругу ваших лет. равную вам по положению в обществе. И, наконец-то, я ее нашел. Мне очень хвалила ее мадам д'Арланж, а это очень много значит в высшем свете. Я хочу вам ее представить.

— Когда?

— Сегодня.

— Здесь?

— А что тут необыкновенного?

— Ничего…

— К тому же вы с ней знакомы.

— Кто же это?

Герцог почувствовал, что краснеет. Он быстро наклонился и стал прикрывать дверцу печки.

— Жарко. — проворчал он. — Надо сказать Жану, чтобы меньше топили.

Дверца была горячая и Норберт провозился с ней так долго, что успел взять себя в руки.

— Вы помните мадемуазель де Совенбург?

— Ее звали Дианой?

— Да.

— Я ее почти не знаю. Наши отцы между собой не ладили. Маркиз де Совенбург считал нас недостаточно знатными…

Норберт уже полностью овладел собой. Его щеки пылали, но причиной этого был, вероятно, сильный жар от печки.

— Пусть теперь дочь постарается искупить несправедливость своего отца, — прервал жену герцог. — Вскоре после нашей свадьбы она вышла замуж за графа де Мюсидана. Одним словом, она скоро будет здесь и я сказал людям, что вы принимаете.

Мадам де Шандос ничего не ответила.

Она была неопытна как женщина, но у нее не было недостатка в уме и в той обостренной проницательности, которую дает людям глубокое горе.

Ничто в поведении Норберта не ускользнуло от ее внимания.

Судите сами, могла ли она поверить в его искренность.

Молчание становилось тягостным.

Герцог безуспешно пытался найти предлог, чтобы прервать его.

Мари не имела ни малейшего желания помочь де Шандосу выйти из неприятного положения.

И тут донесся глухой шум кареты, катившейся по усыпанному песком двору.

Один раз прозвенел колокольчик. Это означало, что гость приехал к герцогине.

Затем вошел лакей и доложил, что прибыла с визитом графиня де Мюсидан.

Норберт поспешно сказал:

— Идемте, Мари, это она!