Михаил Романов - Руслан Григорьевич Скрынников

и все себе позволяющего мальчишки. На пиру во дворце Лжедмитрия I его любимец Хворостинин обращал на себя общее внимание своей гордыней и тщеславием, по нескольку раз переодевал кафтанчики, исполнял две должности — кравчего и чашника.

Самомнение князя было замечено также и Филаретом. В послании к кирилловским монахам патриарх укорял Хворостинина в таких выражениях: он «в разуме себе в версту не поставил никого».

Таким был писатель-еретик, отвергавший московскую старину и писавший о своих соотечественниках, что они «сеют землю рожью, а живут все ложью»; «все люд глупой, жити не с кем». Хворостинин имел в виду в первую очередь людей «себе в версту», правящий круг, знать. Даже Котоши-хин признавал, что в царской думе есть люди умные и способные. Князь Иван это отрицал. Что касается народа, отношение к нему подверглось испытанию в годы Смуты. Склонность народа к бунту, легковерие и готовность биться за самозванцев вселили страх в боярские души. Рассуждения о «глупом люде» отразили эти настроения.

Яркой фигурой в приказном мире был дьяк Иван Тарасович Грамотин-Курбатов. Будучи направлен с великими послами под Смоленск, Грамотин предал Филарета и начал служить королю «прежде всех». За это он получил титул печатника и думного дьяка. Царь Владислав пожаловал ему крупную волость в поместье. В Москве дьяк сблизился с поляками и помогал пану Гонсевскому в войне с москвичами. В конце 1612 года дьяк сопровождал Сигизмунда III в походе на Москву и убеждал русских принять на трон Владислава. Позже Грамотин был вновь принят на царскую службу, а к 1618 году ему вернули чин думного дьяка и поручили управлять Посольским приказом. На свадьбе царя Михаила с Долгоруковой в 1624 году Грамотин играл роль распорядителя — «чины урежал» и списки держал.

Исаак Масса писал, что Грамотин «похож на немецкого уроженца, умен и рассудителен во всем и многому научился у поляков и пруссаков». Дьяк выделялся не только редкими способностями, но и упрямством. В 1626 году его отставили от дел из-за того, что, будучи у государева дела, он «указу не слушал, делал их государские дела без их государского указу, самоволством, и их, государей, своим самоволством и упрямством прогневил». Видимо, Грамотин не послушал патриарха, чем и вызвал его гнев. В опале его отправили в Алатырь. Опала была следствием каких-то распрей в царской семье. 1 октября 1633 года Филарет умер, а через четыре дня Грамотина велено было вернуть из ссылки, очевидно, по распоряжению царя Михаила. Дьяку вернули думный чин, произвели в печатники и поставили во главе Посольского приказа. Иноземцы называли его канцлером. По завещанию душеприказчиками канцлера были правитель князь Иван Черкасский и Василий Стрешнев, родня царя Михаила.

Грамотин принадлежал к числу ревностных подражателей «польскому манеру». Он выучил польский язык и усвоил немецкие обычаи.

Смута привела к наплыву иноземцев в стольный город. Запад настойчиво вторгался на Святую Русь. Менялись внешние приметы. Следуя иноземным модам, некоторые из москвичей отказывались от московских обычаев в пользу иноземных. В печатном Служебнике 1647 года можно обнаружить гневные строки по поводу брадобрития: «сею ересию не токмо простии, но и самодержавнии объяти быша». На старинных портретах из всех самодержцев один Годунов изображен без бороды.

В Москве жили до тысячи служилых иноземцев, в основном лютеран. Им разрешили построить две кирхи в Москве. Однако накануне Смоленской войны Филарет велел разрушить лютеранскую церковь под предлогом драки, случившейся в храме. Позже им позволили возвести новую кирху вне стен Белого города. Кальвинисты надумали выстроить каменную кирху подле деревянной часовни. Но царь Михаил и патриарх велели разломать обе постройки. В конце концов протестанты основали свои храмы на Кокуе, в Новой Немецкой слободе.

Отношение к католикам было более суровым, чем к протестантам. Французский посол в 1627 году пытался получить разрешение построить католический костел для французов, торговавших в России. Послу отказали.

Когда власти обнаружили, что среди приглашенных на царскую службу офицеров есть паписты, они все были под конвоем отосланы за рубеж.

Появление иноверцев придавало особый смысл усилиям властей возродить древнее благочестие православного духовенства. С давних времен одним из центров святости на Руси почитался Соловецкий монастырь на Белом море. В период Смуты в обители появилось множество новых пострижеников, принесших с собой мирские привычки и пороки.

В 1636 году царь Михаил обратился к соловецкой братии с учительным посланием. По его словам, только старые постриженики хранят предания основателей обители, а прочие старцы чинят смуту: «пьют вино красное немецкое», плохо исполняют монастырские работы, особенно в усольях, монастырю прибыли не ищут, отчего «монастырская казна пропадает».

Михаила тревожил упадок благочестия, а также и оскудение богатейшей в прошлом обители России.

В том же году царь сделал строгое внушение строителю Павлова-Обнорского монастыря. И здесь на первом месте стояло пьянство монахов. «Ведомо нам учинилось, — писал Михаил, — что в Павлове монастыре многое нестроение, пьянство и самовольство, в монастыре держат питье пьяное и табак, близ монастыря поделали харчевни и бани, брагу продают».

Бесчинства царили и в стольном граде, и в провинции. Преемник Филарета патриарх Иоасаф выступил с резкой критикой церковных настроений. Его обращение было, без всякого сомнения, согласовано с царем Михаилом и служило своего рода программой. «В царствующем граде Москве, — писал глава церкви своей, — в соборных и приходских церквах чинится мятеж, соблазн и нарушение вере, служба Божия совершается очень скоро, говорят голосов в пять, и в шесть, и больше, со всяким пренебрежением». Слова по поводу соблазна и мятежа носили риторический характер.

Конкретные замечания касались церковной службы, которую следовало отправлять неторопливо и благочинно.

Миряне вели себя столь же зазорно, как лица духовного чина: «а мирские люди стоят в церквах с бесстрашием и всяким небрежением, во время святого пения беседы творят неподобные с смехотворением».

Главные стрелы патриарх обращает против пьянства попов: «а иные священники и сами беседуют, бесчинствуют и мирские угодия творят, чревоугодию своему последуя и пьянству повинуясь, обедни служат без часов; во время великого поста службы совершают очень скоро; в воскресные дни и праздники заутрени поют поздно и скоро, учительные евангелия, апостолы, поучения святых отец не читаются. Пономари по церквам молодые без жен; поповы и мирских людей дети во время святой службы в алтаре бесчинствуют».

Особое негодование патриарха вызывало поведение простонародья — черни: «во время же святого пения ходят по церквам шпыни, с бесстрашием, человек по десятку и больше, от них в церквах великая смута и мятеж, то они бранятся, то дерутся; другие, положив на блюда пелены и свечи, собирают на церковное строение; иные притворяются