Роковое чувство - Лиса Дягилева

— Простите, к вам посетитель, — молодой фурнитур склонился в поклоне и замер у порога. — Господин Катце просил узнать: сможете ли вы принять его сейчас?

Появление фурнитура вывело блонди из задумчивого состояния. Сначала он хотел отказать, но вспомнив последний разговор с Ясоном, почему-то передумал и просто кивнул.

Катце выглядел неважно: осунулся, под глазами залегли тени, вид у монгрела был измотанный. Поклонившись, он прошел в комнату и остановился в трех шагах от Рауля — именно в этом кабинете Эм когда-то сломал ему руку, отсюда же ссылал его в Раная-Уго. Теперь эти воспоминания казались далеким забытым сном.

— Простите, если я не вовремя, господин Эм. Я осмелился придти, чтобы поговорить с вами о делах господина Минка, — в глазах монгрела блеснула слеза, но не сорвалась с ресниц. — Я слышал о решении Конгресса… Мне очень жаль…

— Ближе к делу, Катце.

Рауль спокойно смотрел на монгрела, но внутри его по-прежнему жёг огонь. «Подумать только, — мысленно блонди сильно поморщился, — из-за него я мог поступить аналогично Ясону. Какой бред!»

— Что за дела были у Ясона Минка с тобой?

Не такой ледяной встречи ждал монгрел. А на что надеялся? Ни на что — просто никак не мог смириться с потерей любимого, а теперь еще и с потерей хозяина… Нет, почти друга. Человека, который был всем в его жизни и ей самой.

— На черном рынке волнения, но если вы захотите продолжить дело Ясона Минка я скажу людям, что у них нет повода волноваться. Рынок — это хорошее вложение денег. Даже если Танагура лишилась патента на торговлю пэтами, это еще не значит, что часть основного дохода перейдет в руки федералов. Если вы согласитесь возглавить рынок, господин Эм, мы сможем по-прежнему контролировать оборот продаж и основную часть кредитов. Для вас — это безбедное существование. Федералы не остановятся на ограничении Юпитер — они ее попытаются уничтожить. Нам обоим это известно. Ну, что скажете?

— Щедрое предложение.

Взгляд блонди скользил от лица монгрела до коленей и обратно, словно рассматривая интересную вещь и пытаясь определить: сколько же та на самом деле стоит.

— Почему вы пришли с ним именно ко мне?

Катце резко шагнул вперед — так, чтобы совсем близко, и заглянуть в эти зеленые холодные глаза, нечаянно коснуться кончиками пальцев сьюта, вдохнуть Его запах.

— Разве ты не знаешь ответа на этот вопрос, Рауль? Я понимаю, что это был твой выбор, но сейчас, — монгрел тяжело дышал и нервничал, но к Эму не притронулся, лишь сумасшедшая нежность в его глазах пылала откровениями, — я не могу позволить, кому бы там ни было, погубить то немногое, что у меня еще осталось. Более покорного и преданного слуги в эти смутные времена вам не найти. — Катце отошел на шаг, надеясь, что Рауль не станет акцентировать внимания на его первых словах. — Я сделаю все, что прикажете, и даже больше, только позвольте мне остаться с вами, господин Эм.

Зрачки блонди расширились, закрывая собой изумрудную радужку, но он тут же отвернулся и встал с кресла, отходя от Катце к окну. Почти прикосновение — это было слишком болезненно и как-то горько.

— Я был прав, — почти иронично произнёс он, кривя губы в подобие усмешки, — молчать тебя заставляет далеко не страх. Но тогда что? Личные эмоции? Чувства? Что, Катце?

Эм снова посмотрел на рыжеволосого монгрела и презрительно скривился:

— Неужели после тех экспериментов вы ещё хотите находиться рядом? Или тогда вы притворялись, а на самом деле вам понравилось быть рабом и выполнять работу пэта?

Несколько секунд монгрел не мог ничего сказать, а просто с ужасом смотрел на Рауля.

— Я могу быть даже ковриком для ванной, — сквозь слезы усмехнулся он, и голос дрогнул. — Кем будет необходимо.

Катце отошел к окну и прикрыл глаза — видеть такого Рауля было невыносимо.

— И как там у вас называется это чувство? — Эм внимательно смотрел на монгрела, чувствуя, что начинает терять над собой контроль. — Кажется, любовь?

Блонди откровенно усмехнулся и сам приблизился к Катце почти вплотную, неотрывно смотря в его лицо.

— Чем больше я думаю над этим, тем больше мне кажется, что это вирус. Вирус, который проникает в кровь незаметно и за малое время отравляет её своим ядом, заставляя жертвовать ради себя всем. Даже тем, что тебе не принадлежит. Быть слабым, смешным. Ты хочешь быть таким, Катце? — вкрадчиво поинтересовался Эм, и в глубине его глаз светилась ненависть.

Катце тонул в этом ледяном изумрудном блеске — шел на дно даже не пытаясь выплыть. Он проглотил вставший в горле ком и вопреки всякой логике и осторожности, протянул руку к щеке блонди, но в последний момент остановился, так и не прикоснувшись.

— Когда-то ты очень хотел, чтобы я был именно таким, Рауль, — тихо ответил он, кусая сухие губы. — Чтобы я был таким только для тебя, и я был… Я помню нашу последнюю ночь в Сазане… Ты превратился в саму нежность и не казался мне ни слабым, ни тем более смешным. Я не стану докучать тебе рассказами о нас — о том от чего ты бежал, я просто хочу быть рядом… Хотя бы до тех пор, пока буду полезен тебе. Неужели я так много прошу, Рауль?

Блонди протянул руку в перчатке и, преодолевая отвращение, сжал пальцы на шее монгрела, притягивая его почти вплотную к себе. Злые зелёные глаза сощурились, практически гипнотизируя взглядом и не давая шевельнуться.

— У тебя был шанс освободиться от блонди раз и навсегда. От тех, кто унижал тебя много раз. От тех, кому всегда было наплевать на тебя, твою жизнь и чувства. От тех, для кого ты был лишь предметом, который можно использовать по своему усмотрению, а затем просто выкинуть. Но ты остался.

Пальцы Рауля чувствовали тепло Катце даже сквозь перчатки, и это чувство живого причиняло сильную боль.

— Что в этом такого? — почти прорычал Эм, глядя на красные пряди волос, рваный шрам на щеке, бледные тонкие губы и немного испуганные рыжие глаза. — Что? Я не понимаю!

В следующую секунду губы блонди впились в губы монгрела, целуя глубоко и яростно, причиняя боль себе и ему, но чувствуя в этом прикосновении куда большее, чтобы можно было это прекратить.

Монгрел не выдержал — по его щекам заструились скупые слезы, но он не сопротивлялся, ни пальцам на своей шее, ни поцелую, который нес в себе только ненависть и презрение. Сил хватило только на то, чтобы слабо вцепиться в плечи Рауля руками, пытаться вдохнуть, не закричать. Блонди душил его, унижая таким странным, примитивным, и самым ужасным для Катце способом.

«Он убьет меня… И пусть. Пусть. Пусть». Превозмогая боль и страх, Катце приоткрыл губы, впуская Рауля глубже. Перед глазами темнело, монгрел хрипел, но отвечал на поцелуй нежно — словно говоря это самое «пусть», что настойчиво билось в висках. Пальцы на плечах сжались сильнее и ноги дилера начали подкашиваться — тело самопроизвольно пыталось прервать контакт, чтобы выжить.