«Мир приключений» 1975 (№22) - Кир Булычев

Бормочет спекшимися губами:

“Живо… бегать надо, вниз в долину, Вадим велел: табун скорее дальше гонять… Экельхут, Рыжий отнимать хотят…”

Все рассказал Илья: и о вертолете чужом, и о рыжем предателе, и о твоей дружбе с Тальвавтыном, и раздорах старика с Экельхутом.

Приказ есть приказ. Вмиг спустились с перевала, в два счета сняли яранги, собрали табун и погнали по курсу, уходя от погони. Не хотела Геутваль отступать, да и я не прочь был засаду хорошенькую па перевале устроить. Но Илья твердил, что Рыжий хитрый, с большой погоней придет — не отбиться. Надо табун прежде спасать.

Ну и гнали мы оленей! Впереди Гырюлькай с женщинами и грузом на нартах — дорогу показывают, потом табун бежит, а позади мы четверо с целой винтовочной батареей — в арьергарде. Двое суток как проклятые шпарили, не останавливаясь, далеко угнали табун.

Лагерь поставили в широкой долине, словно приподнятой на ладони. Зелени уйма, воды полным полно — речки тихие, глубокие, как в тундре. Откуда только Гырюлькай такую долину выкопал! Точно для комариной поры создана!

Поставили яранги, и тут главная баталия началась с Геутваль. Налетела как рысь, взъерошилась: “Пойду с вами Вадима спасать!” Едва уговорили остаться с Гырюлькаем и женщинами — табун беречь. Илью послушалась, сказал он: “Так Вадим велел: мужчинам на выручку к нему идти, а Геутваль и Гырюлькаю табун беречь”.

Побледнела, губы искусала, но послушалась. Сказала: “Метко стреляю, умру, а табун не отдам”. Мне заявила, что, если без тебя вернусь, совсем чужим человеком буду и никогда, всю жизнь она не простит мне, что ее с собой не брал!

Все это она выпалила единым духом, сверкнула глазищами, взяла винчестер, сумку с патронами и ушла к табуну, даже не попрощалась.

Костя грустно опустил свою опаленную голову и притих.

— Кремневая девчонка… — вздохнул он. — Такая до конца за тобой пойдет! В тот же день, — продолжал он, — мы с Ильей и Тынетэгином ушли выручать тебя. Илья думал, что преследователи, вероятно, будут “делать ловушку на перевалах”, и надо хитрить. Вот тогда я и вспомнил Багратиона. Помнишь, книжку о нем читали? И придумал фланговый марш!

Мы с Ильей должны были ударить по складу патронов на сопке — там нас никто не ожидал, — а Тынетэгин в это время должен обойти стойбище с востока и в суматохе пробиваться к тебе на выручку. После разгрома склада мы должны были соединиться в стойбище Тальвавтына.

У нас оставалось чертовски мало времени. Надо было поспеть на сопку до прилета чужого вертолета. Илья рассказал, когда он пожалует. Оставалось всего двое суток. Это неимоверно мало! Видно, на роду нам с тобой написано встревать в разные авантюры. Но фланговый марш к сопке избавлял нас от возможной засады по пути и — главное — позволял влепить сногсшибательный багратионовский удар…

— Ну и ну, Костя, и фантазер же ты…

— У тебя учусь, — усмехнулся приятель. — Наконец-то дорвался до настоящего дела!

Как мы одолели этот путь в двое суток — не понимаю. Особенно трудно было Илье — ведь он совершил этот крестный путь дважды. Старик неутомимо шел впереди и вел нас точно по курсу, словно у него в голове был спрятан магнит.

Мы вышли чуть правее сопки с “каменным чемоданом”, благополучно миновав засады. Когда увидели ее голубой шатер, расстались с Тынетэгином. Он пошел обходить стойбище с востока. А мы помчались с Ильей к заветной сопке. Наступало утро, и надо было поспеть вовремя…

Ох и устали мы — едва волочили ноги. Стали подыматься по крутому склону сопки, тут и потеряли последние силы. Решили передохнуть. Расположились среди валунов и — черт нас усыпил! — моментально заснули.

Ты ведь знаешь, как я сплю — пушкой не разбудишь. А Илья спал чутко, как охотник. Он нас и выручил.

Проснулся я от толчков. Кто-то трясет меня, что-то кричит в ухо. А я не пойму, где я, что со мной.

“Проснись, проснись, железная птица летит!”

Оглушительный рев мотора привел меня в чувство. Над нами, как хищная птица, неслась странная машина. Окрашенная в белесый цвет, с разводами по бортам. Без опознавательных знаков, вместо колес — какие-то полозья. В общем, чужая машина. Пронеслась над нами и скрылась за гребнем скальной вершины.

И тут я понял: прозевали — сядет эта чертова штука на вершину прежде нас!

Ох и ругался я, колотил себя по башке, неудобно даже вспоминать…

— Представляю себе, — рассмеялся я, глядя на разгоряченное лицо приятеля.

— И вдруг рев мотора стих — села, стерва! Представляешь? Глубокое молчание кругом, раздолье гор, долины, залитые солнцем… А мы проспали жар-птицу! Просто всему конец, нитка оборвалась, и нет дальше хода…

— Смотри, Рыжий бежит! — толкает меня в бок Илья.

Глянул я и обомлел. Ползет, гад, спешит к своему вертолету, ничего кругом не замечает. Уже к скалам “каменного чемодана” подбирается.

Тут я поспешил, не сдержал руки. Надо бы подождать, когда на скалы выползет. Поднял винчестер и — бац! — выстрелил.

Ну и псих оказался Рыжий. Завопил благим матом, подпрыгнул на метр и упал за глыбу.

Я вскочил. Илья кричит: хоронись! Куда там, несусь сломя голову вверх по склону. Уж очень хотелось Рыжего перехватить.

И вдруг впереди грохнул выстрел. Струя теплого воздуха пронеслась у виска — и кепку мою снесло, точно ветром.

“Гад! Метко стреляет, чисто сработано…”

Я упал за каменную плиту, прижался к земле. Рыжий выскочил из-за своего валуна и понесся вверх, прыгая, как заяц.

Грянула винтовка Ильи, Рыжий одновременно юркнул за глыбу.

“Расторопный парень!”

Я выстрелил и вдребезги разбил гребень валуна, где торчала котомка Рыжего. Пуля жикнула рикошетом.

“Враки! Не уйдешь…”

Надеясь на Илью, я помчался вверх по склону. Выстрел Рыжего опять прижал к земле. Укрытия не было, и я понимал, что следующей пулей он прикончит меня, как куропатку. И я расстанусь с этим миром на веки вечные.

Но Илья не зевал и не давал высунуться ему, посылая пулю за пулей в гребень валуна. Мне удалось отползти за плиту песчаника.

“Надежное укрытие! Сейчас я сведу с тобой счеты!”

Теперь я был осторожнее. Целиться из-за высокой глыбы мне было неудобно. И Рыжий это заметил.

Он пошел на риск. Обстрелял Илью и сделал стремительную перебежку к подножию “каменного чемодана”. Рыжий занял отличную позицию. У подножия каменной стены валялось множество глыб, сорвавшихся сверху, и он мог долго обороняться там. Но главное — в руках у него очутилась господствующая высота.

Теперь взять его было труднее. Он сразу смекнул, в чем дело, и, постреливая, перебегал от укрытия к укрытию, продвигался к месту, где скала выступала углом, сворачивая к ступеням Кивающего Головой. Видно, Рыжий отлично знал этот ход на вершину и понимал, что там лежит единственный путь к спасению.