Граф Орлофф (СИ) - Валентин Егоров

Тут же появились солдаты, которые приняли у нас лошадей, а мы, размяв ноги, присоединились к французскому королю Луи XIV на подиуме. Король выглядел старым и усталым человеком, но оказался весьма словоохотливым и обладающим отличной памятью человеком. Он называл по имени иностранных послов и посланников, приветливо жал им руки, а иногда хлопал их по плечу. Мы с Кононом Зотовым оказались самыми последними в длинной очереди на представление французскому королю. Поэтому мне представилась отличная возможность понаблюдать за тем, как король в зависимости от той или иной страна, приветствовал их посла или посланника. Одним он с энтузиазмом жал руки, другим небрежно позволял целовать руку, с третьими обменивался двумя — тремя словами. Но, когда подошла очередь британского посла Джона Далримпла, то лицо Луи XIV приняло независимое выражение. Тогда я понял, как именно короли привечают своих злейших врагов.

Когда же подошла моя вместе с Кононом Зотовым очередь быть представленным королю, то Луи XIV в этот момент от нас уже отворачивался, правда, успев, поприветствовать нас обоих почти незаметным кивком головы. В этот момент рядом со мной почему-то оказался барон фон Руге, который, словно случайно, коснулся моего плеча. Я на этот невежливый толчок обернулся, чтобы дать барону соответствующий отпор, но вдруг увидел, злобнейшую улыбку, даже не улыбку, а настоящий волчий оскал, на лице Джона Далримпла, британского посла в Париже. Из чего можно было бы смело делать вывод о том, что держава Британия великолепно знает, кто ее истинный друг или подрастающий враг в новой Европе. Из такого поведения британского посла следовало, что Британия всеми своими силами будет противиться, стараться не допустить роста дружеских отношений Московии с Францией и с Пруссией!

Что же касается французского короля Луи XIV, то на его такое холодное поведение по отношению к нам, было бы грех жаловаться или пенять. До настоящего момента между Московией и Францией вообще не существовали каких-либо отношений, а этот старик король, будучи близок к старческому маразму, не понимал или пока не желал понимать истинного расклада военных сил в новой Европе.

Королевский гвардейский полк своему монарху продемонстрировал полковую атаку, когда все шесть его эскадронов по двести всадников в каждом рванули в атаку на невидимого врага. Атака полка заняла всего несколько минут, но мое сердце заполнилось радостью и азартом, когда я наблюдал за тем, как эскадрон за эскадроном пролетал на лошадях мимо королевского подиума. Это было великолепное и героическое зрелище, от которого трепетало мое сердце и душа.

Как только установилась тишина, то Луи XIV повернулся к нам лицом и негромким голосом произнес:

— Мосье, приглашаю вас отобедать со мной!

И он тут же был уведен слугами в неизвестном направлении. По крайней мере, королевской кареты поблизости я так и не увидел. В этот момент чья-то рука коснулась моего плеча, я резко обернулся и тут же встретился с взглядом карих глаз герцога Орлеанского. Тот приложил палец к губам, я не понял, почему он это сделал, кивком головы указал мне на Конона Зотова, а затем жестом руки приказал нам следовать за ним. Когда мы с герцогом спустились с небольшого пригорка, на котором стоял подиум, то я увидел удаляющуюся карету с лилиями на дверцах. Филипп предложил нам занять место во второй карете, которая его ожидала.

Карета герцога Орлеанского доставила нас в Марли, приватную королевскую резиденцию, расположенную неподалеку от Версаля и Парижа. В этой своей резиденции Луи XIV принимал ограниченное количество своих граждан и сановников. В Марли он обычно проводил уикенд, конец недели, с близкими друзьями и соратниками наслаждаясь природой и возможностью находиться не на глазах большого количества придворных, как скажем в Версале. Наша карета ехала широкими дубравами, которые неожиданно прорезались искусственно вырытыми прудами, по которым было бы так приятно покататься на лодке с любимой женщиной. Эти дубравы были настолько тенисты, что через кроны деревьев не проникало ни единого солнечного луча. Вероятно, в жаркие летние дни в них поддерживалась приятная прохлада, в которую можно было бы прогуляться с прекрасной дамой, ведя непринужденную беседу на великосветские темы.

Время от времени нам по дороге встречались небольшие одно и двухэтажные домики, которые, видимо, принадлежали наиболее приближенным к королю сановникам. Карета остановилась у самого большого в три этажа дома. Филипп скороговоркой пояснил, что это королевский дом в Марли. Он куда-то спешил и оставил нас на попечение слуг, которые тут же нас провели в отдельное помещение, где мы с Кононом Зотовым могли немного отдохнуть и привести себя в порядок. Было приятно слегка расслабиться после утра, проведенного верхом в седле лошади и в наблюдениях за исполнением военных упражнений мушкетерами и гвардейцами короля.

Но отдыхать нам долго не дали, вскоре появился слуга, одетый в придворную ливрею, и вежливым голосом попросил нас следовать за ним. В конце длинного перехода через анфилады зал и комнат, различного предназначения, мы с Кононом оказались в зале, где уже собрались знакомые нам лица, дипломаты присутствовали на военном смотре. Они только что прибыли и, видимо, верхом на лошадях, так как выглядели чуть уставшими и между собой почему-то почти не разговаривали. Большая часть этих людей не обратили ни малейшего внимания на наше внезапное появление, но я снова всей своей кожей ощутил цепкий взгляд британского посла и еще одного дипломата, лицо которого было мне совершенно не знакомым.

— Господин Джулио Альберони, не ожидал я увидеть такого законченного пройдуху и шпиона в покоях французского короля! — Вдруг прошептал капитан-лейтенант Конон Зотов, который стоял рядом со мной и так же, как я, всматривался в лица наших утренних знакомцев. — Этот итальянец, ради личной наживы, готов родную мать за полкопейки продать. Встретились мы с ним однажды во время плавания моего брига по Средиземному морю, так он нам пообещал полмира достать. А когда от нас получил на руки деньги, то вместе с ними тотчас же и навсегда пропал. Уже после краем уха я слышал о том, что сеньор Альбионе стал святым отцом и аббатом, подвизался на ниве обучения великовозрастных и богатых недорослей. Но повсюду продолжал свое любимое дело, шпионить на пользу того, кто ему больше заплатит.

Сеньор Альберони, видимо, почувствовал взгляд Конона Зотова, быстрым, словно укус змеи, взглядом своих глаз он посмотрел на Зотова и, признав его своим давним знакомцем, тотчас же исчез из поля нашего зрения. Я совершенно не удивился тому обстоятельству, как появлению проходимца и авантюриста в худшем случае понимания этого слова, в таком высоком королевском окружении. Тот век, в котором я пребывал в настоящий момент и о котором веду рассказ, был золотым веком для таких именно проходимцев и авантюристов всех мастей. Общественная волна то поднимала их к самому верху, приближала к тому или иному монарху, то резко бросала на общественное дно, и тогда этим людям королевские палачи рубили головы на эшафоте.