Блистательные годы. Гран-Канария - Арчибальд Джозеф Кронин

воротничком слегка выпирала складка кожи, – картина, показавшаяся Харви отвратительной в своей вульгарности. Он инстинктивно невзлюбил этого типа, отметив с усмешкой сияние его напомаженных волос, несколько напыщенный наклон головы, бросаемые им кокетливые взгляды, высокомерное самодовольство вперемешку с почтительностью по отношению к собеседницам.

В мозгу Харви вспыхнула мрачная мысль. «Может, это ее любовник, – подумал он ожесточенно, – и вся поездка была затеяна ради этой блаженной встречи?»

Но чей любовник? Нахмурившись, он уставился на Мэри. Что выражало ее лицо, быстрое импульсивное движение рук – молчаливую покорность? Белое шелковое платье будто льнуло к ней, впитывая тепло ее тела.

Сосредоточенно разглядывая группу внизу, он вдруг услышал, как к нему кто-то обращается, – и кажется, это было не один раз… Вздрогнув, он оглянулся. За его спиной стояли Сьюзен Трантер и ее брат, одетые для прогулки. Она спокойно повторила вопрос, глядя на него неулыбчивыми глазами:

– Мы интересуемся – вы сегодня чем-то заняты?

– Занят? – глупо переспросил Харви, безжалостно вырванный из раздумий.

Сьюзен стояла перед ним, опрятная, крепко сбитая, смотрела серьезно и прямо. На ней были перчатки; соломенная шляпка бросала смягчающую тень на квадратный лоб.

– Я хотела спросить – есть ли у вас какие-то планы на сегодня?

– Нет!

Сьюзен потупилась и тут же подняла глаза.

– Мы с Робертом получили приглашение, – размеренно произнесла она. – В Арукасе живут наши друзья-американцы. Они добрые люди. У них славная вилла, об этом можно судить по одному только названию – Белла-Виста, то есть «красивый вид». Поедете с нами?

Харви медленно покачал головой:

– Нет! Я не поеду.

Сьюзен не могла отвести глаз от его лица.

– Было бы хорошо, если бы вы поехали, – тихо настаивала она. – Там должно быть красиво. Они христиане, очень добрые люди. Встретили бы вас с истинным гостеприимством. Вы бы почувствовали себя как дома. Правда ведь, Роберт?

Трантер, впившись напряженным взглядом в стоявших на нижней палубе, с необычной для него неуклюжестью махнул рукой, показывая, что согласен.

– С какой стати мне туда ехать? – холодно спросил Харви. – Я не христианин, да и человек недобрый. Я бы возненавидел ваших дорогих друзей-американцев, а они, естественно, возненавидели бы меня. Само название Белла-Виста вызывает у меня отвращение. И наконец, как я уже вам говорил, возможно, я спущусь на берег, чтобы напиться.

Она посмотрела в сторону.

– Прошу вас, – прошелестела она почти неслышно. – Умоляю. Я молилась… – Она запнулась и мгновение стояла, глядя под ноги. Затем подняла глаза. – Что же, тогда пойдем, Робби, – заявила она ровным голосом. – Ехать нам долго. Найдем повозку на пристани.

Брат и сестра спустились на нижнюю палубу. Сьюзен намеренно выбрала сторону, противоположную той, где находилась Элисса.

– Слушай, Сьюзен, – по пути попытал счастья Роберт, – как думаешь, можем ли мы отложить визит до полудня?

– Нет, я совсем так не думаю, – ответила она, глядя прямо перед собой. – Нас пригласили на обед.

– Знаю. Конечно знаю, – согласился он неловко. – Но мы не обязаны провести там весь день. Думаю, второй половины дня было бы вполне достаточно.

Она остановилась и повернулась к брату, тревога снова охватила ее, но уже по другому поводу.

– Ты в третий раз за утро предлагаешь сократить визит в Белла-Висту. Ты же знаешь, как для нас важно съездить туда, Робби. Что с тобой происходит, чем еще ты хочешь здесь заняться? – выговорила она дрожащими губами.

– Да ладно тебе, Сью, – торопливо стал увещевать он сестру. – Не расстраивайся ты так. Но вообще-то… я тут подумал… кому будет хуже, если утром мы съездим на пляж Лас-Кантерас с миссис Бэйнем? Она пригласила присоединиться к их компании. Сказала, мы все можем поплавать. Тут страшно жарко. И ты обожаешь купаться. Право, в детстве ты плавала лучше всех.

Сьюзен непроизвольно ахнула.

– Так вот в чем дело! – воскликнула она. – Я могла бы догадаться. Значит, пытаешься хитростью затащить меня на пляж. Ты же ненавидишь купаться. И плавать-то как следует не умеешь. Она пригласила нас – ну конечно! Неужели ты не видишь, что она над тобой издевается? Ох, Робби, Робби, дорогой мой… Что на тебя нашло за последние несколько дней? Ты не выпускаешь эту женщину из виду. Я тебе говорю, она постоянно над тобой потешается. И все-таки ты бегаешь за ней как помешанный.

Роберт мгновенно побагровел.

– Ты все неправильно поняла, – выпалил он. – Мне нечего, совершенно нечего стыдиться.

– Она плохой человек, – сорвалось с ее дрожащих губ.

– Сьюзен!

Наступила тишина. Сьюзен пыталась справиться с эмоциями и наконец решительно и быстро отчеканила:

– Я не стану стоять в стороне и наблюдать, как над тобой издеваются. Для этого я слишком сильно тебя люблю. Мы поедем в Арукас. Поедем немедленно. И проведем там весь день.

В ответ на категоричность сестры в нем проснулось чувство собственного достоинства. Считая себя правым, испытывая горькое разочарование, он тем не менее ответил спокойно и гордо:

– Что ж, хорошо. Едем. Но скажу тебе прямо: я собираюсь поговорить с миссис Бэйнем, когда мы вернемся.

Он развернулся и зашагал по сходням, вскинув голову. Подавив вздох, Сьюзен двинулась следом, на лице ее застыло выражение тревоги и печали.

Харви не видел, как они ушли. Он сидел в своей каюте, угрюмо поедая фрукты, которые Траут принес ему на завтрак. Необыкновенно вкусные апельсины с тонкой кожурой из Тельде, плоды черимойи – свежие, только с рынка. Роскошная трапеза. Но ее омрачала горечь воспоминания о недавнем разговоре со Сьюзен. Лейт не хотел отвечать ей в таком тоне. По крайней мере, она желала ему добра, она достойный человек, прямой и честный. Злясь на себя, он встал и начал одеваться. Жизнь нанесла ему удар, и он, как оскалившийся пес, в отместку стремился нанести ответный удар с безотчетной, беспричинной жестокостью. Более того, старался ранить первым, пока ему снова не причинили боль. Это был всего лишь рефлекс измученной души, но Харви видел в нем только проявление собственной испорченности.

Он вздохнул и отвернулся от зеркала. Его лицо теперь не было бледным, кожа огрубела и приобрела коричневый оттенок, рука, которая только что держала бритву, больше не дрожала, взгляд снова стал ясным. Тело восстанавливалось быстро, но сердце заходилось в испепеляющем презрении. Он презирал самого себя.

В дверь каюты постучали, и, подняв голову, Харви замер в недоумении. Он предполагал, что остался один, что все пассажиры сошли на берег и оставили его в покое, которого он так настойчиво требовал.

– Войдите! – крикнул он.

Дверь с грохотом распахнулась, в каюту энергично влетел Джимми Коркоран, выпятив грудь, сияя радостью славного утра. Новенькая кепка сидела на его голове козырьком назад,