Двойник для шута - Виктория Угрюмова

Здесь, вдали от шумного и суетного мира, доживали свой век дети гордого и великого народа, канувшего в реку времени. Токе бережно хранили свои традиции, обычаи, письменность. И они не хотели умирать, не оставив о себе никакой памяти. Вот почему раз в году любой, кто считал себя достойным, имел право постучать в золотые ворота дворца Чиванга и стать учеником токе. У входа пришедшего встречал один из правителей, облаченный в мантию и высокий головной убор, украшенный орлиными перьями. В руках он держал посох с навершием в виде головы царя птиц с гиацинтовыми — ярко-желтыми — глазами. И задавал учитель будущему ученику три вопроса — от того, насколько верным, остроумным и неожиданным будет ответ, зависело дальнейшее.

Многие считали себя достойными, но только раз в три года пропускали золотые ворота того, кто верно ответил на первый вопрос; раз в пять-шесть лет отворялись серебряные — перед тем, кто ответил на два вопроса; и не чаще одного раза в десять лет входил в железные ворота дворца Чиванга новый ученик.

То, чему учили в этом странном месте, во внешнем мире называлось магией, но сами учителя считали, что это всего лишь умение жить в мире с окружающим, умение правильно накапливать и расходовать энергию для жизни и многие иные умения. Сами токе не верили в волшебство и подвергали сомнению истинность большинства легенд и преданий, считая их всего лишь красивой выдумкой, детской мечтой. Но весь остальной мир думал иначе. Ведь для тех, кто постиг тайны правителей Аиойны, время замедляло свой бег; прошлое открывалось, а будущее было не таким туманным, отступали перед ними болезни, и послушны были ученикам токе дикие звери и птицы. Они ведали секреты обработки металлов и обращались с оружием не хуже убийц Терея, с той лишь разницей, что раса правителей превыше всего ценила хрупкую человеческую жизнь.

Уйти из дворца Чиванга можно было на любом году обучения, на любом этапе, но редко случалось, чтобы избранные не постигли до конца науку своих мудрых учителей.

Потом, много лет спустя, они покидали это сказочное место и отправлялись в бесконечное путешествие по всему Лунггару, разыскивая тех, кто нуждался в их мудром совете, помощи и защите. Между собой они общались при помощи посланий, непонятных никому, кроме самих токе и их последователей. Тот, кто получал подобное письмо, должен был выполнить все, о чем бы его ни попросили, не задавая лишних вопросов.

Таков был закон.

Тем более что просьбы были чрезвычайно редкими, и лишь иногда кто-нибудь получал издалека весточку — золотой стержень с навязанными на нем шелковыми шнурами…

Герцог Гуммер вернулся из Ашкелона несколько потрясенный своими многочисленными открытиями. Поскольку этот вопрос мог быть рассмотрен и не на Большом Совете, и не в присутствии императора, то разбирательство перенесли в тихую и уютную обстановку апартаментов Аббона Флерийского — к немалому удивлению последнего. Впрочем, хотя он и изумлялся, но не протестовал.

Его светлость, наместник Ашкелона, был взвинчен до предела и, можно сказать, возмущен. Когда все расселись и угомонились, прекратив разговаривать, он откашлялся и вышел в центр комнаты.

— Я должен сообщить вам несколько чрезвычайных фактов, господа. Они заставили меня по-новому взглянуть на многие хорошо, казалось бы, известные вещи. Надеюсь, что я услышу и ваше мнение, и ваши толкования. Я очень боюсь ошибиться в выводах, ибо они настолько далеко идущие, что могут привести к вооруженному столкновению, к войне, в конечном итоге.

— Не волнуйтесь, ваша светлость, — сказал как всегда спокойный Аластер Дембийский. — Сообща мы что-нибудь обязательно придумаем.

— Конечно, конечно, герцог. Итак, я начинаю. Во-первых, захваченных в плен оказалось значительно меньше, чем я думал. И я позволил себе отложить допрос пленников напоследок, а сперва заняться обычным, рутинным расследованием. Вот что я выяснил. Корабли построены по типу эмденских, это правда. Однако древесина, из которой они сделаны, решительно не эмденская. Эти деревья и близко не росли на Ходевене — ни на севере, ни на юге…

— Думаю, что и запад, и восток они тоже не заселили? — весело спросил Теобальд.

— Совершенно верно. Это знаменитые бангалорские пальмы, из которых делают не менее знаменитые бангалорские кадазаны, способные выдержать любые штормы и ветры. И это, как я уже сказал, первое, что мне удалось выяснить.

Второй пункт моего расследования касался тел убитых во время этого печального инцидента. «Эмденские», с позволения сказать, воины даже близко не похожи на своих соплеменников. Насколько я знаю, на северо-западе Ходевена проживают народы с ярко выраженными признаками древней агульской расы, как-то: раскосые глаза преимущественно светлых цветов, оливковый цвет кожи, особая форма бровей и надбровных дуг…

— Да вы стали настоящим ученым, дорогой герцог! — воскликнул князь Даджарра.

— Представьте себе, я не поленился изучить два объемистых тома, посвященных исследованиям рас, наций и народностей. Кстати, рекомендую. Никогда не думал, что подобная наука может оказаться такой захватывающе интересной. Но вернемся к нашим быкам: все убитые принадлежали к народу, населяющему Бангалорский архипелаг, — это совершенно очевидно. Но я не остановился на этом. Я приказал предоставить мне все личные вещи, найденные у мертвецов…

— Простите, герцог, — полюбопытствовал Локлан Лэрдский. — А как мертвецов сохранили до вашего прибытия?

— Естественно, в меду, — пожал плечами Гуммер, который, как и все ашкелонцы, сызмальства привык именно к такому способу бальзамирования покойников.

— Спасибо, — хмыкнул министр обороны. — Весьма поучительная получилась беседа, господа. Вы не находите?

— Угу, — красноречиво заметил Сивард. Самое странное, что все его поняли.

— Так вот, — продолжил герцог, дождавшись, когда все успокоились. — И личные вещи, вроде кисетов, кошельков, мелких украшений, — также бангалорские, о чем свидетельствуют характерный узор, ткани и вышивка.

Но самым главным оказалось то обстоятельство, что на многих мертвецах были найдены татуировки, которые обычно делают солдатам регулярной армии архонта.

— Вот это поворот — присвистнул Аббон Флерийский. — Признаться, такого я не ожидал, господа. Интересно, что в таком случае дал допрос?

— Он не многое добавил, — признался герцог Гуммер, — но и не изменил моего мнения. Большинство пленных, а их и так, повторяю, было очень мало, отказались говорить. Но несколько человек признались, что служили во флоте. Как-то утром их просто подняли по тревоге и отправили к ашкелонскому побережью Жемчужного моря. Вот и все. И хотя они убивали наших соотечественников и подданных, я обвиняю их в последнюю очередь, ибо они всего-навсего выполняли приказ.