Горе от богатства - Маргарет Пембертон

У Александра перехватило дыхание, от удивления расширились зрачки, в глазах вспыхнуло желание. Маура начала быстро расстегивать нижнюю рубашку, а Александр громко, так, чтобы его услышал Тиль в гардеробной по другую сторону ванной, сказал:

– Ты мне больше не нужен, Тиль.

Через мгновение они услышали, как отворилась и тут же закрылась дверь, ведущая в коридор.

Рубашка мягко упала к ногам Мауры и обнажила грудь с мегкно-розовыми бархатистыми сосками. Александр сбросил половице на пол и быстрыми решительными шагами подошел к Мауре.

Ближе к вечеру их навестили Чарли и Генри. Чарли зашел, чтобы обсудить с Александром граничащее с нахальством приглашение, которое он только что получил. Он не сомневался, что и Александр получил подобное приглашение от этих выскочек-нуворишей Вандербилтов. Генри заглянул к ним, потому что беспокоился за Александра, боялся, что тот слишком близко к сердцу принял поведение столпов общества на похоронах отца.

– Приглашение на день рождения к Вандербилту, представляешь! – возмущенно воскликнул Чарли, из уважения к Мауре он не позволил себе растянуться как обычно на диване. – Какая наглость! Сколько лет он безуспешно пытается попасть в число гостей Шермехонов, а сейчас ведет себя так, будто он наш постоянный гость и присылает ответное приглашение!

– Да, времена меняются, – невесело протянул Генри. – К тому времени, когда закончится эта проклятая война, всех выскочек вроде Вандербилта уже не удержишь на должном расстоянии. Многие семьи из старой гвардии сейчас переживают нелегкие времена, а выскочки без роду, без племени богатеют на глазах. Боюсь, обществу никуда не деться от этого, хочешь не хочешь, а придется поступиться правилами и принимать всех этих нуворишей.

Из уст Генри эти слова прозвучали как настоящая ересь. Не веря своим ушам, Чарли уставился на него.

– Дядя Генри, неужели вы не шутите? Такие, как командор, – в гостиных у Шермехонов и Рузвельтов?

Генри кивнул, он видел: разговор принимает опасный поворот. Генри знал, что Чарли весьма туго соображает и способен сейчас вслух вспомнить, что Корнелиус Вандербилт – сын простого фермера, а от этого рукой подать до крестьянских корней Виктора Каролиса, и вечер будет безнадежно испорчен.

– Думаю, излишне говорить, что ни ты, ни Александр идти к Вандербилту не собираетесь, и, стало быть, мы можем поговорить о чем-нибудь другом, более интересном.

Генри никак не мог придумать, о чем можно поговорить с Маурой. Сразу видно, что она очень умна, но вряд ли можно ожидать, что девушка ее национальности знает что-нибудь о Гражданской войне в Америке или разбирается в политической жизни. Жаль, не удастся поговорить о самом интересном. Ничего лучше не придумав, он сказал:

– Знаете, моя самая лучшая охотничья лошадь из Ирландии. Я всегда говорил Александру, что ему нужно побывать на конезаводах в Ирландии. – Генри был уверен, что любой, в ком течет ирландская кровь, хорошо разбирается в лошадях.

Александр не слушал Генри. Он в ужасе смотрел на Чарли. Вандербилт рассылает приглашения на бал по случаю своего дня рождения, а он даже не включен в списки приглашенных. Невероятно! Если приглашены все, кто имеет вес в обществе, а со слов Чарли Александр понял, что дело обстоит именно так, – это означает одно: Вандербилт больше не считает, что Александр входит в элиту нью-йоркского общества. Господи, какой-то выскочка Вандербилт! Человек, который когда-то работал на ферме у его отца за сто долларов в год. Человек, которого в молодости не замечал даже Джон Джейкоб Астор.

Тошнота подступила к самому горлу Александра. Беспокойство отца за общественное положение Каролисов теперь не казалось ему пустым и необоснованным. Командор, которому уже за семьдесят, стал миллионером еще в молодости. Но, несмотря на это, такие, как Чарли и Генри, по-прежнему относятся к нему с высокомерным презрением. Даже третьему поколению Асторов до сих пор не прощали, что старый Джон Джейкоб ел когда-то горох ножом, и если бы не удачный брак, он так и не попал бы в высшее общество. Точно так же попал туда и Виктор Каролис. Только благодаря удачному семейному союзу с девушкой из высшего света перестали вспоминать его крестьянское происхождение, а теперь из-за женитьбы Александра об этом опять вспомнили.

Александр посмотрел на Мауру, один вид ее был для него спасательным кругом. Они только что были вместе, любили друг друга с жадностью, страстно, самозабвенно. Сейчас Маура светилась радостью, излучала счастье. На ней было платье из бледно-лимонного шелка, с низким по моде вырезом, волосы сияли отблеском бесчисленных люстр. Александр улыбнулся ей, он все еще слышал, как она кричала от восторга, лежа в его объятиях, как отвечала поцелуями на поцелуи, ласками на ласки. Маура была воплощением всего, о чем только мог мечтать мужчина. Она была страстной, волнующей, непредсказуемой, не знала ложного стыда. Он забыл о командоре и за весь вечер ни разу не вспомнил о Дженевре.

– Мне не нужны подачки богатых друзей твоего мужа, – резко ответил Кирон.

Они стояли на том же месте, где встречались всегда, – на углу Восточной 50-й улицы.

Несмотря на конец сентября, жара не спадала. Ребенок уже шевелился, и Маура чувствовала необычную усталость и беспокойство. Она стояла спиной к строящемуся собору.

– Это не подачка, Кирон, – сказала она со всем терпением, на которое была способна. – Генри Шермехону требуется управляющий для его нью-йоркской конюшни, ты для него просто находка. Он никого лучше не подберет.

Кирон отер лоб тыльной стороной ладони. Он насквозь промок от пота, его башмаки покрылись слоем пыли. Единственная работа, которую ему удалось найти, была на стройке, похожей на ту, возле которой они сейчас стояли. Через четверть часа ему надо было возвращаться.

– Старший конюх – это шаг назад после управляющего, – хмуро сказал Кирон.

– Я понимаю, – спокойно отозвалась Маура.

Она не обижалась на Кирона, на его кажущуюся неблагодарность. Меньше всего ей хотелось, чтобы Кирон благодарил ее за то, что она делает для него. Она понимала причину его огорчения. В Ирландии он привык к самостоятельности и ответственности. Арендаторы относились к нему с почтением. В их глазах он был важной персоной. Здесь, в Ныо-Иорке, его никто не уважал, он был одним из тысяч нищих ирландских эмигрантов, которые, как считалось, способны только на самую простую и тяжелую ручную работу.

– Тебе не придется долго работать на конюшне, – попыталась подбодрить его Маура.

– Почему ты так думаешь? – Кирон вопросительно посмотрел на нее.

– Генри всегда хотел заняться разведением лошадей, денег у него хватает. Я сказала, что пора перейти от слов к делу Когда он займется этим, а, по-моему, он собирается заняться конезаводом вплотную в самом ближайшем будущем, ему понадобится толковый управляющий.