Конго Реквием - Жан-Кристоф Гранже

Отец не раз говорил ей, перефразируя Эдгара Аллана По: «Лучший способ остаться незамеченным – это не прятаться». Она села на скоростной поезд в 8:02 на Лозанну и три часа спустя прошла таможню. Проверили ее паспорт, открыли сумку. Без проблем. Она позаимствовала документы у подруги, которая была на нее похожа, и оделась как классическая парижская it-girl: темно-синяя куртка, джинсы и шапочка, темные очки от Тома Форда, будьте любезны. Таких за день проходит не меньше полусотни. Шлюшки, решившие сменить обстановку, или молодые жены, перевозящие наличность своих мужей-миллионеров.

11:30, такси. 11:45 – заселение в отель. Поездки в машине хватило, чтобы она узнала этот город, плоский и прямоугольный, который хоть и спускался полого к озеру, но сохранял свой чопорный, высокомерный вид, и смягчить его не представлялось возможным. Гаэль любила Швейцарию. В ее глазах эта страна была окружена ореолом чистоты: чистоты денег, высоты, эгоизма, возведенного в закон. Она видела в этом откровенность и искренность по отношению к человеческой природе, высеченные в камне и сланце.

Почему она решила остановиться в том же отеле, что и тот гад? Опять-таки слова отца: «Лучший способ, чтобы никто не увидел, как ты пришел, – это быть уже там». Оказавшись у себя в номере, она быстренько спровадила портье, вручив ему купюру в сто франков – почти сотня евро, – и распахнула окно, чтобы полной грудью вдохнуть прекрасный воздух Гельвеции.

Она позавтракает в номере, потом займется шопингом в новомодном квартале города. Затем посетит спа-салон отеля, обсуждая покупки с массажистками. Нежная, умащенная маслами, невинная. Наконец побродит по коридорам и этажам, чтобы засечь камеры службы безопасности отеля.

А потом пробьет 18 часов.

Время полдничать, мое сокровище…[102]

На обратной дороге Эрван хранил молчание. Он переваривал полученную информацию и пытался связать ее с сентябрьским расследованием. Ничего не сходилось. Мало-помалу Филипп Криеслер выпадал за рамки. Неужели осенью он совершил ошибку?

Человек-гвоздь не умер.

За ветровым стеклом показался аэровокзал, чья волнистая крыша напоминала большого серого ската. По-прежнему шел дождь – капли стучали с навязчивой размеренностью хронометра. Выходя из машины, Эрван дал краткие указания Верни: подобрать группу жандармов, опросить пациентов и медперсонал спецбольницы на предмет их связей с Тьерри Фарабо и Изабель Барер.

– Ласей не возражает?

– Он позволил работать в своем заведении психиатру, которая была безумнее своих пациентов и, возможно, являлась сообщницей сентябрьского убийцы. В придачу он с ней спал. Он не в том положении, чтобы выпендриваться.

Верни это не очень убедило.

– Вы знаете, я всегда был готов вам помочь, – осторожно начал он. – Даже когда мы выходили за рамки законности…

– И что? – потерял терпение Эрван.

– Тогда, по крайней мере, была официальная процедура. А сейчас – ничего. Ни преступления, ни расследования. И как вы хотите, чтобы я привлек людей? Оторвал их от текущих дел?

– Вы мне доверяете или нет?

– Разумеется, но…

– Выберите лучших своих парней: переверните все в спецбольнице, прочешите персонал и пациентов. Выжмите из них все, что можно. Проверьте звонки и Интернет. Какая информация поступает из института и кому она адресована. Что-то творится в том заведении, и мы должны выяснить, что именно, пока все не пошло вразнос.

Они стояли перед аэровокзалом, под козырьком, который защищал их от дождя. Выпрямившись под ветром, руки в карманах плаща, Верни кивал без всякого энтузиазма.

– А главное, – настаивал Эрван, – не слезайте с Жан-Луи Ласея.

– В чем вы его на самом деле подозреваете?

– Или в том, что он полный мудак, или в том, что он что-то от нас скрывает.

Верни, надвинув капюшон, прикурил сигарету.

– Вы приписываете слишком много интриг этому заведению.

– Приписать можно только тому, кто на такое способен, а у Института Шарко неплохой потенциал. Они содержали особого убийцу, кого-то вроде… – Эрван поискал слово, не желая впадать в клише телесериалов, потом плюнул и прыгнул с вышки солдатиком, – гуру зла.

Жандарм не дрогнул, храня свой скептический вид. Однако он, конечно же, не забыл ни столкновения в Локиреке, ни смерти Аршамбо. Мысль о наличии в их районе темного источника звучала правдоподобно.

– Сделайте по максимуму, – заключил Эрван, дружески хлопая его по плечу. – Я вам позвоню вечером. В любом случае я очень скоро вернусь в Бретань.

– Зачем?

– Чтобы похоронить отца.

Он зашел в аэровокзал и, направляясь к стойке регистрации, набрал номер на мобильнике. Он вспомнил еще об одном возможном персонаже тайных интриг в Шарко – отборном экземпляре.

– Тонфа? Эрван. Как там у вас?

– Пациенты Каца посылают меня один за другим.

Полный тупик. Этих людей защищала конфиденциальность консультаций – совет ассоциации называл ее «абсолютной профессиональной тайной».

– Плюнь. Хватит уже биться о стену. А семья Барер?

– Тоже ничего увлекательного. Может, ты уже видел в Париже вывески «Доманж»? Это практически они выдумали сухую чистку в середине девятнадцатого века, используя сначала нефть, а потом трихлорэтилен.

Казалось, Тонфа готов зевнуть на каждом слове. Эрван сочувствовал: даже с юношеским энтузиазмом невозможно было что-либо извлечь из подобной информации.

– Единственный интересный момент – Изабель Барер оставалась акционером группы.

– С какой долей?

– Невозможно узнать: это анонимное товарищество. Но ее решения учитывались.

Это не вязалось ни с профилем психиатра, ни со свидетельскими показаниями брата, который утверждал, что между ними не было никаких контактов. Мысль, что она, переодетая мужчиной, могла принимать участие в каком-нибудь семейном совете или общем собрании, казалась абсурдной.

Эрван перешел к тому, что было действительно срочно:

– У меня есть для тебя задание. В сентябре мы задержали одного из медбратьев спецбольницы Шарко, некоего Хосе Фернандеса.

– Плаг? Прекрасно помню.

Второстепенный сообщник в махинации по пересадке костномозговой ткани. Тот, кто изъял клетки у трупа Тьерри Фарабо до кремации.

– Я хочу знать, сидит ли он еще, или его уже выпустили. По последним сведениям, его перевели в тюрьму Флери.

Эрван был убежден, что Плаг собственноручно убил Тьерри Фарабо в ноябре 2009-го, задушив его в постели, чтобы создать видимость инсульта. Но, не имея доказательств того давнего преступления, пришлось довольствоваться обвинением в «незаконной краже клеток у трупа» – что тянуло не на много. К тому же признание у него было вырвано с применением жестокости, так что любому адвокату это обвинение на один зуб.

– Там есть новости? – спросил Тонфа, вроде бы проснувшись.

– Не знаю. Изабель Барер лежала в Шарко. Там точно что-то неладно. Найди мне того говнюка и подсуетись, чтобы я допросил его как можно скорее. Какие новости от Одри?

– Никаких. Она не пришла утром. Но после взбучки, которую ты ей устроил вчера…

Никто не был в курсе миссии, которую Эрван поручил ей ночью. Если там что-то обернулось скверно, он себе этого никогда не простит.

С Тонфа лучше действовать начистоту. В нескольких словах он изложил ситуацию с виллой в Лувсьене. Может, пустышка, а может, тайное убежище Каца – Барер.

– Я послал ее туда сегодня ночью, – признался он.

– Одну?

Эрван не ответил. Чистое безрассудство. Никто не мог с уверенностью сказать, как далеко простиралось безумие Изабель и не обзавелась ли она сообщниками. Он отправил Одри волку в пасть. Одри, исполненную решимости и горящую желанием продемонстрировать свои маргинальные способности…

– Запиши адрес, – выдохнул он наконец. – Улица Домен, 82. Бросай все и езжай, глянешь, что там.

– Взять кого-нибудь с собой?

– Фавини. И сразу звоните мне.

– Когда ты приземляешься?

– В 17:40.

– Мы тебя встретим. Вместе с Одри, – добавил Тонфа, конечно же, чтобы разрядить атмосферу.

Вешая трубку, Эрван заметил, что получил СМС. Рибуаз. Вскрытие Падре завершилось. Его версия подтверждена. Можно хоронить.

16:00. Началась посадка на рейс. Он заспешил, сказав себе, что через два дня вернется с останками Морвана. Старик вечно морочил им голову россказнями об их так называемых бретонских корнях. Благодаря трупам Эрван действительно вскоре станет настоящим бретонцем.

«Шато Рапа», 18 часов. Гаэль воспользовалась служебной лестницей, чтобы подняться на два этажа, которые отделяли ее от апартаментов Трезора Мумбанзы. Наряжаться смысла не было: лучшее скрыто внутри. Черное платье в обтяжку, высокие каблуки и серебряные серьги, сумочка со стразами.

Она накинула и пальто: ни Мумбанза, ни его люди не должны были заподозрить, что она остановилась в отеле. Считалось, что она придет с улицы, проскользнет мимо стойки и незаметно поднимется на этаж. Ее визит был конфиденциальным – никто даже не подозревал, до какой степени.