Отыграть назад - Джин Ханфф Корелиц

– Я буду читать, – довольно глупо заявила Грейс, но Мендоза, слава богу, даже не улыбнулся.

– Разумеется, – отозвался он. – Почему бы вам не присесть?

И он жестом, как ни странно это было в данной ситуации, указал ей на ее же собственную гостиную.

Грейс прошла по коридору, держа в одной руке сумочку, а в другой – скрепленные степлером документы, и уселась в одно из кресел. Это было не то самое кресло, которое раньше стояло в этой комнате и которое так любил отец. Но занимало оно то же самое место, между двух окон, выходящих на Восемьдесят первую улицу. Из кресла хорошо был виден коридор. Отец, бывало, садился на свой впечатляющий, но не слишком удобный «трон» (женившись, он перевез это кресло в дом к Еве), положив одну длинную ногу на другую, и часто с толстым низеньким стаканом виски. Эти стаканы до сих пор стояли в баре в углу комнаты (в отличие от кресла они не вызывали у отца никаких теплых чувств). Вот с этого места он вел беседу, иногда покидая его, чтобы наполнить бокалы гостям или себе подлить виски. Родители Грейс всегда соответствовали своей эпохе. Умели развлечь гостей и развлекались сами, разделяли сферы деятельности между собой, и все у них шло гладко, они были настроены друг на друга. Тогда пили больше, но при этом ни у кого не было с этим «проблемы» (иначе пришлось бы признать, что проблема была у всех). И кто теперь скажет, что тогда не было лучше? На одном из приставных столиков даже стояли серебряные шкатулки с сигаретами. Грейс иногда открывала такую шкатулку и глубоко вдыхала запах, представляя себе, что она – писательница и поэтесса Дороти Паркер, покуривающая и сочиняющая очередной остроумный афоризм. Разумеется, шкатулки давно исчезли, но бар остался. Его устроили в некоем подобии английского шкафа, который изначально предназначался, судя по всему, для хранения постельного белья или сложенной одежды. Он до сих пор был полон бутылок, хранившихся с тех времен, когда здесь жили родители Грейс. Тут стояли ржаной виски, мятный ликер, горькие настойки, одним словом, напитки, которые теперь стали никому не нужны. Когда раньше к Грейс и Джонатану приходили на ужин гости, им подавали вино, или в крайнем случае джин с тоником или скотч. Но все это расходовалось так медленно и помалу, что бутылки-другой, изредка преподносимых семьями пациентов, хватало надолго, и запасы их не скудели. Правда, сейчас ей пришло в голову, что она сама уже и припомнить не могла, когда же у них последний раз ужинали гости.

Она вернулась к ордеру и попыталась разобраться в нем, но сразу же запуталась в специфических терминах. «Уголовный суд города Нью-Йорк». «Достопочтенному Джозефу В. Де Винсенту». «Вы уполномочены провести санкционированный обыск в следующих помещениях».

Ниже значился адрес Грейс, адрес всей ее жизни от рождения и до сегодняшнего дня. Дом тридцать пять, Восточная восемьдесят первая улица, квартира шесть-б.

Ниже следовал такой текст:

«Настоящим удостоверяем, что вам необходимо обнаружить и изъять…»

Здесь шрифт становился мельче, как будто они собирались втиснуть в маленькое пространство большое количество пунктов. Но смысл этого терялся, поскольку в списке значился только один пункт.

«Сотовый телефон неизвестной фирмы и модели».

Но она могла бы и сама отдать им его или просто сказать, где его найти! Им нужно было только спросить. Ведь это же она подтвердила, что телефон находится именно здесь!

И тут до нее дошло. Дело было совсем не в телефоне. Задача была найти Джонатана или, возможно, доказать его связь с Малагой, с ее жизнью или смертью. Им нужно было провести обыск и проверить все.

Грейс закрыла глаза и прислушалась. Старый дом не пропускал звуки сквозь стены так легко, как в новых зданиях, но она прожила тут много лет, и могла по звуку определить, в каком месте квартиры происходит движение. В столовой кто-то негромко разговаривал, в коридоре шелестели бельем в шкафу. Она услышала, как захлопнули шкафчик Генри, как заурчал холодильник, выполняя функцию «ниже нуля». Сколько же их тут всего?

Она встала со своего места, прошла к выходу из гостиной и бросила взгляд на проход в свою спальню. Дверь, которую она оставила открытой, теперь была захлопнута. Они знали, что телефон лежит там. Грейс сама им сказала. Они зашли, убедились в этом и специально закрыли за собой дверь, чтобы не «обнаружить» его очень уж быстро, чтобы оставалось время обыскать всю остальную площадь. На пару секунд ее обуяла такая ярость, что она не могла пошевелиться. Когда чувства остыли, Грейс вернулась в гостиную и присела на кушетку.

Мимо нее по направлению к выходу прошли два офицера. Один нес настольный компьютер из комнаты Джонатана. Второй тащил коробку с папками.

Что ж, чего-то подобного она ожидала. А как же ящики стола все в той же комнате, где хранятся старые чековые книжки? И его дневники? Она знала, что он бережет их. Они найдут их все, как полагала Грейс, потому что, в отличие от нее, полицейские были обязаны это сделать.

Первый офицер, тот самый, который унес компьютер, снова прошел мимо нее и вернулся в ту же комнату. На этот раз он взял коробку папок, которую она так и не просмотрела прошлой ночью.

Второй офицер, вернувшись, направился в конец коридора. На этот раз Грейс услышала голос Мендозы. Он что-то говорил своему подчиненному, стоя у двери в ее спальню. Грейс услышала, как открылась дверь.

В столовой зазвучал женский смех.

Грейс уселась поглубже, так чтобы спинка кресла охватила ее тело. Она представила себе, как эти двое заходят в комнату, осматриваются, и тут замечают или не замечают телефон, который она выложила на невысокую прикроватную тумбочку. Сколько же еще времени они могут законно «не замечать» его? И что еще увидят, продолжая поиски?

На полу валялась какая-то одежда. Она не должна была тут лежать, но Мендоза, наверное, этого не знает. Ему неизвестно, что та отвратительная рубашка с меткой «Сакс» ничего не значила. Может быть, он даже и не заметит, насколько она отвратительна. Он не поймет, как ужасно перевернулась ее жизнь из-за одного-единственного презерватива. Мендозе было и не до того непонятно где купленного шарфа, и не до пропажи нитки серого жемчуга. Ну, начнем с того, что ему и дела не было до жемчуга вообще, и до сапфирового ожерелья ее матери, и до кожаного мешка для спортивной одежды и сменной