Пристрастие к смерти - Филлис Джеймс

Кэрол почудилось, что, войдя в квартиру, Барбара Бероун окинула ее взглядом своих синих глаз и откровенно, чуть презрительно оценила.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласила Кэрол голосом, который даже ей самой показался хриплым и неблагозвучным. — Могу я вам предложить что-нибудь выпить? Кофе, шерри, вина?

Сама она направилась к стулу Пола. Ей показалось невозможным, чтобы его жена села там, где она привыкла видеть его. Женщины оказались друг против друга, их разделяло несколько ярдов. Барбара Бероун посмотрела на ковер под ногами, словно хотела удостовериться, что он достаточно чист, прежде чем поставить сумку у ног.

— Нет, благодарю вас, — ответила она. — Я долго не задержусь. Мне нужно поскорее вернуться, должен прийти кое-кто из коллег Пола. Они хотят обсудить поминальную службу. Она состоится не раньше, чем полиция раскроет, кто его убил, но такие вещи должны быть решены заранее, если речь идет о церкви Святой Маргариты. Судя по всему, они не считают, что ему, бедолаге, положено Аббатство. Вы, разумеется, придете? Я имею в виду — на поминальную службу. Там будет столько народу, что ваше присутствие останется незамеченным. Я хочу сказать, вам незачем испытывать неловкость передо мной.

— Да нет, я никогда не испытывала перед вами неловкости.

— Вообще это так ужасно. Не думаю, чтобы Полу понравилась вся эта суета. Но избирательный округ считает, что поминальная служба должна состояться. В конце концов, он был министром. Кремация пройдет в присутствии узкого круга. Во всяком случае, полагаю, вам не стоит туда ходить, вы согласны? Там будут только члены семьи и действительно близкие друзья.

Близкие друзья. Кэрол вдруг захотелось громко рассмеяться.

— Вы пришли именно для этого? — спросила она. — Чтобы рассказать мне об организации похорон?

— Я думала, Пол хотел бы, чтобы вы знали. Все же мы обе любили его — каждая по-своему. И обе заинтересованы в том, чтобы сберечь его репутацию.

— Вам нечему научить меня в том, что касается охраны его репутации. Как вы меня нашли?

— О, я уже много месяцев знаю, где вас искать. Мой кузен нанял частного сыщика. Это было совсем нетрудно — нужно было просто поехать вслед за Полом в пятницу вечером. Потом сыщик исключил все семейные пары в этом доме, всех старух и одиноких мужчин. Остались только вы.

Она сняла перчатки, положила их на колени и стала разглаживать тонкими пальцами с розовыми ногтями. Потом, не поднимая головы, продолжила:

— Я здесь не для того, чтобы создавать вам неприятности. В конце концов, в этой ситуации мы с вами вместе. Я здесь, чтобы помочь.

— Мы ни в какой ситуации не вместе. И никогда не были. И что вы имеете в виду, когда говорите «помочь»? Уж не предлагаете ли вы мне денег?

Барбара Бероун подняла взгляд, и Кэрол почудилась в нем тревога, как если бы ее гостья восприняла вопрос всерьез.

— Да нет. Я не думала, что вы нуждаетесь. Это Пол купил вам эту квартиру? Она довольно тесная, вы не находите? Тем не менее вполне милая, если вы предпочитаете жить в пригороде. Боюсь, он не упомянул вас в своем завещании. И это еще одна вещь, которую вам, как я полагаю, следует знать, если она вас интересует.

— Эта квартира — моя, — излишне громко даже для собственных ушей сказала Кэрол. — Депозит был внесен мною, ипотеку выплатила тоже я. Вообще-то это не ваше дело, но если у вас есть опасения на мой счет, забудьте о них. Мне ничего не нужно ни от вас, ни от кого бы то ни было, имеющего отношение к Полу. Женщинам, которые предпочитают всю жизнь быть на содержании мужчин, даже в голову не приходит, что некоторым из нас приятнее платить за себя самим.

— А у вас был выбор? — Онемев, Кэрол слушала, как высокий голос продолжал: — Надо отдать вам должное, вы всегда были очень осмотрительны. Меня это в вас восхищало. Наверное, нелегко было встречаться с ним лишь тогда, когда у него не было более важных занятий.

Забавно, что оскорбление не было намеренным. Несомненно, она умела обидеть, если хотела, но это высказывание вырвалось у нее случайно, исключительно по причине самовлюбленности, столь всепоглощающей, что она позволяла ей говорить все, что приходило в голову, — не желая ранить нарочно, но и не давая себе труда подумать, не ранят ли ее слова. «Пол, как ты мог жениться на такой женщине? — подумала Кэрол. — Как ты мог позволить так себя обмануть? Она глупа, третьеразрядна, злобна, бесчувственна и убога умом. Неужели красота так важна?»

— Если это все, за чем вы приходили, может быть, закончим нашу встречу? — сказала она. — Вы посмотрели на меня, знаете, как я выгляжу. Вы увидели квартиру. Вот это стул, на котором он всегда сидел. Это стол, за которым он обычно ел. Если хотите, могу показать кровать, на которой мы спали.

— Не нужно, я и так знаю, зачем он сюда приходил.

«О, вы не знаете! — хотелось крикнуть Кэрол. — Вы ничего о нем не знаете. Я была так счастлива, когда мы с ним лежали на этой кровати, как не была счастлива никогда и никогда уже не буду. Но он приходил не за этим». Так ей, во всяком случае, хотелось думать, так она думала. Она все еще верила, что только с ней он испытывал подлинный покой. Его сверхперегруженная делами жизнь была разделена на отдельные, не сообщающиеся секторы: Камден-Хилл-сквер, палата общин, его министерский кабинет, штаб его избирательного округа. И только в этой расположенной на высоком этаже, заурядной пригородной квартире все разрозненные элементы совмещались и он мог чувствовать себя цельным человеком, самостоятельной личностью. Входя и усаживаясь напротив нее, он ставил свой кейс на пол и улыбался ей — она это видела! — с радостью. Всегда с радостью! Он расслаблялся, выражение его лица смягчалось, лицо становилось гладким и безмятежным, как после мгновений любви. В его личной жизни были моменты, которые он, как она догадывалась, утаивал от нее, не сознательно или из недоверия, а потому, что, когда они бывали вместе, те больше не казались ему важными. Но он никогда не сдерживал себя намеренно.

Барбара Бероун любовалась своим элегантным перстнем, вытянув руку и медленно вертя ею перед глазами; огромный бриллиант, оправленный россыпью сапфиров, мерцал и вспыхивал разноцветными лучиками. Она улыбнулась каким-то своим потаенным мыслям, потом посмотрела на Кэрол и сказала:

— Есть еще кое-что, что вам следует знать: я жду ребенка.

— Это неправда! — закричала Кэрол. — Вы лжете! Этого не может быть!

Синие глаза Барбары широко распахнулись:

— Разумеется, это правда. Об этом невозможно лгать, во всяком случае, долго. Полагаю, месяца через два это станет очевидно всем.

— Это не его ребенок!

«Я визжу, кричу на нее, — мелькнуло в голове Кэрол. — Нужно успокоиться. О Господи, помоги мне не поверить в это».

Теперь Барбара Бероун откровенно смеялась.

— Ну конечно же, это его ребенок. Он всегда хотел иметь наследника, разве вы не знали? Послушайте, вам придется смириться с этим. Единственный другой мужчина, с которым я спала, бесплоден. Ему сделали вазектомию. У меня будет сын Пола.

— Он не мог так поступить. Вам не удалось бы его заставить.

— Тем не менее это так. Есть одна вещь, которую мужчину можно заставить сделать всегда. Разумеется, если он в принципе любит женщин. Неужели вы этого еще не знаете? А вы сами не беременны, нет?

Кэрол закрыла лицо руками и прошептала:

— Нет.

— Я просто хотела убедиться, — хихикнула Барбара. — Это осложнило бы дело.

Внезапно Кэрол утратила всякий контроль над собой, в ней не осталось ничего, кроме стыда и гнева, и она закричала, как какая-нибудь мегера, слыша собственный голос словно со стороны:

— Убирайтесь! Убирайтесь вон из моего дома!

Даже в состоянии крайней ярости и глубокого горя она не могла не заметить страха, промелькнувшего в этих синих глазах, и это доставило ей удовольствие и ощущение триумфа. Значит, эта женщина не так уж неуязвима, значит, и она может испытывать страх. Но эта же мысль одновременно и опечалила ее: уязвимая Барбара Бероун была более человечна. Она как-то неуклюже, даже некрасиво, встала, наклонилась, чтобы поднять сумку, и нескладно, по-детски, заспешила на выход. Только когда Кэрол открыла дверь и отступила в сторону, чтобы пропустить ее, Барбара взглянула на нее и сказала:

— Мне жаль, что вы так это восприняли. Глупо с вашей стороны. В конце концов, я была его женой, и это я должна считать себя оскорбленной. — И она быстро пошла прочь.

— Оскорбленной?! — крикнула ей вслед Кэрол. — Ах ты Боже мой! Оскорбленной!

Она захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Желудок свело судорогой. Она бросилась в ванную и, схватившись руками за краны, чтобы не упасть, склонилась над раковиной. А потом ее обуял гнев — очищающий, почти пьянящий. Ей, разрывающейся между яростью и горем, хотелось запрокинуть голову и завыть по-звериному. Она на ощупь добралась до гостиной; как слепая, нащупала рукой стул и, стараясь успокоиться, долго сидела, незрячими глазами уставившись в то место, где обычно сидел Пол. Когда ей наконец удалось взять себя в руки, она достала из сумки визитку с телефонами, по которым сотрудница Скотленд-Ярда просила ее звонить в случае необходимости.