Собрание сочинений в 12 т. Т. 3 - Верн Жюль Габриэль

- Насколько же возросла мировая добыча золота после открытия этих россыпей? - спросил Джон Манглс.

- Возросла колоссально, дорогой Джон. В начале столетия годовая добыча золота выражалась в сумме сорок семь миллионов франков, а в настоящее время в Австралии, Европе, Азии и Америке золота добывается на девятьсот миллионов, почти миллиард.

- Значит, возможно, господин Паганель, что на этом самом месте, где мы находимся, под нашими ногами скрыто много золота? - промолвил Роберт.

- Да, мой милый, целые миллионы! Мы топчем их. Но если мы их топчем, то только потому, что мы презираем золото.

- Значит, Австралия - счастливая страна? - заметил Роберт.

- Нет, Роберт, - ответил географ, - богатые золотом страны никогда не были счастливы. Они порождают лентяев, а не сильных и трудолюбивых людей. Вспомни Бразилию, Мексику, Калифорнию, Австралию, во что превратились они в девятнадцатом веке? Знай, мой мальчик: благоденствует не страна золота, а страна железа.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

«Австралийская и Новозеландская газета»

2 января на восходе солнца путешественники миновали пределы золотоносного района и графства Тальбот. Теперь копыта лошадей ступали по пыльной почве графства Далхоуз. Несколько часов спустя отряд вброд переправился через речки Кальбоан и Кемпейс-Ривер между 144°35’ и 144°45' долготы. Полдороги, отделявшей путешественников от цели, было уже пройдено. Еще пятнадцать дней столь же благополучного путешествия, - и маленький отряд достигнет берегов залива Туфолда.

Все были здоровы. Слова Паганеля относительно здорового климата Австралии сбывались, - почти никакой сырости и вполне терпимая жара. Лошади и быки тоже были в прекрасном состоянии.

Но после Кемден-Бриджа строй отряда несколько изменился. После того как Айртон узнал о том, что железнодорожная катастрофа была вызвана преступлением, он настоял на принятии некоторых мер предосторожности, которые до сих пор находил излишними. Теперь всадники не должны были упускать фургон из виду, а во время привалов кто-нибудь должен был стоять на карауле. Утром и вечером тщательно осматривали ружья. Несомненно, в окрестностях орудовала шайка злоумышленников, и хотя непосредственной опасности не было, тем не менее следовало быть начеку. Излишне говорить, что эти меры предосторожности были приняты без ведома Элен и Мери Грант: Гленарван не хотел пугать их. Конечно, эти меры были разумны. Неосторожность, даже простая беспечность могли обойтись слишком дорого. Впрочем, не один только Гленарван опасался злоумышленников - жители уединенных поселений и скваттеры на своих стоянках тоже принимали меры предосторожности против внезапных нападений. Дома уже с наступлением сумерек запирались наглухо. Собаки, спущенные с цепи, заливались лаем при приближении посторонних. У каждого пастуха, загонявшего на ночь огромные стада, висел на луке седла карабин. Весть о преступлении, совершенном на Кемден-Бридже, вызвала эти чрезвычайные меры, и многие колонисты, спавшие до тех пор с открытыми настежь дверями и окнами, теперь, как только смеркалось, уже запирали двери на все засовы.

Администрация провинций также приняла меры, свидетельствующие о бдительности и усердии. В окрестности отправлены были отряды туземных жандармов. Телеграммы доставлялись под охраной. До сей поры почтовая карета разъезжала по пустынным дорогам без конвоя, но в тот день, когда отряд путешественников пересекал большую дорогу из Килмора в Хиткот, то мимо, поднимая облака пыли, промчалась почтовая карета, и Гленарван успел заметить блеснувшие карабины полисменов, скакавших рядом с ней. Можно было подумать, что вернулась та мрачная пора, когда вслед за открытием золотых россыпей на Австралийский материк хлынули подонки европейского общества.

В миле расстояния от килморской дороги фургон въехал в огромный, простиравшийся на сотни километров лес с гигантскими деревьями. Впервые после мыса Бернуилли путешественники попали в лес, занимающий площадь во много сот километров. У всех вырвался крик восторга при виде величественных эвкалиптов в двести футов высотой, с губчатой корой толщиной в пять дюймов. На стволах в двадцать футов в обхвате, изборожденных ручейками душистой смолы, не видно было ни единой ветки, ни единого сука, ни единого прихотливого отростка, даже узла. Будь эти стволы обточены токарем, и то они не были бы глаже. То была сотня одинаковых колонн, уходящих в небо. На огромной высоте эти колонны увенчивались капителями из круто изогнутых ветвей, на концах которых симметрично росли листья и крупные цветы, формой похожие на опрокинутые урны.

Под этой вечнозеленой завесой свободно веял ветер, высушивая почву. Деревья отстояли так далеко друг от друга, что между ними, словно по просеке, свободно проходили кони, стада быков, телеги. То была не лесная чаща с ее колючими кустами, не девственный лес, загроможденный свалившимися стволами, опутанный цепкими лианами, сквозь которые лишь топор да огонь в силах проложить дорогу пионерам. Ковер травы у подножия деревьев, завеса зелени на их вершинах, длинные, уходящие вдаль ряды стройных стволов, отсутствие тени, отсутствие прохлады, какой-то особенный свет, будто процеженный через тонкую ткань, однообразно расположенные пятна света, четкая игра бликов на земле создавали причудливое, изобилующее неожиданными эффектами зрелище. Лес Австралийского материка не похож на леса Нового Света. Эвкалипт тара - разновидность миртового дерева - преобладает среди древесных пород Австралии. Если под этими зелеными сводами тень не густа и отсутствует полумрак, то это является своеобразной особенностью листьев этого дерева. Они обращены к солнцу не лицевой стороной, а ребром. Глаз видит эту необычную листву лишь в профиль. Поэтому лучи солнца проникают сквозь листву, словно через щели решетчатых жалюзи.

Все обратили на это внимание и были удивлены: почему столь своеобразно расположены листья? Конечно, с этим вопросом обратились к Паганелю, и он ответил, как человек, которого ничто не может поставить в тупик.

- Меня удивляет не эта странность природы, - ответил он: - природа знает, что делает, но меня удивляют ботаники, которые не всегда отдают себе отчет в том, что говорят. Природа не ошиблась, дав этим деревьям такую своеобразную листву, а вот люди заблуждаются, именуя их эвкалиптами.

- А что значит это слово? - спросила Мери Грант.

- По-гречески оно значит: «Я хорошо покрываю». Ботаники попытались скрыть свою ошибку, назвав растение греческим словом, однако очевидно, что эвкалипт «покрывает плохо».

- Вполне с вами согласен, любезнейший Паганель, - отозвался Гленарван. - Но все-таки объясните нам: почему листья растут таким образом?

- По вполне естественной и понятной причине, друзья мои. В этой стране, где воздух сух, где дожди редки, где почва иссушена, деревья не нуждаются ни в ветре, ни в солнце. Недостаток влаги вызывает у растений недостаток соков. Поэтому эти узкие листья, защищаясь от солнца и чрезмерных испарений обращают к солнцу не свою лицевую сторону, а ребро. Нет ничего умнее листа.

- И ничего более эгоистичного, - заметил майор, - они думают только о себе и совершенно забывают о путешественниках.

Все в душе согласились с Мак-Наббсом, кроме Паганеля, который, вытирая потный лоб, ликовал, что ему довелось ехать под деревьями, не дающими тени. Но подобное расположение листвы имеет свои неудобства: переход через эти леса бывает очень продолжителен и мучителен, так как ничто не защищает путника от палящих лучей солнца.

В течение всего дня фургон катился между бесконечными рядами эвкалиптов. Ни одно четвероногое, ни один туземец не попались навстречу маленькому отряду. Только какаду сидели на вершинах этих гигантов деревьев, но на такой высоте, что их едва можно было разглядеть; их щебетанье доносилось как еле уловимое жужжание. Порой в отдалении между стволами пролетала стая попугайчиков, оживляя все вокруг разноцветным оперением. Но в общем глубокая тишина царила в этом огромном храме зелени, и лишь стук лошадиных копыт, несколько беглых слов, которыми порой перекидывались путешественники, скрип колес фургона да окрик Айртона, понукавшего ленивых быков, нарушали торжественную тишину.