Кентерберийские рассказы - Джеффри Чосер

Тот, выслушав признанье Валерьяна,

Весь просиял, и руки вверх простер,

И увлажненный поднял к небу взор.

«Исусе, — он воскликнул, — боже правый

Всех страждущих опора и оплот,

Бессмертной веры сеятель и славы,

Прими из рук моих созревший плод

Посева, что в Цецилии живет.

Подобна рвением пчеле примерной,

Она тебе рабыней служит верной.

Ее супруг, что словно гордый зверь,

Готов был прежде драться с миром целым,

Явился от нее сюда теперь,

Как агнец, мирен и душой и телом».

Тут некий старец вдруг в наряде белом

Вошел и рядом с Валерьяном стал;

В руках он книгу дивную держал.

У Валерьяна помутилось зренье,

И он упал, а тот, подняв его,

Из досточтимой книги начал чтенье:

«Един господь, создавший естество,

Един завет и пастырь у всего,

Что в мире этом, бездной зла объятом».

Начертаны слова те были златом.

Прочтя их, старец вопросил: «Сему

Ты веришь или нет, — я жду ответа».

И Валерьян ответствовал ему:

«Да, верю, ибо правды выше этой

На свете нет и нет за гранью света».

И старец вдруг исчез, как некий сон,

И Валерьян Урбаном был крещен.

Домой вернувшись в полдня час пригожий,

Жену застал он в комнате своей,

И два венка прекрасных ангел божий

Пред ней держал — из роз и из лилей.

И вот один венок он подал ей,

Другой же юному ее супругу;

Потом обоих их подвел друг к другу.

«Венки храните эти, — молвил он,—

Ни тел своих, ни душ не оскверняя.

Не страшен увядания закон

Цветам, что я принес для вас из рая.

Им смертью не грозит зима седая.

Но зримы лишь для тех они, чей дух

Пороку враг, к земным соблазнам глух.

Ты, Валерьян, за то, что назиданью

Святому не противился, открой,

Какое в сердце ты таишь желанье».

«Есть у меня, — тот молвил, — брат родной,

Которого люблю я всей душой.

Я буду счастлив, если и на брате

Почиет дух небесной благодати».

И ангел рек: «Войдете в райский сад

Вы оба; вам, за муки в небо взятым,

Там предстоит отрада из отрад».

Тут брат Тибурций вдруг предстал пред братом,

Чудесным пораженный ароматом

Лилей и роз, дивился в сердце он

Благоуханию со всех сторон.

«Откуда, молвил, в это время года

Такое благовоние лилей

И роз могла еще найти природа?

Когда б я их держал в руке своей,

Их благовонье не было б сильней.

Я в сердце благовонье это чую,—

Оно в меня вдыхает жизнь иную».

«У нас венки, — услышал он в ответ,—

Из алых роз и белоснежных лилий;

От глаз твоих сокрыт их нежный цвет,

Хоть запахом они тебя пленили.

Но если ты, не пожалев усилий,

Отыщешь путь, ведущий к небесам,

Ты будешь видеть их, подобно нам».

Тибурций молвил: «Наяву ль, во сне ли

Твои слова я слышу, брат родной?»

«Во сне, — ответил Валерьян, — доселе

Мы жили, голос истины живой

Теперь нас пробудил». — «О брат, открой,—

Вскричал Тибурций, — слов твоих значенье».

И тот в ответ: «Внемли же объясненью.

Мне ангелом указан к правде путь;

Отринув идолов душою честной,

Ты тоже можешь на него свернуть».

Венки созданием любви небесной

Считал святой Амвросий, как известно.

Вот как учитель благородный сей

О нем глаголет в повести своей.

Чтоб заслужить страстной венец нетленный,

Цецилия, всевышнему верна,

Отринула соблазны плоти бренной;

В признаньях и Тибурций и она

Нам подтвердили это все сполна.

С небес тогда создатель всеблагой им

Чрез ангела послал венки обоим.

Был обращен супруг и брат его

Младою девственницей для начала.

Вот чистоты святое торжество!

Тибурцию Цецилья доказала,

Что идолы глухие стоят мало,

Что им живое слово не дано

И бросить их пора уже давно.

«Кто думает иначе, — тот ничуть, —

Ответил юноша, — не лучше зверя».

Она его поцеловала в грудь

И молвила: «Мне братом будь по вере!

Перед тобой открыты в небо двери».

Потом, к нему приблизившись на шаг,

Она ему еще сказала так:

«Как мне стать брата твоего супругой

Велел закон Христовой доброты,

Так я в тебе нашла сегодня друга,

Когда от идолов отрекся ты.

Себя смирив обетом чистоты,

Прими крещенье — и прозревшим взглядом

Увидишь ангела с собою рядом»,

Тибурций молвил: «Дорогой мой брат,

Куда пойду я, перед кем предстану?»

А тот в ответ: «Спокоен будь и рад,

Я к папе поведу тебя Урбану».

Тибурций, подошедши к Валерьяну,

Воскликнул: «Странны мне твои слова,

И верю я ушам своим едва.

Ты не о том ли говоришь Урбане,

Что, к смерти осужденный столько раз,

Живет в норах, — подобно дикой лани,

От человеческих скрываясь глаз?

Его бы на костре сожгли тотчас,

Когда б могли найти, и в это пламя

Мы, как сообщники, попали б сами.

Покуда, в небеса вперяя взор,

В глуби мы ищем истинного бога,

Тут, на земле, поглотит нас костер».

Цецилия его прервала строго:

«Поверь, тогда лишь стоила бы много

Земная жизнь, исполненная зла,

Когда б она единственной была.

Но есть иная жизнь в ином пределе,

Которая не ведает конца.

Нам к этой жизни, как к блаженной цели,

Путь кажет сын небесного отца,

Благого вседержителя-творца,

Чей дух святой бессмертною душою

От века наделяет все земное.

Благая и торжественная весть

Принесена на землю божьим сыном,

Что, кроме этой, жизнь иная есть».

«Сестра, — вскричал Тибурций, — ты единым

Не назвала ли бога властелином?

Я понял, что один над нами бог,—

А ты мне говоришь теперь о трех».

Она на это: «Слушай разъясненье:

Как состоит разумный дух людской

Из памяти, ума, воображенья,

Так может быть присущ состав тройной

И божеству, Тибурций дорогой».

Затем ему Цецилья в поученье

Про жизнь Христа, про все его мученья

Поведала, про гибель на кресте:

О том сказала, как людскому роду,

Погрязшему в грехе и суете,

Сын божий вечную предрек свободу.

И вот Тибурций, что впервые сроду

О сыне божьем услыхал рассказ,

К Урбану с братом двинулся тотчас.

Урбан, вознесши господу молитву,

Крестил его и рыцарем дал стать,

Всегда готовым на святую битву.

На юношу такая благодать

Тогда сошла, что мог он созерцать

Всечасно ангела; ни на мгновенье

Его не покидало провиденье.

Всех знамений, что дал им свет Христов,

Не перечислить, — было их немало.

Но день пришел, когда в конце концов

Их городская стража разыскала.

Префект Алмахий, допросив сначала,

Их к статуе Юпитера послал

И слово им в напутствие сказал:

«С тех головы долой, кто богу Рима

Не пожелает жертву принести».

Потом, корникулярия[274] Максима

Призвав, ему велел их отвести;

Святых на их страдальческом пути

Сопровождая, тот душой умильной

Им сострадал и слезы лил обильно.

Когда он слово услыхал святых,

От них велел он катам отступиться,

Затем позвал к себе он на дом их.

И не успело солнце закатиться,

Как светом веры озарились лица

У катов и Максима, — их сердца

Очистили святые до конца.

Цецилья позже, под ночным покровом,

Священников к Максиму привела

И вновь крещенным именем Христовым

Промолвила, душою весела:

«Оставьте ваши темные дела,

Оружьем света препояшьтесь ныне,

О рыцари небесной благостыни!

Вы можете гордиться, о друзья,

Одержанной победою отменной.

Вам в небе справедливый судия,

Все видящий из глуби сокровенной,

Венец готовит радости нетленной».

Как только голос девственницы стих,

На площадь братьев повели святых.

На площади они ни воскурений,

Ни жертвы идолу не вознесли;

Благочестиво преклонив колени,

Они беседу с господом вели,

Далекие от помыслов земли,

И отсекла их головы секира,

И души их взнеслись к владыке мира.

Потом Максим, присутствовавший там,

В слезах сказал, что видел, как вспарили

Бессмертные их души к небесам

Под сенью светлых ангельских воскрылий.