Гарсиа Маркес - Сергей Марков

Несмотря на то что главным произведением Маркеса является роман с «говорящим» названием «Сто лет одиночества», «одиноким волком» его не назовёшь. Он с детства, едва оторван был от легендарного деда-полковника, — в «стае», в компании. Друзья — и однокашники, и барранкильские хохмачи, и коллеги-журналисты, и писатели — его любили, уделяли ему, несмотря на собственные проблемы (например, отсидка Альваро в мексиканской тюрьме с уголовными преступниками), много внимания, бескорыстного сердечного тепла. Трудно предположить, что относились к нему так из-за того, что чувствовали в нём будущую знаменитость. Думается, ему сопутствовали друзья потому, что он и сам умел дружить: не только брать, но и давать, помогать, слышать, сочувствовать, сопереживать, соболезновать… (И то, как он умеет сразу — рукопожатием, мягким, но волевым смешком в усы, шуткой, подмигиванием — обаять людей, вызвать дружеское расположение, автор этих строк испытал на себе.)

Мутис поселил семью Маркесов, прибывшую в Мехико с двадцатью долларами, сперва у себя, потом в отдельной квартире на улице Ренан, 21, в районе Ансурес, обставленной, правда, в спартанском стиле: два стула, стол, выполнявший функции обеденного и письменного, кроватка для Родриго и матрас на полу для взрослых. Но это не мешало Габриелю и Мерседес влюбляться в город ацтеков — многомиллионный мегаполис, в котором представлено всё, что только может представить себе человек, тем паче латиноамериканец, и где ранним солнечным утром снова кажется, что ты можешь всё.

Однажды ночью, глядя на тёмно-лиловое звёздное небо с серебряным аметистового отлива месяцем, как бы игриво откинувшимся со словами: «Эх, поживём!», Мерседес сказала Габриелю, что ещё до встречи с ним знала, что всё у них будет хорошо.

Альваро не терпелось показать другу Мексику. Пирамиду ацтеков, кафедральный собор, часовню Саграрио Метрополитано, замок Чапультепек, базилику Святой Девы Гваделупской — главную святыню страны, Олимпийский стадион, «холмы», на которых покупают роскошные виллы кинозвёзды… Несколько дней ушло на знакомство с брошенными городами, к которым Габо проявил особый интерес: Тула, Паленке, Теотиуакан, что в переводе означает «место, где люди становятся богами». Взобравшись по крутым ступеням на пирамиду Солнца, прикрыв ладонью глаза от солнечных лучей, наш герой долго смотрел на процветавший ещё до ацтеков густонаселённый город с золотыми вершинами пирамид, окружённый каналами, по которым скользили пироги, и по неизвестным причинам заброшенный, умерший. Чем-то он напоминал его Аракатаку.

На верхней площадке пирамиды Альваро вспомнил о польской дворянке-иммигрантке Елене Понятовской, писательнице, которой он отдал рукопись Маркеса «Похороны Великой Мамы», а она обещала со своей рекомендацией передать её в издательство университета в Эксалапе, столице штата Веракрус на Атлантическом побережье. Габриель, стоя у жертвенного камня, не успел обрадоваться, как Альваро огорошил сообщением, что пани Понятовская благополучно рукопись потеряла. Но тут же и успокоил, напомнив о том, что у Габо есть друзья, которые в его, Альваро, скромном лице успели рукопись переснять и восстановить в первозданном виде, и завтра они вместе отправляются в то самое университетское издательство.

Утром выехали в порт Веракрус, оттуда в Эксалапу, где встретились с директором типографии, который с неожиданным почтением отнёсся к Маркесу. Похожий на профессора сеньор в очках с роговой оправой, налив текилы, сказал, что ожидал увидеть человека гораздо старше и что ему доставляет настоящее удовольствие печатать настоящую литературу, а «Похороны Великой Мамы» — настоящая.

На кораблике (Мутис решил развлечь унывающего друга и проплыть вдоль мексиканского побережья их родного Карибского моря) Маркес сетовал на удручающую нищету — хоть мусорщиком или могильщиком иди. Бывалый (и «сиделый») Альваро, усмехнувшись, сказал, что и мусорщиком, и могильщиком в Мехико не так просто устроиться — мафия, но он постарается что-нибудь «по теме» подыскать.

Кроме помощи, которую Маркес получал от Мутиса, он немного зарабатывал на радио Национального университета и в университетском журнале, куда его «сблатовал» всё тот же Мутис. Работа на радио была для нашего героя внове. Он должен был комментировать текущие события, в основном — культурной жизни столицы. Полагая, что сложного в этом ничего нет, в первый день Габриель пришёл в студию неподготовленным, лишь пробежал глазами по дороге в автобусе утреннюю газету. Но когда его усадили перед микрофоном и, проверив готовность, дали команду начинать — звукооператор в наушниках услышал лишь звуки, похожие на лягушачье кваканье, змеиное шипение и оглушительное откашливание: Маркес не смог выдавить из себя ни одного внятного слова. На этом бы и закончилась его карьера радиожурналиста, но он уговорил редактора дать ещё шанс. Выпив воды, вспомнив о том, что сыну Родриго и Мерседес нечего есть, хоть и казённым, деревянным голосом, точно глухонемой, научившийся изъясняться, прокомментировал новости кино, литературы, университетской жизни. И с тех пор стал сотрудничать на радио. Однако так и не научился, как другие, лихо заскакивать в студию, садиться к микрофону и сколь угодно долго нести околесицу. Он заранее писал тексты и старался зачитывать их так, чтобы производить впечатление непринуждённого комментария.

Прожить на зарабатываемые гроши было трудно, хотя Мерседес экономила на всём, прежде всего на себе, умудряясь оставаться предметом восхищения для мужчин. Мутис пытался устроить Габо то в одну, то в другую редакцию, но не получалось, пока он не уговорил своего партнёра по бизнесу, мебельного фабриканта, купить пару иллюстрированных журналов и вложить деньги в их «раскрутку», а на должность редактора пригласить «наиболее подходящую кандидатуру». Габриель допытывался у Альваро, что же это за журналы, в которые сватает его друг: о коневодстве, свиноводстве, разведении кроликов, эротические? Ведя тайные сепаратные переговоры с Мерседес, Мутис долго не признавался, но всё же выяснилось, что имеются в виду журналы для женщин с названиями «Семья» и «Это интересно всем». Маркес было заартачился, напомнил о том, что всё-таки писатель, но Мерседес в свою очередь мягко напомнила, что они в долгах и не могут вечно сидеть на шее Альваро. Чертыхаясь, наш герой согласился, но всё же тихим, хрипловатым, упрямым, «дедовским» голосом выдвинул условия: его фамилии не должно значиться в списке редколлегии и ни одной заметки в этих журналах он не подпишет собственным именем.

На первую встречу с мебельным магнатом в бар Маркес пришёл за полчаса до назначенного времени, а ушёл последним — чтобы работодатель не увидел его стоптанных башмаков с расслоившимися подошвами.