Дом в Мансуровском - Мария Метлицкая

готов! Радость-то какая! Родная кровь, да? А раз родная, значит, все будет тип-топ! Семья будет, настоящая крепкая семья! Отец, мать, дочь – и все связаны кровными узами!

– Юлечка, – тихо сказала Ася, – как-то помягче…

Юля отмахнулась:

– Да брось, Ась! Хватит ее жалеть и оберегать! Здоровая баба, а все девочку из себя строит! Да Томка тебя умнее! На черта ей этот папаша? – Юля со стуком подвинула стул и села напротив Маруси. – Ты что себе напридумывала? Очередную сказочку? До таких лет дожила, а все веришь в сказки? Тебе, дуре, такой Дима достался! Такой классный мужик! И собой вполне, и при деньгах! И на голове не сидит, мотается, надоесть не успевает. И к дочке твоей хорошо. И ты хочешь послать такого мужа? Скажи мне, ты идиотка? Только вот рот открой! Я лично устрою тебе небо в алмазах!

– Я не люблю Диму, – всхлипнула Маруся и с испугом, тихо добавила: – Я ему все сказала, можешь расслабиться.

– Сказааала? – Юля уставилась на сестру. – Ты все сказала? Ну все, я молчу. – Юля встала, вышла в коридор, вернулась с сигаретой. – Все, Ась, – обратилась она к мачехе, – пока, я ухожу. А с этой, – небрежный кивок в сторону младшей сестры, – разбирайся сама! Хотя толку не будет. Все равно сделает так, как хочет. Вспомни-ка, а? Как замуж за этого Лешу выскочила, и ведь ни слова не сказала, только перед фактом поставила! Как сбежала от него. А что, правильно! Здесь Москва, столица нашей Родины. Здесь папа, Ася, квартира. Здесь все оплатят, все купят, все поднесут. Все решат и со всем разберутся! А я маленькая и хрупкая, что я могу? Я младшая, я болезненная, я сиротка без мамы! Отвечать я не умею и не хочу, а вот делать то, что хочу, я умею! Умею и буду. И так по кругу. Всю жизнь! – сверкая глазами кричала Юля. – Всю жизнь, Маша! Всегда «мне сложно», и подключался папа. «Мне холодно», и я отдавала тебе свой шарф. «Я не умею». А зачем уметь? Умеет Ася, этого достаточно. Снимите дачу, перевезите на дачу. Купите продукты, сварите обед. Устройте на работу, отведите Тому на кружки. Включите стиралку, я не умею. Юля, позвони Томиному врачу, у тебя лучше получится! Закажи путевку в Испанию, у тебя там знакомые!

И так везде, повсюду! По каждому поводу! Ну сколько можно, а? Сколько можно играть в инфантильную девочку? Сколько можно морочить всем голову? С Лешей она сошлась! Вы посмотрите! Сошлась и сошлась, ваше дело, взрослые люди! Вот только нас не привлекай, очень прошу! Ни меня, ни Асю, ни Тому! Ладно я, но Тому и Асю, хотя бы их пожалей!

Все, Маруся. Все. Дальше сама. Вот правильно Клара говорила – ваша Маруся та еще штучка! А то нате вам, всех собрала! Все подъезжайте, вместе порадуемся! Ага, как же, сейчас! Вот сама и радуйся, милая! Сама. А мы как-нибудь в сторонке постоим. Постоим и понаблюдаем за вашим счастьем.

Опустив голову, Маруся молчала.

Громко вздыхала, но молчала Ася.

– Хотите – оставайтесь, – бросила Юля и вышла прочь. Из коридора крикнула: – Томка! Поедем ко мне?

«Ну конечно. К себе зазывает, чтоб пожалеть. Дура мать и умница тетка. Плохая мать и хорошая тетя. Ну и черт с вами! Проживу и без вас».

– Пока, Ась. До связи.

Маруся отключила телефон.

Ася пыталась перезвонить, но Маруся не отвечала.

Она разревелась от страшной, непереносимой обиды. Это все Юлька. Но и Тома хороша. Да и Ася – не посмела Юлечке возразить. А потом будет звонить и утешать, извиняться. «А трубку я не возьму, хоть обзвонитесь. Я обиделась. Сами решайте, как все исправить, я точно не буду. Это моя жизнь и моя судьба. И я буду счастливой, чтобы вы ни говорили. Точка».

Расставание с Димой прошло так легко, что счастливая Маруся этого почти не заметила. Машинально, на автомате собрала его вещи, поставила чемоданы в коридор, открыла дверь.

– А, это ты!

От предложенного чая он отказался, разговоров тоже не было. И дверь за ним Маруся закрыла с явно ощущаемым облегчением.

А Леша не появлялся. Маруся убеждала себя, что это нормально: поди, объяви о своем разводе! Не все такие, как Дима. Да и мальчишки… Бедный Лешка, наверняка там скандалы и разбирательства, куча проблем, но и это пройдет, и все разрешится, главное, они вместе.

Ожидание было томительным, но Маруся по-прежнему пребывала в состоянии абсолютного счастья.

Письмо от Леши пришло спустя три недели. Не письмо – письмецо, в котором коротко, без подробностей, было написано несколько строк:

Прости, я не должен был давать волю чувствам, виноват я, и только я, ты женщина, и с тебя взятки гладки, а я подлец, который дал тебе надежду.

От семьи уйти не могу, Таня с парнями не справится, да и что с ними будет – мальчишки сложные, куда без отца.

Маруся, я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Еще раз прости.

В сотый раз Маруся перечитывала письмо – чистый мазохизм! Все понятно, никаких подтекстов и вторых смыслов, все четко и ясно. Но почему нет ни слова о том, что он любит ее?

Дура. Неужели это так важно? А если бы было о любви, это бы что-то меняло?

Он не приедет. Он оставил ее. Обязательства сильнее любви.

Они взрослые люди, и он отвечает за семью. А она… Она ни за что не отвечает. Как всегда.

Маруся страдала. Но надо сказать, она ни разу не подумала о Диме. Ни разу не подумала о том, что снова осталась одна. Ни разу не пожалела, что упустила Диму. Да ей и в голову это не пришло.

За что ее осуждать?

Из Уразова вернулась Ася, и Маруся была счастлива. Обиды забылись, и Маруся, бросившись в ее объятия, долго и горько плакала, приговаривая, какая же она дура.

Ася утешала ее, гладила по волосам и плечам, умывала холодной водой, поила чаем, укладывала в кровать, а потом, как маленькую девочку в далеком детстве, укрыла одеялом и спела забытую колыбельную. Дрожа и всхлипывая, Маруся заснула.

И постепенно жизнь потекла как когда-то: Ася вела хозяйство, Маруся меньше плакала и ходила на работу, а повеселевшая Тома жила своей юной жизнью.

Жизнь наладилась, будто ничего и не было, ничего не произошло и не изменилось… Чудно.

– Ты не уедешь? – спрашивала Маруся. – Ты не вернешься в Уразово? Ты меня не оставишь?

– Куда я уеду, – вздыхала Ася, – куда я без тебя.

И Маруся тут же успокаивалась. Ася не обманет, и Ася не бросит. Все бросят, но только не Ася…

Юле повезло, что после ухода