Вчера-позавчера - Шмуэль-Йосеф Агнон

Старики и старушки, по дороге останавливаясь на каждой ступени, раздают своим братьям и сестрам инжир, или финик, или кусочек сахара, или грошик. Не стоит задумываться над тем, почему Всевышний этому дает много, а тому не дает ничего. В данном случае надо сказать, что одни ненамного богаче других. Только эти владеют своим телом, и отрывают от себя, и дают другим. Останавливался Ицхак перед каждым нищим и подавал ему. И подавая милостыню, как бы извинялся, что он сам не сидит с несчастным вместе и не страдает от мучений. Пока было у него что дать, давал. Когда иссякли монеты, а нищие не иссякли, протянул он им ладони и показал, что они пусты. Начали они тянуть его за края одежды и провожать его воплями, пока не убежал он от них и не протиснулся на площадь перед стеной. И тут пристали к нему другие нищие, еще ужаснее первых.

2

Площадь полна мужчинами и женщинами, стариками и старухами. Одни сидят на скамьях и маленьких скамеечках и в руках у них книги, другие стоят и произносят псалмы, кто едва слышно, а кто – с воплями и плачем. Старики стоят – тут и обнимают камни стены, а старушки стоят – там и покрывают эти камни слезами. И между камнями поднимаются стебли травы и виднеются письмена с именами и просьбами, начертанными измученными горестями и жаждущими избавления людьми. И клочок неба виднеется в своей первозданной чистоте, как глаз Всевышнего, взирающего из своей святой обители с небес на народ Израиля и на землю, которую Он дал нам. Наши братья, сыны Ишмаэля, дяди нашего, захватившие прилегающие к Стене Плача дома, прибывают и прибывают; у одного – куча хлама на голове и буханка на ней, а другой ведет осла, нагруженного навозом; и они толкают и расталкивают молящихся евреев, дабы не умножились их силы благодаря молитвам и не привели бы они избавление. А туристы и туристки, потомки брата Яакова, стоят и указывают своими тростями на камни разрушенного Храма и на евреев, оплакивающих разрушение. Как только Ицхак пришел, схватил его за руку сефардский служка и крикнул: «Друг мой! Зажги свечу!» И воткнул ему в руку масляный фитиль, чтобы тот зажег его и дал ему копейку. Много раз уже бывал Ицхак у Стены Плача и ни разу не приближался к ней, так как считал себя недостойным. Теперь, когда начал он произносить кадиш, как бы само собой приблизился он к святым камням. Сердце его заколотилось, ноги готовы были отняться. Но голос его слился с голосами всех стоявших у стены, и те ответили ему: «Амен! Да будет великое Имя Его благословенно!»

Стемнело. Однако у Стены еще чувствовался свет дня. Туристы и туристки ушли, и арабы, соседи Стены Плача, разошлись по своим домам, и милосердная тишина легла на святые камни и на площадь перед Стеной. Молящиеся затянули потуже свои кушаки и встали на вечернюю молитву. Среди камней Стены послышался печальный голос: «Благословите Господа, все служащие Господу, стоящие в доме Господа в ночи!» Камни потонули во тьме, и все молящиеся стали единым целым перед Всевышним. Внезапно появилась луна и осветила землю. Евреи закончили свою молитву и пошли домой, помогая друг другу подниматься по ступеням.

Хороши, сладостны иерусалимские ночи. Будто Создатель раскаивается ночью за зло, причиненное днем. Веет ветер, и пыль улеглась. Луна льет свой свет, и поднимается аромат от трав в скалах. Тот, кто знает, как учить Тору, сидит у себя дома или в бейт мидраше и учится; тот, кто не учен, читает псалмы. Учишь ты лист Гемары – и присоединяешься к ним, читаешь ты псалмы – и Господь, Благословен Он, соединяет твои слезы с их слезами. Тот, кто был далек от тебя, близок теперь твоему сердцу, и Господь наш на небесах – близок нам Он.

Книга третья

О том же и о другом

Часть первая

Ицхак собирается поехать в Яффу

1

Ицхак нашел жильца в свою комнату, который возместил ему часть денег, уплаченных хозяину, а хозяин пошел ему навстречу и заключил с новым жильцом договор на тех же самых условиях. А именно: жилец не должен заниматься в комнате никакой работой, которая влечет за собой публичное нарушение субботы: не должен варить на примусе в субботу, оттого что слышен его шум, не должен стоять в субботу у окна с сигаретой во рту. Когда закончится срок его договора – если хозяину потребуется комната, жилец выезжает, и не будет у него никаких претензий. А если он приведет еще одного квартиранта в комнату, распространяются на того все эти условия и к квартплате добавляется треть. О чем еще нужно сказать? О том, что если он приведет одного, или двоих, или троих, то те должны платить, как договорятся между собой. А для стирки и для питья пусть пользуются водой из колодца, как и остальные жильцы дома. Если же мало воды, пусть стирают свое белье в другом месте. Все эти условия, предъявленные им, записал хозяин в книгу не потому, что у него тяжелый характер, и не потому, что он любит ясность и чтобы не было потом претензий, а просто из любви к святому языку – показать тебе, что он пользуется им при любом случае. Когда согласился на все квартирант и снял комнату, исчезли все предлоги у Ицхака откладывать свой отъезд.

Пошел он на рынок Махане Йегуда нанять повозку на завтра для поездки в Яффу, хотя поезд удобнее и быстрее и цена проезда на четверть меньше, чем в дилижансе. Ведь когда поняли, что извозчики конкурируют с поездом, добавили третий вагон для простых людей, не ищущих удобств; да только поезд идет днем, а дилижанс едет ночью, и получается, что весь день в твоем распоряжении.

2

Уладив все дела, связанные с отъездом, вернулся Ицхак к себе в комнату и проверил свои вещи – не оставил ли чего, того, что потребуется ему в Яффе, и не взял ли с собой то, что хотел оставить в Иерусалиме. Осмотрел все места, где была еда, и поел, и лег в постель, чтобы набраться сил перед дорогой.

Явились к нему всякие разные мысли и прогнали сон. Думал он о Шифре, о том, что покидает ее из-за Сони, и о Соне, покинувшей его. И хотя это она покинула его, он считал необходимым поговорить с ней, потому что все то время, пока не были выяснены между ними отношения, он не мог считать себя свободным человеком. Когда он ухаживал за Соней, не спрашивал себя, свободен ли он; как только почувствовал, что она чужая для него, посчитал себя связанным.

Прошел час, но сон все не приходил. Начал он себя уговаривать и успокаивать: в любом случае не на что мне жаловаться. Все эти годы в Эрец Исраэль я здоров и не лежал ни одного дня в больнице, не то что мои товарищи, большинство из них больны малярией и другими болезнями, распространенными в Эрец. Ведь не питается тут человек, как полагается, и не живет по-людски, а растрачивает свои силы на собрания, и на заседания, и на споры; и если болезнь настигает человека, то уже не отпускает его. А я… Заработок мне обеспечен, платье мое цело. Не ложусь спать без ужина, и когда встаю, есть мне что положить в рот, будь то овощи или яйцо, стакан чая или какао. Отогнал Ицхак от себя эти мысли и закрыл глаза, чтобы заснуть. Стали проходить перед его глазами самые разные события из его жизни. Сначала прошли мелкие события, которые всегда сопровождают приготовления к отъезду, потом пришли к нему происшествия более ранние. И все в обратном порядке – сначала более поздние, за ними более ранние. Сначала в общих чертах, потом – со всеми подробностями. Увидел себя вдруг вместе со своим братом Юделе на одной кровати. Этот тянет одеяло сюда, а этот – туда. Разозлился Юделе, вышвырнул их общую подушку, и упал Ицхак в море. Схватил мотыгу, чтобы вскопать море, и расцветилось море всеми цветами радуги. Увидела это лошадь Виктора и заржала. Выпали вышитые собаки из ее рта, и написано на них «Гирш-Вольф Этемнот». Очнулся Ицхак и вернулся к мыслям об отъезде. Поднял вверх руки и сказал: «Господи, помоги мне! Что стоит Тебе, чтобы завершилось мое дело добром?» И тут же прервал свою молитву, пока не взвесил Всевышний все его деяния. Перевернулся на другой бок и принялся подсчитывать, сколько денег есть у него и сколько времени он может сидеть без работы. Явился его брат Юделе – лицо его печально, и правый рукав его истрепан, как всегда у писателей, протирающих рукава во время своих писаний, и начал жаловаться на сестер за то, что не оставляют они ему капельки места, чтобы сесть и переписать набело свои стихи. Стало Ицхаку жалко своего брата, и он подумал про себя: если бы не должен был я ехать в Яффу, купил бы ему серебряное перо, сделанное в «Бецалеле». И уже видел Ицхак серебряное перо в руках младшего брата, видел, как сидит он и описывает в стихах приключения реб Юделе-хасида, их деда. Навернулись слезы на глаза Ицхака от радости. «Но, – сказал себе Ицхак, – где взять десять франков на перо, если я должен ехать в Яффу? Все было бы просто, если бы не это. Да только сначала человек делает, а потом думает, а после того как сделано дело, является разум и говорит: как было бы просто, если бы ты не сделал этого. Где же ты был до того, как мы попали в эту отвратную ситуацию?»