Брачное ложе - Клаудиа Дэйн

– Я сделал это, Изабель, и ты знаешь, что это правда.

– Да, она забрала и твое тело, и твою близость, и твое сердце, и даже мои мечты о тебе. Но я не буду оплакивать свои мечты о Ричарде, это уже в прошлом, – говорила она, подняв лицо к небу и часто-часто мигая, стараясь прогнать слезы.

– Но я здесь, Изабель, – прошептал он. Его дыхание легонько овеяло ее волосы, будто успокаивая. – Я – твой.

– Потому что Господь принудил тебя к этому.

– Я только рад, что Бог выбрал для меня именно этот путь, – улыбаясь сказал он.

– А развлекаться с Бертрадой тебе тоже Господь велел?

– Нет!

– Нет. Ты сам выбрал Бертраду!

Да, если она верит в такое, это грызет ее сердце. Ведь если бы он сам поверил в то, что она выбрала Адама, его сердце разорвалось бы на тысячу частей!

– Я не выбирал Бертраду.

Изабель медленно повернулась к нему и посмотрела в его темные глаза.

– Я хорошо понимаю, что всю эту игру задумал Хенли, но не отрицай, что ты считаешь ее красивой и что…

– Я ничего не буду отрицать, – резко сказал Ричард. – Особенно свою ответственность за случившееся. Хенли сыграл здесь свою роль, Бертрада – свою, но никто насильно не толкал меня в ее постель. Это был мой собственный выбор. Я знал, что делаю. Я не был ослеплен.

Изабель молчала. Каждое биение сердца жгучей болью отдавалось в истерзанной горем груди. Он не был ослеплен. Это неправда. Ведь он не был тем животным, которым считал себя, а значит, он не мог иметь связь с Бертрадой, если не любил ее. Он любил ее. Ричард сам выбрал ее. Он не выбрал Изабель. Бог силой соединил их в ответ на ее мольбы. Это правда, и Изабель понимала это. Ведь она молилась о том, чтобы Ричард стал ее, и так оно и случилось, разве нет?

– В чем дело, Изабель? – мягко спросил он. Они ехали в конце процессии, их слова не были слышны остальным.

– Я верю тебе, – ответила она срывающимся голосом. – Я верю тебе. Ты не лег бы в постель с Бертрадой, если бы тобой не руководило какое-то сильное чувство, более сильное, чем похоть. Чувство любви. Никто не толкнул бы тебя в ее объятия, если бы она не владела твоим сердцем. Ты любишь ее.

– Я не люблю Бертраду, – грубо бросил он, крепче обхватив ее за узкую талию.

– Сейчас, может, и нет, но…

– И никогда не любил.

– Но так должно было быть, – возразила она. Она ведь так хорошо его знает.

Ричард слышал в ее голосе всю горечь невыплаканных слез.

– Изабель, ты слишком высокого мнения обо мне, – прорычал он. – Обычно я не вижу в этом ничего зазорного, но сейчас…

– Я знаю тебя, Ричард, – перебила она. – В ее объятия тебя толкнула не слепая страсть.

– Да, это была страсть к тебе! – выпалил он, гневно дернув за узду.

Страсть к ней, к Изабель?

Страсть к ней?

Это невозможно. Ричард никогда не хотел ее, даже когда считал себя похотливым животным, когда его похотливые мысли нашли свое удовлетворение, он и пальцем не прикоснулся к ней. Он прикасался только к Бертраде. И толкнула Ричарда на этот поступок не бесконтрольная похоть. Теперь они оба знают об этом.

Твердо уверенная в том, что ей известна истинная причина, она ответила:

– Ты не испытывал ко мне страсть.

Ричард только закатил глаза.

– Ты просишь от меня признания, а затем совершенно переиначиваешь значение моих слов! Я говорю тебе то, что знаю, то что чувствую. Или ты думаешь, что я не знаю собственных мыслей? Желаний собственного сердца?

– Я часто задавалась этим вопросом, – сказала она.

– Неудивительно. Говорю тебе, хотя мне и стыдно в этом признаваться. Сегодня для меня день откровения и раскаяния, так что тебе придется выслушать то, что я скрывал от тебя все эти годы.

Она ждала. Его признание будет ужасным: она отчетливо слышала нотки ужаса в его голосе. Сегодня день откровений, и она должна выслушать его. Изабель вся съежилась, ожидая, что тяжесть его признания вот-вот рухнет ей на плечи.

– Тот день в конюшне, – начал он напряженным голосом. – Ты помнишь его?

Помнит его? Да она жила им все это время! Он хочет признаться, что тот поцелуй был ложью?

– Помнишь?! – рявкнул он.

– Да, помню, – ответила она.

Он сильно прижимался к ее спине, крепко обхватив рукой за талию. Она почти чувствовала, как кровь у него в жилах пульсирует, сотрясая все его тело, горячее от напряжения.

– Тот день, тот момент, – хрипло сказал он, – символизировал мое поражение.

Она тяжело облокотилась на него, повесив голову. Ее опасения оправдались. Он не хотел ее. Его поцелуй был всего лишь…

– Не надо искать в моих словах то, чего там нет, и домысливать бог знает что, Изабель, – возмутился он. – Слушай, что я говорю, и постарайся понять истинный смысл сказанного мной. Я открываюсь тебе, доверяя все свои тайны, хоть это и унижает меня.

– Я очень хорошо слышала твои слова, – сухо отозвалась она. – Целуя меня, ты потерпел поражение.

– Да, это так, – согласился он. – Как можно считать себя человеком чести, когда так страстно желаешь суженную своего брата? Все время, когда я не был занят тренировками, мои глаза были устремлены к тебе. Я рассматривал твое лицо, наслаждался видом твоих прекрасных черных волос. И я знал, что ты тоже не безразлична ко мне. Ты даже не можешь себе представить, что значит для мужчины осознание того, что он нравится именно той, кого желает всем своим сердцем! Я ловил каждое твое слово, ревновал к каждому, кому ты дарила свой смех. Я горел изнутри, сжигаемый страстью, которая мучила меня денно и нощно. Я горел, Изабель, и поэтому бежал, чтобы не позволить пламени своего желания, которому не должно было быть места, сжечь и тебя.

Он горел из-за нее. Это невозможно, немыслимо. Но если он мечтал об Изабель, как сумела Бертрада вписаться в его фантазии?

– А как же Бертрада? Этот вопрос мучает тебя? – сказал он, словно прочитав ее мысли. Связь с ней не была более приемлемой, чем связь с тобой, но все же она не была девственницей и не должна была стать моей сестрой. Бертрада… так жаждала… и была так же одинока в своих желаниях, как и я.

– Одинока? А как же Хенли?

– Хенли? – Он улыбнулся. – Хенли не выполнял свой супружеский долг, как это следует делать мужчине. Его вкусы… немного другого рода.

– О! – Глаза Изабель расширились от удивления. – Бедная Бертрада!

– Да, бедная Бертрада, – эхом повторил он. – Она достойна жалости, и именно это толкнуло меня в ее постель, даже в большей степени, чем само желание.

– Но желание все-таки было, – сказала она.

Ричард невесело рассмеялся и поднял лицо к темнеющему сумеречному небу.

– Изабель, ты можешь довести до изнеможения кого угодно. Да, желание было. Но желал я тебя.

– Я не понимаю, как такое может быть.