Свободный Охотник - Александр Щёголев

Он закрыл свою книгу.

— Смысл чего?

— Да всего! Или ты в самом деле псих, как меня уверял тот бородатый эрудит в белом халате?

— Я не псих, — обиделся он. — Просто раньше я был один. Один — это два в нулевой степени, ничто. Нужно было присоединить ко мне еще одного, чтобы нас стало двое. Я плюс она — это два в первой степени. Понял?

Нет, понять что-либо было невозможно! Причем здесь нулевая и первая степени? Так ведь в дискретном мире все раскладывается в виде суммы степеней двойки, с энтузиазмом объяснил он мне. Буквально все — камни и трава, твари и люди, духи и герои. Но разве мы живем в дискретном мире? Пока нет, согласился мальчик. Пока нет… Когда нас станет четверо, размечтался он, то мы увеличимся до второй степени двойки, а это уже сила, это — и есть смысл!

— Откуда ты возьмешь еще двоих? — насмешливо поинтересовался я. — И каким образом «присоединишь» их к себе, теоретик?

Не хотел я такого тона, но как еще было реагировать?

И вдруг оказалось, что ответ очень прост! «У человека имеется воля, рассудок и тело, — опять начал мальчик цитировать «Молот ведьм», теперь уже по памяти. — Волею руководит сам Бог, ибо сказано: «Сердце царево в руке Божией». Рассудок просвещается его ангелом, а тело находится под влиянием светил небесных…» Так вот, к дискретному виду эта формула сводится следующим образом. Люди включаются в Единую Систему в виде макрос-программ, расширяющих и дополняющих основную программу — именно так, и никак иначе… Насмехаться тут было не над чем, вовремя сообразил я. Похоже — начинался бред.

— Хочешь, покажу, как составляется макрос-программа? — оборвал он сам себя. И посмотрел мне в глаза — с некой тайной надеждой.

— С «крысиным хвостом» в качестве украшения? — произнес я по инерции. — Подожди, успеешь еще. Так кто же будут эти двое, которых ты возьмешь в свою команду? Других братьев и сестер, я надеюсь, у тебя больше нет — во всяком случае, по отцовской линии.

— Еще двое… — Мальчик замолчал и отвернулся. Он молчал долго. А затем буркнул куда-то вбок. — Например, вы.

— Кто?

— Ты плюс Виктория Владимировна…

Это был высший класс остроумия! Это был такой гвоздь! Я даже гоготнул от неожиданности, представив себе ситуацию. Я непроизвольно привстал с дивана, а потом расслабился, разлегся на мягкой боковой спинке, потому что все было в порядке — никакого бреда! — потому что сын мой, как выяснилось, не всегда только мрачный солдат науки, потому что кроме как шуткой, сказанное и быть не могло.

Викторией Владимировной звали мою жену. Эта незлая в целом женщина, понимая и уважая (как я надеялся) мои чувства, тем не менее, невзлюбила парня с первого же дня. Ну, может, со второго — когда вбила в свою башку, будто тот плохо влияет на нашу дочь. С малышкой, кстати, в самом деле что-то происходило. Например, она избавилась от энуреза — буквально в одну ночь. Эта предательская болезнь, с которой мы боролись столько лет, вдруг прошла сама собой. Кроме того, гораздо легче ей стала даваться учеба, хотя, честно говоря, раньше с этим были кое-какие проблемы. Да что учеба — у девочки открылись настоящие способности к точным дисциплинам, в частности, к основам вычислительной техники! Я даже поставил дома компьютер. Пусть, думаю, дети делом занимаются, пусть девочка с юных лет приобщается к современным формам учебы, благо бесплатный учитель в семье появился. Она схватывала все на лету, все понимала с полуслова — но что же тут плохого? Скорее, наоборот! И причем тут дурное влияние старшего брата?

Кое к чему он, конечно, приложил руку (да иначе и быть не могло!), хотя бы к тому, что в доме появилась белая декоративная крыса. Правда, купить это забавное существо упросила нас с женой опять же дочь, но кто ей подал такую мысль? Ясно, кто. И еще она беспрерывно возилась с дискетой, которую парень подарил ей в тот жуткий понедельник. Если не ошибаюсь, на дискете была записана персонаж-программа к сетевой игре «Cyber-fantasy». Однако и здесь я не видел, в отличие от моей жены, ничего вредного или странного, ведь дети — не дети, если не играют. Мало того, придуманный кем-то мир галактического Метро постепенно заинтересовал и меня самого… По ночам мы с женой ругались шепотом. Никто никого не мог убедить, и все оставалось по-прежнему. Единственным, что тревожило меня, как и ее, была внезапно вспыхнувшая в дочери любовь к восьмеричной системе счисления. Ребенок увлеченно зубрил новую таблицу умножения, безумную с точки зрения нормального человека, решал примерчики и задачки…

Короче, никак они не соединялись в составе «четверки», моя жена и мой сын. Отсмеявшись, я поинтересовался:

— Ну, хорошо, разрастется наша семья до двойки во второй степени. А что будет дальше?

Мальчик пожал плечами:

— Третья степень, потом четвертая, потом пятая… Верхняя граница определяется только разрядной сеткой.

— Разрядной сеткой чего?

— Тебе надо прочитать священное Введение, — опять он значительно посмотрел мне в глаза, подразумевая нечто большее, чем прозвучало вслух. — Я не знаю, как это объяснить.

И сомнения вернулись в мою душу.

— Священное Введение? — переспросил я как можно непринужденнее. — Это что, какая-нибудь ересь вроде «Молота ведьм»? — и постучал пальцем по черно-красной обложке.

Пружина безысходной тоски в который раз сжалась в моей груди. Что он мог мне объяснить, если я до сих пор не понял главного — где бред, а где реальность? Когда он говорил серьезно, а когда валял дурака? До знакомства со мной в мальчике были сила и страсть, воля и смысл. Куда это подевалось? Что же касается его священной книги, которую я непременно должен был прочитать…

— Это вовсе не ересь! — прокричал мальчик.

Он кричал то ли от гнева, то ли от ужаса. Или от того и от другого сразу. Всем известно, кричал он, как получаются управляющие коды — путем сложения различных степеней цифры два! Но если мы сможем получать управляющие коды, суммируя не цифры, а личности, тогда аналоговые процессы, из которых состоит мир, станут никому не нужны! Мир в этом случае будет развиваться и управляться только по дискретным законам — вот тебе и смысл, непонятливый ты папаша, причем именно «смысл всего», как ты и просил… Пора было прекращать этот разговор. Складывать степени двойки на уровне личностей я оказался не готов. Начинался приступ — это было очевидно.

— Лучше объясни, почему ты так не любишь цифру восемь? — спросил я его, стараясь удержать человека в нашем мире.

— Потому что родился в августе, — искренне удивился он моему вопросу. — А что?

Очередной ответ был получен. Август — восьмой месяц, если считать в десятичной системе. Человек ненавидит месяц своего рождения — как просто… Разгадка этой вздорной тайны отлично укладывалась в «смысл всего», неожиданно открывшийся мне. Однако универсальность полученных разгадок уравновешивалась тем, что они были совершенно бесполезны. Они ни на шаг не приближали меня к ответу на главный вопрос: с чем мы имеем дело?

И еще: где же выход?

«А может быть мне нужен не выход, а Вход? — привычно подумал я. — Войти в придуманный кем-то мир, чтобы разрушить его изнутри — блестящий план, который так и просится в учебники по психиатрии. Не пора ли решиться, не пришло ли время сделать выбор?»

«Но если персонаж — не набор программ и графических данных, а ты сам? Можно ли сохранить рассудок в этой ситуации? Можно ли не спятить, вдруг поняв, что окружающий мир создан специально для тебя…

Нужно было мчаться на кухню и срочно готовить шприц — на всякий случай. Я смотрел на своего странного сына, чесал бороду и думал теперь только об одном: понадобится ли нам укол в этот раз? Встав с дивана, я взял брошенную им книгу, открыл и зачитал вслух первую попавшуюся фразу:

— «Затемнение рассудка происходит или без посредства ведьм и колдовства, или через это посредство…»

Жирная точка в разговоре была поставлена.

Впрочем, я ошибся, точка была поставлена чуть позже. Ночью мне снился сон. Я стал персонажем коллективного варио-сюжетного бреда и доказывал другому персонажу, что его погибший отец на самом деле жив. Таким образом я пытался помочь несчастному вспомнить, кем он был раньше — до того, как потерял свою личность. Но потом явился третий персонаж, который когда-то был врачом по имени Александр Ильич, и начал доказывать уже мне, что ничего из этого не получится, поскольку созданный коллективным разумом бред абсолютно самостоятелен. Тогда я вернул себе прежние душу и имя, и сказал бывшему врачу: если можно стать живым в мире, где нет Бога, значит, совершенствовать этот мир в одиночку тоже можно? И тот ничего не смог мне возразить… Я проснулся, тупо повторяя: «…гип пархатый… гип пархатый…»

Было так смешно, что выть хотелось.

Утром, когда мальчик полностью оправился от вчерашнего приступа, я сказал ему: