Чемпионат - Андрей Ваон

— Утомились пацанята. Кормить будем будить?

— Да надо бы, а то ночью спать не дадут, захотят есть.

А мальчуганы и сами проснулись, когда походные звуки стали громче и настойчивее: затрещало сваленное отцом дерево; затем застукал топором дед; женщины громыхнули разок-другой посудой — быт налаживался, стоянка обживалась. Мальчишки уселись на коврике сонными котятами. Они были вялы, но голодны — ужин поглощали с аппетитом и без капризов.

Посиделки у костра не задались — начал накрапывать дождь, загнав походников по палаткам. Близнецы выбирали всё время разные жилища — то по отдельности, то оба к бабушке и дедушке, то оба к родителям. Сегодня мальчишки захотели к родителям. Под шуршание слабых осадков, они слушали сказку от отца, прижимаясь в «страшных местах» к маме. Из соседнего «дома» периодически раздавались громкие возгласы и хохот — старшие товарищи тоже засыпали не сразу, вспоминая былое.

Дождь оказался каким-то размытым атмосферным фронтом — погода осталась в рамках довольно устойчивого бабьего лета. Следующие дни обустраивались и «нагуливали жирок», как сказал Бобров-старший, подчёркивая курортную жизнь походников.

— Пап, так ведь мальцам с этого и нужно начинать. Что-то не думаю я, что ты в четыре года шастал по горам, взбираясь на крутые вершины.

— Да шучу я, Юрок, шучу. Но завтра мы с тобой радиалочку всё же сделаем. Я прикинул маршрутик.

Близнецы, занятые какими-то своими играми, услыхав слова деда, заканючили «тоже хотим». Чтобы их отвлечь, смастерили им на толстом суку качели и кольца. И в детских головках быстро произошло замещение желаний, и они переключились на другие развлечения.

Выдвинулись ещё затемно, ёжась от белой росы (того и гляди роса могла перейти в иней, пока же день разгорался осенней «жарой»), взяв лишь лёгкие рюкзаки с едой, накидками, топором и спичками. Возврат был запланирован к вечеру. Целью Владимир Викторович выбрал безымянную гору в восьми километрах от лагеря. Большую часть пути шли по тропе, лишь у подножия горы свернув в нехоженный лес. Трава уже осела, увядая, поэтому прорубаться приходилось нечасто. Тем не менее, до выхода на безлесную высоту пришлось потрудиться, оттого не переговаривались, лишь перебрасываясь словами помощи и советами.

Наверху задувало. Разгорячённые тела мигом прохватило упругим ветром, глаза заслезились.

— Ещё триста метров по вертикали и всё, — Владимир Викторович поглядел наверх. В самом конце маршрута нужно было найти проход через скалы — скального снаряжения у них не было.

— А пролезем ли мы там?

— Должна быть дорожка, должна.

И ещё целый час они буровили этот небольшой перепад, потратив львиную долю на поиски прохода. Через узкую трещину вылезли на плоскость будто срезанной вершины. Вокруг расстилались просторы.

Отец и сын, отдуваясь, присели на уступ. Опрокинул свои взоры к подножию горы. Солнце золотило зачинающуюся желтизну лиственных, выдёргивая тёмные пятна лиственниц и сосен. Молчали. Говорить пока не хотелось, наслаждались свободой и шумом ветра.

— А здесь будто и не было ничего, — первым нарушил тишину Юра. — Никаких следов природного буйства не заметно. Обычная такая осень. Тёплая.

— Да, всё спокойно и привычно. А может… — отец отвёл глаза от горизонта.

— Что?

— Может, все эти катаклизмы приурочены к скопищам людей — поселениям, городам? К тем местам, где человек хозяйствует. А дикие малотронутые или вовсе нетронутые человеком земли оказались почти вне действия этих разрушительных сил.

— Намекаешь на геоклиматическое оружие?

— Хм… если это и оружие такое, то кого в этом заподозрить? Почти все страны пострадали в той или иной степени. Если только неуправляемым оно вдруг стало, или следы пытались замести, да переборщили. Не, не думаю. По крайней мере, сильно сомневаюсь. Больше по душе мне мысль, что сама матушка-Земля так людей карает. Точнее, пока это было больше похоже на предупреждение. Лёгкое.

— Но ведь никакого же следа в головах не осталось! Все принимаются за старое! — возразил Юра.

— А не скажи! На первый взгляд, народ очухался и давай восстанавливать былое. Но тут из вида упускаются изменения в сознании. Пусть небольшие, пусть это смахивает на зачатки лишь — но ощущается. Некоторые вредоносные страны так и вовсе отвалились. А мы (я не говорю про Республику эту позорную, говорю про нашу ширящуюся Империю) в силу входим. Как и сибиряки, например.

— Ты полагаешь, что наша конструкция как-то по другому реализуется, что ли?

— Конечно! Наша, как ты выразился, «конструкция» на других принципах основана. Пусть в какой-то мере мы откатимся назад в комфорте жизни, но заложим фундамент на будущее. Ведь умаление собственных потребностей — и есть сохранение ресурсов земляных. Более рациональное их использование. Насколько я вижу, насколько я сам в этом процессе участвую, всё именно таким путём развивается. Здесь, в Сибири они идут похожим путём, уделяя чуть больше внимания науке.

— Так, может, нам это… с ними какой-то творческий союз создать.

— Тимур тоже думает об этом, особенно он думал в трудные весенние времена, когда они нам помогали уже. Но пока нужно погодить. Не время. Наши республиканские власти могут нас пристукнуть — на это у них силёнок ещё хватит. Никаких объединений они пока не позволят. Так что пока обождём — продолжим в том же духе неспешно, но упорно и неотвратимо.

— Вот только во всём этом меня удивляет роль футбола. То ли это ширма, то ли флагман какой-то кособокий нашего движения? Я лицо-то заинтересованное, поэтому лидерская роль мне приятна, но часто кажется искусственной и… неискренней, что ли.

— Сколько уже лет на эту тему с тобой все говорят, у тебя уж дети подрастают, а воз и ныне там! — хлопнул по ноге расстроенный Владимир Викторович. — Этот футбол разнесчастный стал проводником лишь идей. Теперь это — как знамя победы, которое должно быть ярким, высоко поднятым и мощно развеваться попутным ветром. Я говорю, конечно, про «Московию». Поэтому роль футбольная бесценна, и говорить тут не о чем.

— Ну, гложут меня сомнения, гложут. Особенно накатило, когда мы бок о бок трудились эти последние месяцы с простыми работягами, инженерами и учителями. Подумалось, что они вот действительно что-то делают — их труд востребован, понятен и нужен. А я получаюсь каким-то лицедеем, что ли…

— Опять двадцать пять! А Тимур тогда тоже ненужный философ, что ли?

— Ну! Тимур вдохновитель и реализатор…

— Вот! Ты не меньший вдохновитель, а уж деятель идейный ещё и больший! Труд простых людей, всех тех, кто работает не для шкуры своей комфорта, он, безусловно, должен поощряться и заслуживает безмерного уважения и восхищения. Но и твоя роль необходима на очередном историческом изломе! Странный человек, — улыбнулся отец. — Многие только мечтают играть столь серьёзное значение в жизни страны, стольких людей, а ты всё раздумываешь.

— Разве не нужно постоянно шпынять себя, проверяя на прочность свои позиции? — усмехнулся Юра.

— Нет, ну, конечно, анализировать свою жизнь и пробовать взглянуть на себя со стороны — занятие для любого не вредное. Но и в самоедство не должно переходить это занятие! А тебя частенько тянет себя покритиковать.

— Ладно, ладно, — засмеялся Юра, — ты ещё меня нудятиной вместе Лерой назови. Хорошо-то как, — он кивнул в дали. — Давай лучше поглядим.

— Поглядеть-то, конечно, хорошо, но не забывай, что у нас лагерь без охраны. Так что давай-ка собираться.

Возвращались довольные. Но немного торопились — несмотря на глухие места и наличие оружия у оставшихся женщин (как и умения им пользоваться), испытывали беспокойство за них.

Лагерь встретил вкусным дымчатым костром и булькающим на нём ужином. Ксения Ивановна кашеварила, а Лера плескалась в прохладных водах реки вместе с малышами. Их закалённость позволяла окунать в здешние температуры. Слышался звонкий смех всех троих. Периодически, привлечённая уж больно громкими криками, на обрывистый берег выходила и бабушка поглядеть, всё ли в порядке.

Своих мужчин они встречали бурно и радостно, будто те уходили на месяц. Близнецы прямо из воды сиганули вприпрыжку и с криками «папа, папа» полезли на отца. Лера, встряхивая мокрыми волосами, вышла вслед за ними с неизменной улыбкой.

— Ты необычайно хороша в этих капельках, — отвесил комплимент соскучившийся Юра. — Так, ребята, дуйте одеваться. А то уже нежарко совсем. — Он понёс довольно сидящих мальчуганов у него на руках в палатку. Лера, поприветствовав и Владимира Викторовича, прошелестела вслед.

— Милая, с твоей фигурой, что надевай купальник, что не надевай — толку никакого, — непонятно высказался Юра.

— Это на что ж ты намекаешь? Что я бесформенная туша? — рассмеялась Лера.

— Намекаю, что ты идеальна, а идеалы полезно созерцать даже детям. Хотя нет, это я погорячился — будем воспитывать в них умеренное целомудрие, ведь так? Знаешь, чего меня беспокоит? — Они копошились рядом с палаткой, пытаясь совладать с раздухарившимися близнецами, бузившими и не дающими себя одеть и вытереть.