Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века - Олег Валентинович Ауров

состоявшая из зависимых людей, среди которых главное место принадлежало обладателям наследственных владений. Но грамота 955 г. более явно воспроизводит признаки особого правового режима, закрепленного изданием фуэро. Его сутью было то жесткое противопоставление местных жителей посторонним, которое прослеживается и в системе консехо XIII — середины XIV в. Особо высокие суммы судебных штрафов (60 солидов) были установлены за проявления насилия со стороны чужаков «из долины Эрсеси» (de plano de Erceci), которая, видимо, не принадлежала Фернану Гонсалесу. Именно такое противопоставление, а отнюдь не льготы новым поселенцам[992] занимает центральное место в хартии Сан-Садорнина. Этот вывод следует распространить и на природу фуэро в целом.

2. Наследственные владения и оформление комплекса служебных обязанностей их обладателей в системе консехо (вторая половина X — середина XIV в.)

Несомненная важность акта предоставления хартии-фуэро в процессе становления консехо заставляет уделить ему особое внимание. Прежде всего обратимся к терминологии. Изначальное значение латинского слова «forum» (к нему восходит и ст. — каст, «fuero») тесно связано с публичностью, публичным собранием, самым непосредственным образом сближаясь с основным содержанием слова «concilium».

Классический смысл термина «forum» хорошо известен. В Риме, а по его образцу и в местных муниципальных общинах этим словом обозначалась торговая площадь за пределами (foris) городской черты, одновременно бывшая местом проведения судебных разбирательств и важнейших публичных актов. Это значение форума как публично значимого места в той или иной мере сохранилось и в период Средневековья. На форумах в эпоху Толедского королевства происходили собрания воинов, созывавшиеся королями[993]. При этом, судя по латинским текстам XIII в., средневековый форум оставался и местом торговли. В частности, рыночная площадь, расположенная близ городских ворот Вальядолида, стала в 1217 г. местом провозглашения Фернандо III Святого[994] королем Кастилии.

Использование слова «forum» для обозначения места проведения публичных собраний естественным образом распространилось и на одобренные этими собраниями соглашения. Так, «cautum» — фиксация акта публичного соглашения системы сеньориальных гарантий неприкосновенности территории монастыря Свв. Петра и Павла в Карденье в кастильской грамоте 972 г. содержит выражение «…foro vel cauto», в котором эти слова выступают как синонимы (изначальная близость «forum» и «cautum» (ст.-каст. «fuero» H «coto») сохраняется и в фуэро XIII — середины XIV вв.)[995].

Данные документов X в. свидетельствуют, что режим «cautum» (coto) мог устанавливаться лишь на основе взаимного соглашения сторон — гаранта (в его роли выступал «dominus terre») и местных жителей. На факт такого соглашения указывают и положения грамот, фиксировавших тексты фуэро. В частности, об этом говорится в фуэро Кастрохериса (974 г.). Согласованное консехо, с одной стороны, и «хозяином земли» — графом Гарсия Фернандесом — с другой, оно завершается санкцией, распространявшейся на все категории потенциальных нарушителей договоренностей, в том числе и потомков графа: «…et si aliquis homo venerit de filiis meis aut de nepotibus qui dominator fuerit, non sit ausus frangere pactum meum…» Особо наказывалась попытка необоснованно обойти или оспорить зафиксированные условия в судебном порядке (calumnia)[996].

В грамоте 974 г. для обозначения взаимного соглашения использовался термин «pactum». Но наряду с ним в этом же значении использовалось и другой — «placitum». Шла ли речь о договоренностях разного типа? Отвечая на этот вопрос, прежде всего заметим, что оба термина существовали уже в классическом римском праве. Однако в дальнейшем их первоначальное содержание претерпело изменения, и к VII в. различение «pactum» и «placitum» вызывало трудности, отмеченные Исидором Севильским. Он предпочитал понимать «pactum» как взаимное соглашение между сторонами «ех расе conveniens» — «сошедшимися во имя мира». Оно способствовало миру между конфликтовавшими и отвечало их добровольному стремлению. В то же время «placitum» трактовалось как соглашение, навязанное одной из сторон и заключенное ею вопреки желанию, в частности при принятии обязательства явиться в суд в качестве ответчика[997].

Примеры, говорящие о близости двух терминов, мы видим и в дальнейшем. В грамотах VIII — Х вв. нередко встречаются формулировки «pactum vel placitum» либо «pactum et placitum»[998]. Однако это не означало смешения сути: смысловая граница проводилась именно в том месте, где предлагал Исидор. Под соглашениями-«placitum» в абсолютном большинстве случаев понимались такие договоренности, которые достигались в результате судебного разбирательства при посредничестве судей. В их рамках ответчик признавал свою виновность и изъявлял готовность понести наказание, прежде всего заплатить соответствующий штраф.

Стимулом для такого признания обычно являлась неспособность обвиняемого подтвердить свою невиновность в установленном порядке, т. е. принесением индивидуальной или коллективной судебной присяги. Фиксация акта признания в тексте документов обязательно содержала глагол «placere» — «быть угодным», «устраивать» или производные от него формы (complacere и т. п.)[999]. Замечу, что и Исидор связывал слово «placitum» с «placet», что было отнюдь не случайным: судебные учреждения раннего Средневековья были ограничены в наборе инструментов принуждения и чаще всего стремились не к жесткому давлению на ответчика, а к достижению его согласия с приговором, выраженного публично. Иначе нельзя было гарантировать исполнения решения суда.

В то же время соглашения-«pactum» всегда предполагали полную добровольность стремления сторон к соглашению, даже если речь шла об установлении отношений подчинения и личной зависимости. Кроме того, обязательства всегда должны были быть взаимными[1000]. В качестве примера можно привести монашеские пакты (pacta monastica) — договоры между аббатом и братией, вступавшей во вновь основываемую обитель. С одной стороны, они устанавливали жесткое подчинение монахов настоятелю, а с другой — ограничивали возможности для произвола последнего[1001]. Отдельно следует указать на пакты, суть которых совпадала с древнейшим и изначальным смыслом слова «pactum», восходящим к глаголу «pacisci» — «восстанавливаю мир». Их заключение завершало конфликты, в том числе и вооруженные, связанные с пролитием крови (нанесением ран, увечий и т. д.)[1002].

Сказанное полностью распространяется на случаи параллельного упоминания слов «pactum» и «placitum». Все известные примеры свидетельствуют, что они использовались для обозначения совершенно различных правовых актов, пусть и осуществленных одними и теми же лицами. Наиболее наглядно эти различия прослеживаются в документах, фиксирующих результаты судебных разбирательств. Под «placitum» в них подразумевалось соглашение, содержавшее признание вины одной из сторон, которая брала на себя обязательство внести судебный штраф. Достижение этой договоренности, зафиксированной публично, в судебном заседании, в присутствии судей и сайона, было непременным условием оформления нового соглашения, ликвидировавшего конфликт и восстанавливавшего мир между истцом и ответчиком. Это, второе, соглашение и именовалось «pactum»[1003].

Как и в римскую эпоху, пакты оставались соглашением внесудебным: итоги судебного разбирательства могли быть лишь стимулом к их заключению. Сами же пакты оформлялись не в судебном заседании, а вне его, при обязательном