Всё, что у меня есть - Труде Марстейн

или злости, словно я пытаюсь отвлечь ее внимание на какие-то ничего не значащие пустяки, в то время как голова ее полна серьезными заботами. В волосах поблескивают бусинки.

— С Белоснежкой что-то не то, — начинаю я. — Что-то невзлюбили ее соседки.

— А нельзя ее поселить отдельно? — спрашивает Майкен.

— Ну, не знаю, — я делаю паузу. — Тогда ей будет очень одиноко. Кроме того, у нас всего одна тепловая лампа.

Майкен заходит в приоткрытую дверь и исчезает в курятнике.

— Бедняжка, — слышу я ее голос.

— Я после обеда съезжу к Анетте и спрошу, что делать; может, она что-то посоветует, — говорю я. — Поедем вместе, если хочешь.

Она стоит в узком дверном проеме между сараем и курятником, зацепившись пальцем за дверной крючок.

— Я подумала и решила, что хочу остаться на рождественские каникулы у папы, — наконец произносит она. — Я хочу съездить к бабушке с дедушкой. Я же почти всегда отмечаю Рождество у них, это уже традиция.

Майкен оглядывается по сторонам, словно она здесь впервые.

— Я всегда отмечаю Рождество с бабушкой и дедушкой, — повторяет она.

Но это неправда.

— Папа сказал, что я, наверное, могла бы, — продолжает Майкен.

Я выдыхаю остатки дыма и тушу сигарету. В этом году моя очередь, хочу сказать я. Так у нас заведено, мы должны соблюдать правила.

— Но мы же будем отмечать Рождество здесь, — возражаю я. — Наверное, все приедут сюда! У нас будет замечательное Рождество. Мы оставим кашу для ниссе в сарае!

Майкен смотрит на меня с изумлением. Каша для ниссе? Я что, забыла, сколько ей лет?

Мне, как обычно, приходится проявить настойчивость, чтобы заставить Фрёйю прекратить игру на приставке, она обижается и протестует, а мне нужно ее одеть, завязать шапку и замотать шарф, натянуть на ноги зимние сапожки, чтобы ноге было удобно.

Я выпроваживаю Фрёйю на улицу и прошу Майкен надеть шапку и варежки и не забыть ланч-бокс. Потом взбегаю по лестнице уже в одежде и гоню от себя прочь несвоевременное и такое соблазнительное желание — хоть на десять секунд почувствовать тепло тела Тронда Хенрика в нагретой постели, прежде чем мчаться обратно вниз по лестнице.

— Сегодня у меня обед с Гейром, — говорю я. — И Майкен теперь утверждает, будто они договорились, что и это Рождество она проведет у него.

Тронд Хенрик качает головой.

— Нет, Майкен останется с нами, — говорит он. Я чувствую знакомый утренний запах его тела, кожа на груди и шее влажная, он глубоко вздыхает и произносит: — Останься здесь. Просто останься.

Все это маленькие наивные свидетельства нашей любви — я взбегаю по лестнице, хотя у меня совсем нет времени, он удерживает меня, хотя знает, что остаться я не могу, — мы все никак не можем насытиться друг другом и стараемся втиснуть в короткие сутки столько ласк, сколько вообще возможно. Боль от невозможности целиком и полностью отдаться страсти, от необходимости ограничивать себя, прежде всего из-за детей. Когда я спускаюсь вниз, Фрёйя стоит в коридоре и говорит, что на улице идет снег. «Нег!» — восклицает она.

И она права: в морозном воздухе в плотном рисунке танца кружатся снежинки, и это так неожиданно. Майкен выходит без шапки и забирается на переднее сиденье. На ней все те же дырявые спортивные штаны, но я замечаю, что колготки под них она все же надела. Снежинки тонким слоем укрывают двор и деревья, припудривают ветровое стекло, пока мы едем. Снег все падает и падает, и во мне зарождается слабая радость, предвкушение Рождества, словно эта радость запрограммирована во мне, и я всегда испытываю это чувство, когда так совпадает: снег и Рождество. Словно наступает облегчение, спокойствие в душе.

Не знаю, как все будет, каким будет это Рождество.

Когда я рассказала Элизе про Тронда Хенрика, она немедленно высказала два своих собственных соображения в качестве заключения, хотя я не просила ее делиться мнением или делать заключения.

— Слишком рано, — сказала она. — Вам пока не надо впутывать во все это Майкен.

— Это все потому, — возразила я, — что вы считаете естественным, будто после того, как происходит разрыв, нужно погрузиться в депрессию.

Она посмотрела на меня взглядом, полным заботы, снисходительности, едва заметно покачала головой и не произнесла ни слова.

Я попыталась объяснить Элизе, что, хотя прошло всего восемь месяцев с тех пор, как мы с Гейром официально расстались, и всего лишь пять с того момента, как разъехались, в душе мы уже давно перестали быть близкими людьми. Это стало понятно в Рождество, сказала я, или даже уже прошлой осенью. Элиза снова покачала головой, уже более энергично.

— Я просто хотела сказать, — ответила она, — что будет разумно не торопиться.

Она бросила взгляд на стенные часы в кухне и сказала, что у нее еще ужасно много дел после обеда: ей нужно отвести Сондре на тренировку по футболу и испечь пирог для лотереи.

— Разве тебе не кажется ужасным провести целую неделю без Майкен, ты не скучаешь без нее? — спросила она.

Однажды на осенние каникулы Ян Улав взял отпуск и отправился на дачу с Сондре и Стианом. Юнас был в Швеции с приятелем. «Я осталась одна на четыре дня, — вспоминала Элиза, — я чуть на стену не лезла, так скучала».

Я повезла Тронда Хенрика к родителям и рассказала им о старом доме, в котором он вырос, и о маленьком хозяйстве, но они были настроены скептически. Как нам удастся со всем этим справиться? Как это все совместить с моей работой в Осло и школой Майкен? Разве такие расстояния — это не слишком долго и дорого? Дети. Когда мы сидели в доме родителей, Тронд Хенрик держал меня за руку, папа исподлобья смотрел на наши руки. Тронд Хенрик нервно улыбался.

— Это даже ближе к вам. Всего сорок — пятьдесят минут на машине. Это ведь здорово, вы сможете чаще видеться с Майкен. И с Фрёйей, — добавила я.

— А ты что же, будешь мотаться туда-сюда? — спросил папа.

Я кивнула.

— До Осло чуть больше получаса. Майкен и Фрёйя продолжат ходить в школу и детский сад в Осло, мы не собираемся ничего кардинально менять.

Папа издал едва слышный смешок. Он поднялся, однако, прежде чем отправиться на кухню, на несколько секунд задержался у стула, на котором сидел, словно о чем-то сожалея. Несколько месяцев назад у него обнаружили рак толстого кишечника с метастазами, и я подумала, что будет правильно, если я смогу больше быть рядом с ним в ближайшее время. Но я не осмеливалась говорить об этом, мне