Сага о диком норде - Наталья Викторовна Бутырская

— Так он чего же? В Сторборге остался? А если…

У меня в голове всё перепуталось. Если Ульвид стал измененным, значит, он как бы стал бездновым выпаском. А драугры? До этого я считал их тоже бездновыми детьми, ведь любое зло, все знают, идет от бездны проклятой. Но на самом деле драугры — это помершие люди, не похороненные по правилам. Их поднял ритуал, а ритуал связан ли с бездной? В общем, я хотел понять, измененный, потеряв разум, будет биться со всеми подряд, кого встретит на пути, или только с людьми? Сдружится ли он с драуграми или поубивает их?

Это далеко не праздный вопрос. Ведь у нас есть Альрик, который также может провалиться в безумие. И если измененные враги всем, то мы пропустим его вперед, а сами пойдем следом, а если только людям, то лучше будет его убить.

Когда мы бились на берегу, и Альрик сорвался, он бил и наших, и ваших, но ведь тогда он не стал измененным до конца. Наверное, человеческая часть в нем нападала на драугров, а твариная — на людей. Или не так?

Судя по озадаченным лицам ульверов, не мне одному пришла такая мысль.

— Пойду поищу бодран, — негромко сказал Энок.

И мы рассмеялись.

Я уже устал думать о грядущей битве, о мямле-конунге и о драуграх, об Альрике и о своем даре. Будь что будет! Дружно шагнем в пропасть, и пусть боги смотрят на нас!

* * *

Рог протрубил на рассвете.

И лагерь вскипел. Загремело железо, застучали молотки, заржали кони.

Я поспешно застегнул новые наручи, поправил неудобный серебряный браслет, с трудом натянул шлем, ощущая, как он давит на виски, проверил топорик, нож. Рядом снаряжались ульверы. Гисмунд, почти не сомкнувший глаз ночью, светил бледным, но решительным лицом.

Хёвдинги собирали свои хирды и шли на указанное им на тинге место, орали на отставших, громко выясняли, кто перед кем стоит. Ульверы впервые присоединились к столь великому войску, и нам всё было внове. Альрик проталкивался через людей, прорываясь к правому краю.

— А нас чего? С краю поставили? — проорал я.

— Да! В центре — самые сильные хирды. Сторхельты, хельты! Поменьше — по краям! — надрывая глотку, ответил Альрик.

Я краем глаза увидел могучих братьев, чьи кольчуги переливались всеми цветами радуги в свете первых лучей солнца, рядом стояли воины в доспехах не хуже. Мы даже в обновленной броне по сравнению с ними выглядели нищими бродягами. Впрочем, мы таковыми и были, без корабля, без земель, без серебра.

Прошли через хельтовы хирды. И тоже оружие у всех с твариным пеплом, у некоторых рукояти мечей выточены из костей тварей, кое-где поблескивали золотые цепи да серебряные узоры. Да что там оружие? Даже шлемы и кольчуги попадались укрепленные. И ладно бы там стояли лишь крепкие мужи, прожившие три-четыре десятка лет. Нет, я видел и молодых парней, едва переваливших за второй десяток. А я еще гордился седьмой руной.

Потом пошли смешанные хирды. Хускарлы и хельты. Доспех попроще, оружие полегче.

Остановились мы, лишь добравшись до хирда некоего Оттара Мышонка. Сам хёвдинг хельт, как и наш, зато хирдманы сплошь хускарлы, а у нас еще четверо в карлах бегают. И людей у него было побольше, полусотня, наверное. Мышонок выглядел кровным родственником нашего Видарссона: такой же огромный и такой же волосатый. Он радушно поприветствовал Альрика, представил некоторых своих воинов и даже рассказал, почему Харальд сподобился на битву.

— Говорят, драугры вышли из города, бездна им в глотку! — громогласно объяснил он. — Встали на каком-то поле и стоят. Коли еще ждать, так, бездна им в глотку, сюда пойдут. А тут бабы, дети, рабы опять же. Харальд не хотел в городе бой держать. А в поле чего б и не встретиться, а? Верно же говорю? Бездна им в глотку!

Оттар расхохотался на весь херлид*. Отсмеявшись, вполголоса добавил:

— А еще прошел слух, что стоят мертвяки не абы как, бездна им в глотку! Выстроились как живые: впереди щиты, позади мечи. Так что нелегко нам придется. — И уже громко: — Ох, и порадуем мы Фомрира! Ох, и благодати польется! Кабы не захлебнуться.

А правее нас никого и не было. Значит, наш хирд будет держать правый край, зато впереди прочих. За нашими спинами всё еще толклись заблудившиеся воины. Как я понял, вперед выставляли именно хирдманов, а назад ставили всех прочих: учеников рунного дома, давно ушедших на покой воинов, пахарей, кузнецов, гончаров, лишь бы рун было больше пяти. Конечно, среди них затесались и карлы, особенно молодые парни, желающие побыстрее стать сильнее. И гнать их никто не собирался, у всех своя удача и своя судьба. Умереть может каждый, будь он на первой руне или на двадцатой. Хотя на двадцатой погибнуть обиднее.

Гисмунд стоял возле меня, нервно кусая губы. Вцепился в щит так, что пальцы побелели. Не пожалел бы, что пришел к нам. Альрик в хирд его принял, но лишь на один бой, и предупредил, мол, проще от этого не станет.

Тулле был спокоен так, будто Мамир нашептал ему о грядущем. Эгиль нетерпеливо поглядывал то на нас, то в центр херлида. Ждал гудка и новую руну, хотел поскорее стать хускарлом. Видарссон переминался с ноги на ногу, Аднтрудюр безразлично жевал веточку ивы. Энок в очередной раз проверял лук, переживал, не рано ли он натянул тетиву. Бьярне счастливо улыбался: вчера он узнал, каков его дар. Случайно обжег руку о котелок, глянул, а ожог исчезает прямо на глазах. Сунул палец еще раз, и снова ожог быстро прошел. Тогда порезал руку, и рана затянулась. Так что теперь он уверен, что выживет. Таких мук, как при прошлом ранении, не будет.

Сварт недовольно крутил щит, ему неуютно, когда руки заняты. Рысь же успокоился наконец. Прежде он переживал, кто-нибудь обнаружит, что он бритт, и зарежет еще до битвы. Теперь же всем плевать, кто он, главное, как будет стоять в стене щитов. Плосконосый отыскал родственников в становище, узнал, что его родные живы, смогли отстоять дом, хоть и потеряли всех рабов. Потому он отбросил лишние тревоги и сейчас выглядел готовым к бою. Булочка же так и не узнал о своих, но понимал, что от этой битвы зависит и их судьба. Простодушный после смерти отца переменился, стал молчаливее, смурнее. Скорее