Сестра звезды - Елена Жаринова

— Мой баркас стоит у пристани. Я привел бы к вечеру своих друзей, да ребят с других судов. Мы бы хорошо заплатили. Пять лаков, например.

— Семь, — быстро сказал Готто.

— Шесть? — заискивающе улыбаясь, предложил моряк. — Мы не сможем заплатить больше. Но мы готовы кричать о несравненной Шайсе из Чонга на все побережье. У вас будет много зрителей. По рукам?

Вечером я танцевала опять. Кроме моряков, которых собралось человек пятнадцать, пришли и деревенские. Некоторые были с женами, но в основном среди зрителей были мужчины. Я понимала, почему: для них я была необычной танцовщицей, так как сильно отличалась от черноволосых, смуглых обитательниц побережья. Я догадывалась, что в своем коротком ярко-желтом платье вызываю у них чувства, далекие от тех, которые возникают при созерцании искусства. Подозреваю также, что не одна из деревенских женщин шипела в мой адрес хулительные слова. Но деньги нам были нужны, и когда Рейдан, сделав мрачное лицо бывалого вояки, обходил зрителей с развязанным мешочком, люди бросали туда монеты — кто охотно, кто со вздохом.

Но во время танца вдруг произошло непредвиденное. Виса, которую держал на поводке Чи-Гоан, ловко, прижав уши, вывернулась из ошейника. Он решила, что мой танец — это игра, вроде той, которую мы с ней не раз затевали на лугах по пути на юг, когда она была еще котенком. Я подпрыгнула вверх, закружившись волчком, так что распущенные волосы окутали меня, словно плащ, и керато стремительным прыжком взмыла мне навстречу, ловя огромными когтистыми лапами мои руки. Зрители сначала испуганно ахнули, а потом, поняв, что зверь не причинит мне вреда, разразились восторженным воплем. Я не растерялась. Легким касанием я направляла движения Висы так, чтобы они тоже походили на танец. Оказалось, что гибкая, красивая кошка просто создана для того, чтобы танцевать! Жизнь на привязи мучила ее, ей так хотелось размяться, и она с удовольствием скакала по кругу, прыгала через меня, присевшую, или, наоборот, падала замертво на землю, позволяя мне танцевать вокруг нее. И я чувствовала себя не так одиноко в кругу любопытных глаз рядом со своей четвероногой сестренкой.

Глава 29 

Поднебесный дворец

В тот вечер мы собрали около десяти лаков. Моряки, на рассвете уходившие в море, обещали рассказать о нас на своей следующей остановке, так что новые заработки были мне обеспечены. С этого времени мы останавливались в каждой деревне, и я давала по одному или по два представления. Молва летела впереди нас, и когда мы въезжали в новую деревню, нас уже встречали приветственные возгласы. Участие керато в моих танцах привлекло множество ребятишек, которые приходили со своими мамашами, и так у меня появились новые зрители. Мои спутники больше не ходили работать на побережье: они боялись оставлять меня один на один с деревенской толпой, слишком горячо восхищавшейся моей красотой. Но в присутствии грозного Рейдана с арбалетом за плечами и еще более грозной керато я, конечно же, была в полной безопасности.

Чем дальше мы удалялись от Фолесо, тем веселее казалась нам окружающая жизнь. Запреты на занятия искусствами и художественными ремеслами распространялись лишь на ближайшие к Фолесо деревни. Но и долгое время потом мы не видели ни разукрашенных домов, ни нарядных одежд. Лишь к концу второй недели пути я заметила выложенные разноцветной галькой дорожки, яркую вышивку гладью на женских платьях и росписи на белых стенах домов в виде странных фигур — кругов, треугольников и квадратов. И в этих краях мы тоже пользовались неизменным успехом.

Иногда мне казалось, что этот успех беспокоит моих спутников. Когда я с горящими глазами после очередного выступления обсуждала с ними, хорошо или плохо я танцевала сегодня, они смущенно старались перевести разговор на другую тему.

— Извини, Шайса, мы в этом ничего не понимаем, — в лучшем случае мог виноватым голосом сказать Чи-Гоан.

Меня это злило. Я думала, что мужчины не могут спокойно пережить, что именно я стала кормилицей всего небольшого отряда, а они не хотят чувствовать себя обязанными какой-то девчонке. Глупость какая! Сколько месяцев подряд я жила за счет Рейдановой охоты! Неужели он просто вкладывал в меня деньги, рассчитывая, окупить все пресловутыми сапфирами? А Готто? Или сознание того, что он теперь по закону не раб, а свободный человек, сделало его совесть такой щепетильной? Я не знала, какими словами я могла бы переубедить своих друзей. Но оказалось, что я поняла все не так.

После очередного выступления, когда меня трижды заставили повторить последний танец и даже Виса уже тяжело дышала от усталости, Готто сосчитал деньги и сказал:

— Все, слава святым, послезавтра мы будем в Мидоне. И никаких выступлений.

— Почему? — удивилась я. — В большом городе можно собрать больше денег. Наверное, придется заплатить что-нибудь властям за разрешение, но Чи-Гоан говорил, что Мидон — город свободных нравов, а значит, препятствий нам чинить никто не будет.

— Ты как будто забыла, зачем мы едем в Мидон, — заметил Рейдан.

Я покраснела. Он, конечно, преувеличивал, но…

— Ничего я не забыла. Просто… Мы же не знаем, сколько времени это займет. И потом, деньги нужны Чи-Гоану.

— Об этом пусть Чи-Гоан сам беспокоится, — отрезал Рейдан и тут же прибавил мягче:

— Извини, приятель, но Шайса ничем тебе не обязана.

— В чем дело? — спросила я, переводя взгляд с одного на другого.

— Видишь ли… — замялся Готто, — все эти твои выступления… Нам некуда было деваться, ты всех нас спасла… Но… Один раз меня спросили… Ты извини, конечно, но придется тебе это рассказать. Один раз меня спросили, сколько будет стоить ночь с тобой.

— Что? — не поняла я. Рейдан фыркнул и отвернулся. Чи-Гоан не знал, куда девать глаза.

— Они решили, что, раз ты танцуешь на улице, то ты продажная женщина, — пояснил Готто. — А мы вроде как торгуем тобой.

Не желая больше слушать, я, едва не плача, выбежала на улицу. Меня обуревал гнев. Да, я танцевала так, чтобы понравиться этим простым людям, мало смыслящим в искусстве танца. И в храме Келлион меня бы осудили за это. Но почему красота, которую я дарила своим зрителям, вызывала у них такие низменные чувства? Потому ли, что я вынуждена была брать за это деньги? И мои друзья… Вместо того, чтобы поддержать меня и убедить, что я не делаю ничего дурного, они вбили себе в голову, что я веду себя неприлично. Да они просто ревнуют! И как смел Готто говорить мне всю эту гадость?!

Мимо меня прошли двое местных парней. Один другому что-то сказал на ухо, и я вспыхнула, решив, что речь идет обо мне. Неужели я теперь все время буду чувствовать за спиной похотливые взгляды? Ну почему бы Готто было не промолчать?