Синий туман - Татьяна Владимировна Солодкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не смотри на меня так! Убирайся!
На прикроватной тумбе полупустая бутылка с водой — туда же, в стену.
Проклятые слезы застилают глаза, но я упрямо смахиваю их рукавом и продолжаю:
— Я же Пиранья, я иду по трупам, мне плевать на окружающих. Ты и так это знаешь!
На сей раз хватаю считыватель, на котором Марла читала какую-то книгу, размахиваюсь, и… И меня ловят в кольцо крепких рук, прижимая к себе спиной.
— Успокойся, — твердо, спокойно, приказным тоном.
Считыватель с грохотом падает на пол.
— Да пошел ты! — Брыкаюсь, как дикая кошка. — Пошли вы все! Ты тоже сдохнешь, если останешься со мной! Да пусти же!
Отчаянно луплю по удерживающим меня рукам и пытаюсь лягаться.
— Пусти, придурок!
Но меня не отпускают, только сжимают крепче.
— Ты. Никого. Не. Убивала, — шепот в самое ухо. Он прижимается щекой к моим волосам, и меня окончательно накрывает.
Всхлипываю, как раненая белуга, и начинаю… рыдать. В голос!
Кайя, ты же кремень. Ты Пиранья, а не жалкий планктон. Ты идешь по жизни высоко задрав нос. Ты…
Я реву, как маленькая девочка, которая потерялась посреди чужого города, а мама никак не приходит.
И если раньше я пыталась сбросить сдерживающие меня руки, то теперь, наоборот, вцепляюсь в них мертвой хваткой.
— Тихо, тихо… Все хорошо.
Джек все еще прижимает меня к себе. Крепко-прекрепко, кажется, даже чувствую спиной стук его сердца.
— Я не сдохну. Все будет нормально.
Но из моих глаз льет так, будто прорвало плотину, в которой копились слезы лет с тринадцати, не меньше.
Джек тянет меня вниз, не сопротивляюсь. Теперь мы оба сидим на полу, но он по-прежнему не отпускает, а я позорно реву, цепляясь за него, и никак не могу собрать в кучу остатки собственного достоинства.
— Ш-ш-ш… — на ухо, как маленькому ребенку.
Но, кажется, действует. От этого так непривычно и… тепло.
— Вот так, — его голос гипнотизирует. — Дыши. Это стресс. Все нормально.
И я, еще раз громко всхлипнув и набрав полную грудь воздуха, медленно выдыхаю и затихаю в кольце его рук.
— Спасибо, — шепчу, чувствуя соленую влагу, стекающую по лицу на подбородок и попадающую в рот.
— Говорил же, что ты придурочная, — вздыхает Джек, все еще крепко меня обнимая.
Нервно усмехаюсь и не спорю.
Вернее, не успеваю поспорить, потому что в коридоре слышатся приближающиеся шаги — дверь-то осталась открытой. И идет к нам точно не один человек.
Испуганно дергаюсь: вот уж картина маслом перед ними предстанет, если они сейчас войдут.
Джек тоже оборачивается на звук.
— Сознание теряй, — приказывает.
Хмурюсь, уже собираясь сказать возмущенное: «Чего-о-о?!»
Но тут тень мелькает у самой двери, и я послушно закатываю глаза и обмякаю в его руках.
Буквально в следующую минуту каюта наполняется людьми.
— О господи! — Марла, испуганно.
— Что произошло? — женщина, строго. Значит, капитанша.
— Упала, — коротко отвечает Джек. Перехватывает меня поудобнее, а затем встает вместе со мной, чтобы переложить с пола на койку.
Ага, упала, предварительно обрыдав себе все лицо и одежду. Подозреваю, у него все руки в моих слезах — так из меня лило.
Но я не дура, чтобы признаваться.
Упала так упала. Я всегда за самые простые отговорки.
Глава 56
— Что ж, насколько я вижу, вашему здоровью ничего не угрожает. — Сидя за столом ко мне спиной, Лариса Роу внимательно вглядывается в данные, которые только что «выплюнул» на экран медицинский сканер.
Полулежу на койке с подставленной под спину подушкой и, пользуясь тем, что она меня не видит, корчу капитанше гримасу.
Зачем надо было меня сюда тащить, спрашивается? «Очнувшись», я неистово протестовала, уверяя, что нескольких часов спокойного сна будет достаточно. Но нет, Лариса настояла, и ее благоверный лично отконвоировал меня в медблок под причитания бегущей следом Марлы — удружила соседка. А Джек под шумок вообще сбежал — будто сговорились!
— Кайя, как вы себя чувствуете? — Женщина поворачивается ко мне на крутящемся стуле, смотрит участливо.
— Прекрасно, — заверяю.
На самом деле, чувствую себя мумией, которую только что извлекли из саркофага — такого количества бинтов на мне еще отродясь не было. И это с моей-то травмоопасностью. Колени, щиколотка, ступня, да еще и тугая повязка под грудью — сканер показал, что у меня трещина в одном из ребер.
Направленный на меня взгляд приобретает оттенок осуждения.
— Кайя, очевидно, у вас очень высокий болевой порог, но нельзя так относиться к своему здоровью.
Чего нельзя, так это быть такой нудной.
— У меня правда ничего не болело, — настаиваю.
Ребра уж точно. А то, что порез на ступне стал нарывать, так я почувствовала, конечно, и залила антисептиком из каютной аптечки. Если бы я посещала врачей после каждой травмы, то поселилась бы в каком-нибудь госпитале на всю жизнь.
— Верю, — серьезно кивает Лариса и снова отворачивается, листает данные. — Рекомендую вам прием витаминов и постельный режим в ближайшие несколько дней.
Мама дорогая, я сейчас взвою. Постельный режим я могу соблюдать только в хорошей компании под одним одеялом. В противном случае я вздернусь, как только высплюсь.
— Постараюсь, — обещаю и, естественно, вру. Она мне не нянька и не шеф, чтобы я слушала ее рекомендации. И повязку сдеру с груди, как только отсюда выберусь — мне тесно и давит.
Лариса прищуривается, снова повернувшись ко мне, и, кажется, читает мои мысли. Черт.
— Что-то же вызвало обморок, — продолжает, и ее прищур становится лукавым, а взгляд светло-голубых глаз — пронизывающим.
— Переутомление, — отвечаю с милейшей улыбкой, глаза не отвожу.
Так я и призналась, ага.
Борьба взглядов продолжается еще несколько секунд, после чего Лариса встряхивает волосами и встает.
— Что ж, рекомендую вам отдохнуть. Если хотите, можете остаться здесь на ночь.
— Хочу! — С энтузиазмом вскидываю голову.
Марла храпит так, что, если меня выдворят отсюда, в любом случае придется искать альтернативное место для ночевки.
— Хорошо, — доброжелательно кивает Лариса.
И в этот момент включаются громкоговорители:
«Внимание экипажа! Вход в «окно» через десять… девять…»
Теперь понятно, почему Джек так спешно ушел — автопилот не способен преодолеть гиперпространственное «окно». Ладно, прощаю его за то, что бросил меня на растерзание этой женщине,