Воспитанник Шао.Том 1 - Сергей Разбоев

Рус медленно поднялся. Побрел другой дорогой.

Часть шестая

СИН И

(НАПРАВЛЕННАЯ ВОЛЯ)

Глава первая

И, торжествуя,

Буря била его

За непокорный нрав.

И бросить в бездну норовила:

Он — сын свободы,

Значит вpaг.

Мучительная настороженность последних суток не пропадала. Сквозь болезненную дремоту и безмолвие раннего утра отдаленно, скорее внутренне, Рус учуял подозрительное шелестение не то травы, не то листьев. Шорох, поднятый неизвестной сутью, был вроде ветерка, дующего над узкой полосой поляны и нигде больше.

Настойчивые сигналы самосохранения приказывали вскочить, упредить неладное. Но тяжесть свинцовой головы могла только позволить неторопливо раскрыть глаза и обвести близлежащую местность не совсем внимательным взглядом.

Рус не мог определить, сколько он прошел за последние дни. После встречи с неизвестным явно чувствовал холод упорных глаз на своей спине. Учащенное дыхание преследователей, которые плотной группой следовали за ним, не отставая и не приближаясь. Поэтому старался идти как можно больше, как можно дальше. Оторваться от преследователей за счет выносливости, легкости хода.

Грозно покачивающиеся деревья, враждебно оттопыреннный кустарник, валуны-исполины, словно шатуны, готовые каждую секунду свалиться на голову, не выходили из рамок своего обычного положения.

Тошнотно покруживалось в голове, как следствие последних утомительных дней. Но разум настойчиво подсказывал: не деревья, не ветер — источник подозрительного шороха. Насторожился.

Рус хорошо знал себя. Ошибиться не мог. Шумок неестественного происхождения.

Медленно перевернулся на живот. Земля, словно палуба корабля, криво заходила перед глазами. Вторые сутки как доел рисовую лепешку.

Плавно, по-кошачьи приподнялся. Еще раз, но уже внимательней осмотрелся. Все тихо. Тихо, но как-то не по-настоящему.

Кто и что уготовил ему сегодня?

Со дня на день ожидает очередного, неизвестного. День этот все оттягивается. Когда наступит этот подкрадывающийся волчий час? Неестественно, трудно ждать того, что должно было давно уже свершиться.

Вчера в небольшую родниковую выемку посмотрел на себя: темная щетина бороды, грязные выгоревшие волосы. Глаза помешанного: усталые, подозрительные.

После годов вне монастыря лицо приняло более мирской характер. А за время пребывания в России стало и добрее. Сейчас же снова почувствовал себя каким-то неземным, покинутым.

Все чаще появлялось желание лечь, заснуть и долго-долго не просыпаться. Забыть все: погоню, стрельбу, удары, зуд опасности и зуд ноющих мелких травм на теле.

Удивляло то, что сам свидетель того, как постепенно выходит за рамки контролирующего себя существа. Но ничего поделать не мог. Он раб одной цели: дойти до монастыря. Все остальное находилось где-то за пределами сознания.

…Рус уже стоял. Вокруг ни души. Тишина. Интуитивно присел. Глаза остро прошили цепляющимся взглядом ближайшую траву, землю, деревья, шумливые ветки низкого кустарника.

Одно деревце стояло особняком по отношению к остальным. На одном из его обломанных сучков висела крошечная кора того же дерева.

Скользнув еще раз глазами вокруг себя, в три прыжка оказался рядом.

Так и есть. Сердце бешено заколотилось. До слез знакомые письмена, почерк царапин настоятеля. Иероглифы. Так, по-своему, выводить мог только он. От нахлынувших воспоминаний и родных чувств затуманилось в голове. Чтобы не упасть, углубился в тень дерева, сел.

Все ясно и ничего не понятно. Но как они смогли? Почему так осторожничают? В распухшей от усталости голове все спрессовалось в один болезненный ком: и предчувствие приближающейся опасности, и постоянная готовность броситься на врага раньше, чем тот задумает, и сверх меры булькающая в крови злость к преследователям, не дающая покоя ни днем, ни ночью. Боязнь не так понять тех из братьев, которые встретятся на пути. Рваный голод, когда изредка случается возможность выпросить у какого сердобольного путника или крестьянина кусок чего-нибудь съестного.

На воде было много проще. Там высыпался в сампанах. В портах можно было набрать продуктов. Прямой опасности в море не чувствовал. Было спокойнее. Даже брился. На суше не то. Постоянная настороженность изматывала. Не позволяла расслабиться, отдохнуть. Каждое селение, которое проходил стороной, каждая фанза, стоящая на пути, джунгли, горы — все мерещилось затаившейся опасностью. И так долгие дни.

Но теперь иначе. Настоятель напоминает про отдых. Отдых без опаски. Значит, братья где-то рядом. Можно расслабиться, забыться.

Сердце Руса защемило. Близость долгожданных братьев, которые все это время поддерживали его, не оставили одного наедине с полчищем врагов, их неразличимое, но полезное содействие придавало те импульсы душевной энергии, которые не дадут упасть, заставят подняться и идти, идти навстречу будущему.

Рус не знал об отношениях между спецслужбами и монахами, но о постоянном присутствии братьев догадывался. Особенно после гибели Суня мог с уверенностью утверждать, что они рядом. Вот только всегда ли? Но сейчас, при получении лесного уведомления, знал: всегда.

И вот теперь, ублаженный нахлынувшей радостью и теплыми чувствами, лежал на земле лицом вниз, вспоминал прошлое: давнее и недавнее. Те дни, которые когда-то неторопливо и нудно текли в монастыре. Вспоминал, перебирал в памяти всех братьев. Вечно сухие, холодные глаза слезились от будоражащих воспоминаний.

Близок. Близок час развязки. Добрый Дэ советует отдыхать. Но как теперь расслабиться, когда тело полно новых сил, когда в предчувствии долгожданного момента снова можешь ухватить судьбу за рога и идти дальше. Сейчас он в сто, в тысячу раз сильнее того, который лег вечером на землю. Сейчас он снова человек. Тот, которого ждут, за которого еще идет невидимая борьба нервов и тел. Кончилось постоянное время горького одиночества, когда думалось, стоит ли так за себя бороться. Стоит ли он тех усилий, которые прилагает для сохранения собствениой плоти. Да, он помнит слова Вана в последний день. Помнит. Но когда на пути видишь только лица преследователей, когда не знаешь, на какой тропе нет врага, мир становится ужасно нетерпимым. Тогда исподтишка приходит предательская мыслишка: сядь, смирись с обстоятельствами. Лучше безмолвие каштанов над тобой, чем такие муки для души и тела, которые переносишь в одиночку, которые растравляют тебя, низводят в животное быдло. И эта усталость страннее всего: она ослабляет, она не дает проявить себя, отстоять себя. Она делает тебя рабом обстоятельств. Ты теряешься как личность, теряешься как человек. Ты не видишь, не ищешь более опоры. Предоставляешься самому себе, своим обреченным мыслям, отчаянию безысходности. Тогда ты пропал.

Землю качало. Время растворялось в мыслях. Чувство открытой вечности, полной свободы наполняло плоть, вызывало радостные видения.

Абсолютная невесомость.

Сонная нирвана.

Глава вторая

ХОЧЕШЬ ЖИТЬ…

Не в душе — эа душою имея.

Быть но можем — умеем бывать.

Горше нету, чем — жить не своею.

Но при этом свою проживать!

Нет страшней, если траченой медью

Жизнь пошал на размен да распыл.

Кто-то умер естественной смертью,

Но естественной жизнью не жил.

Полковник озабоченно смотрел на своих подчиненных. Их полная готовность к выполнению задания не радовала. Впрочем, как и весь ход подготовки людей к операции. Майор Винь сумел намеками опередить своего начальника, и теперь каждый догадывался о важности и ответственности предстоящего дела.

Он еще раз придирчиво оглядел оперативников и неторопливо, с усталостью в голосе, пояснил для каждого:

— Напоминаю: мне не нужен рваческий героизм. Только полное соблюдение тех инструкций, что вы получили ранее, тех положений, что я довел до вас в предыдущих встречах. Карты расположения пикетов у вас. Все действия, по возможности, — полковник покосился в сторону нетерпеливого Виня, — производить вне видимости армейских офицеров. Без лишнего шума. В настоящее время искомый агент находится вот в этом квадрате, — палец Чана описал небольшую окружность на большой корте Южного Китая, — между двумя небольшими горными системами. Место для окружения неплохое. Сейчас для нас самое важное упредить возможные действия монахов. Сведений о них у нас нет, но с часу на час они начнут поступать. Но верю, что если их не засекли наши дозоры, то их нет на данной территории. Не такие они люди. Агента окружить плотным кольцом и держать под прицелом до моего прибытия. Судя по последним донесениям, оружия у него не должно быть. Но не исключена возможность, что он сумел его где-то добыть. Стреляет чрезвычайно. Будьте осторожны. За его сохранность несете ответственность военного времени, — Чан повернулся к карте. — По общему плану армейские части будут вести поисковые отработки и их действия в основном будут направлены на пресечение тех возможных путей, на которых могут появиться монахи. Солдатам известно только то, что они на тактических маневрах. Но у каждого командира имеется пакет с приказом о задержании всех подозрительных лиц и групп, находящихся на территории войсковых учений. Задача ваших групп: нагнать агента, окружить. Если он найдет разумным решение сдаться, то принять его любые предложения, и никаких провокаций. Я ваш начальник и за невыполнение своих распоряжений буду наказывать со всей строгостью и решимостью вверенной мне власти. Состояние агента к сегодняшнему дню далеко не на высоте, более двадцати пяти миль в сутки он проходить не может. Думаю, что погоня долго не продлится. При встрече с другими боевыми группами неизвестных вам формирований немедленно докладывать мне. Инциденты не провоцировать. Обходить. Периодически по рации мы будем корректировать ваше передвижение. Чан повернулся к Вэну: