Чёт и нечёт - Лео Яковлев

Его потянуло туда отчасти и потому, что встреча с Ириной и встречи следующего за мариупольским — московского лета занимали в жизни Ли особое место: это были первые в его жизни события, не имевшие отношения к чужой воле и чужим задачам, события, управляемые им самим, его желаниями и настроениями и ставшие поэтому своего рода предвестниками его новых отношений и как бы нового Договора с Хранителями его Судьбы.

Город он не узнал и знакомых мест не нашел — казалось, они просто появились в то далекое лето, как декорации для одной из картин жизни Ли, и потом были разобраны и выброшены на свалку. Только, глядя издали на заводской причал «Азовстали», он увидел работающим тот самый кран, едва не ставший его могилой. Выкупался он не на диких отмелях Левого берега, где нашел тогда Ирину, а на городском пляже по пути в торговый порт, в мелком море, где, вероятно, купались в конце двадцатых годов Лео и Исана, еще не знавшая о своей болезни. В Донецк Ли возвращался погруженным в воспоминания. Этот по непонятным законам меняющийся город продолжал наполняться знакомыми тенями, и Ли видел издали себя, сидящего на консоли кранового моста, потом увидел молодую Ирину, идущую ему навстречу по главной улице, увидел их соединенную Случаем компанию, весело пирующую в первом попавшемся кафе на неизвестно куда ведущей Дороге. И чтобы уйти от этих воспоминаний, он вечером зашел в гостиничный ресторан и один выпил графинчик водки, что с ним очень редко бывало. Вероятно, эти воспоминания вызвали какой-то напряженный концентрированный импульс, поразивший душу Ирины, и через месяц она появилась в Харькове и разыскала Ли, сказав, что специально напросилась в эту командировку в надежде его встретить. Они поделились семейными новостями друг с другом, и она уехала, оставив рабочий и домашний телефоны.

Прошел еще месяц, и Ли, часто ездивший в те годы в Москву, нанес ответный визит. Ее работа была рядом с ее таким ему знакомым домом, и они пошли на перерыв к ней выпить кофе. Знакомая обстановка и знакомая тахта — арена их молодой любви — так подействовали на Ли, что он обнял Ирину, а та чуть не потеряла сознание от его прикосновений. Но Ли не мог преодолеть себя и взять чужую жену на ее брачном ложе, и они договорились о встрече в гостинице.

Бородатый крещеный внук трирского раввина недаром говорил, что история повторяется сначала как драма, а потом как фарс. Встреча Ли и Ирины, как и за два-три года до этого встреча Ли и Тины, произошла в гостинице «Россия», только в Москве, а не в Питере. Как и Тина, Ирина вошла в номер со словами: «Я принесла свой долг!» Но если тогда Ли и Тину укрыла своим темным покрывалом ранняя сентябрьская питерская ночь, и пришла Тишина, нарушаемая только их шепотом, то Ирина явилась среди бела дня, и даже плотные шторы не могли скрыть его радостный весенний свет, а за окном бурлила жизнь, раздавались голоса и шум машин. Все это для Ли, высоко ценившего интимность близости, было непривычно, и он даже обрадовался, когда весь этот рутинно-будничный шум заглушили траурные мелодии Чайковского и Шопена. Тем более что Ли, как верный ученик Рахмы, был в любовных делах приверженцем медленных движений, и траурный темп не сбивал его с ритма.

Когда Ирина ушла, Ли раздвинул шторы и выглянул в окно, выходившее на Красную площадь, пытаясь увидеть, по какому поводу его встреча с давней подругой сопровождалась траурным маршем, и ничего кроме копошащихся вдали форменных и бесформенных человечков и огромных погребальных венков он там не разглядел. Ли включил радио: шла трансляция с Красной площади, где начались похороны Министра обороны СССР, Маршала Советского Союза и прочая, и прочая, и прочая, Родиона Яковлевича Малиновского.

Потом пришел сосед-грузин, достал из-под кровати канистру с виноградной водкой и какой-то свирепый по уровню заперченности грузинский закус, и Ли с ним выпил за упокой души бравого маршала, за жизнь и за любовь, поскольку грузин увидел на подушке Ли забытую Ириной шпильку для волос. Сам он ждал женщину через полчаса и предложил Ли воспользоваться его билетом в Большой театр. Как пишут в официальных колонках газет, предложение было с благодарностью принято. Давали «Щелкунчика», а в нем Ли души не чаял.

Больше Ли с Ириной не встречались. Даже ее телефоны перестали отвечать, будто поняли, что их функция выполнена. Но этот сумбурный прощальный день Ли потом часто вспоминал, иногда с грустью, как и все, что ушло безвозвратно вместе с молодостью и жизнью, иногда с улыбкой, особенно когда в обращении появился псевдофранцузский анекдот, в котором одна француженка говорит другой:

— Представляешь, Жан, мой муж, умер тогда, когда я уже не могла отменить свою встречу с этим русским. Но он, узнав о смерти моего мужа, надел черные плавки, поставил грустную пластинку и делал все, что требовалось в постели, так медленно и так печально…

На что ее приятельница заметила:

— Подумать только: варвар, а столько такта!

Книга двенадцатая

В НАЧАЛЕ ВТОРОГО КРУГА

И так устроено, что не выходим мы

Из заколдованного круга,

Земли девической упругие холмы

Лежат спеленутые туго.

Нет человека, владеющего ветром,

Удержать умеющего ветер.

И над смертным часом нет власти,

И отпуска нет на войне.

Томление духа, вызванное мариупольским путешествием, и поглотившая Ли после возвращения домой суета сует долгое время не предоставляли ему возможности спокойно обдумать происшедшее и разобраться в нем. Лишь когда все немного устоялось, и опять серым однообразным потоком потекли студенческие будни, Ли попытался осмыслить события минувшего лета.

Отправной же точкой к этим его размышлениям стало минутное, никем не замеченное переживание. Однажды, когда Ли пешком возвращался из института в свое предместье, он задержался на мосту через привокзальный веер железнодорожных путей, заглядевшись на бегущие поезда.

И тут он снова вспомнил себя на еще большей высоте над железнодорожными путями и причалом. Вспомнил начало своего, казалось, уже неминуемого падения вниз, прерванного вмешательством Хранителей его Судьбы. Воспоминание оказалось настолько острым, что Ли отшатнулся от перил моста.

В разные веселые и грустные моменты его жизни это предсмертное ощущение еще будет возвращаться к нему, напоминая, как звонок будильника, о времени, отвоеванном у небытия. А тогда, на мосту над платформами, заполненными людьми, находящимися в хаотическом и бестолковом движении, Ли впервые после путешествия в Мариуполь попытался установить причинно-следственные связи в том, что произошло там, на краю земли.