100 великих путешественников - Игорь Муромов

Долина, где лежат развалины Петры, называется Вади Муса (то есть долина Моисея), и арабы считали, что на горе Хор, возвышающейся над городом, расположена могила брата Моисея Аарона. Буркхардт заявил, что дал обет принести на вершине горы Хор жертву Аарону. Вскоре он нашел проводника, который должен был помочь ему исполнить обет. И вот, наконец, узкое ущелье между горами открыло Буркхардту, первому из европейцев, свою удивительную тайну. Его глазам предстал дворец, дверь которого выходит под фронтон, опирающийся на четыре колонны и увенчанный тремя павильонами с колоннадой, в которой помещены статуи, все это так прекрасно сохранилось, что казалось только что построенным. Приблизившись, путешественник увидел, что фасад вырублен в скале, а дверь ведет в склеп.

Буркхардту суждено было открыть необыкновенную долину гробниц. Пройдя дальше по ущелью, которое теперь расширилось, он увидел на склоне горы амфитеатр. Затем скалы расступились, чтобы дать место великолепному Цирку, где струился ручей. В центре руин находился так называемый дворец Дочери фараона. Каким бы безразличным ни хотел казаться Буркхардт, проводник, видя, что он направляется к "дворцу", воскликнул: "Теперь я вижу, что ты - неверный и хочешь что-то сделать с развалинами города наших предков, но мы не потерпим, чтобы ты взял хоть одну монету из спрятанных здесь сокровищ, они находятся на нашей земле и принадлежат нам". Путешественник вынужден был доказать свое безразличие и поспешил направиться к месту жертвоприношения, чтобы смягчить гнев бедуина. Не могло быть и речи о том, чтобы хоть что-то записать или измерить.

Именно открытие этого города принесло мировую славу Буркхардту.

В 1813 году Буркхардт исследует Нубию. Поездка обошлась ему всего в сорок два франка. Правда, швейцарец умел пообедать горстью дурро (проса), а весь его "караван" состоял из двух дромедаров.

Буркхардт очень хотел проникнуть в Донголу. Однако ему пришлось ограничиться лишь сбором сведений - правда, очень интересных - об этой стране и о мамелюках, нашедших там себе убежище после резни, учиненной среди этого могущественного войска арнаутами по приказу египетского паши.

На каждом шагу внимание путника привлекают развалины древних городов и храмов. Наиболее любопытные из них встречаются в Ибсамбуле.

Во время своей первой экспедиции Буркхардт объехал только берега Нила, то есть очень узкую полосу, пересеченную короткими долинами, выходящими к реке.

В марте 1814 года Буркхардт предпринял новое путешествие - на этот раз не к берегам Нила, а в Нубийскую пустыню. Считая, что бедность лучшая защита в пути, путешественник отослал слугу, продал верблюда и, оседлав осла, присоединился к каравану бедных торговцев.

Караван вышел из Дарау, деревни, населенной наполовину феллахами, наполовину абабдеями. Вначале феллахи отнеслись к путешественнику плохо, ибо принимали его за турка из Сирии, увившегося с намерением отбивать у них торговлю рабами, которую они считали своей монополией.

По словам Буркхардта, дорога была не так безводна, как между Халебом и Багдадом или между Дамаском и Мединой. Нубийская пустыня вовсе не представляет собою безграничную песчаную равнину, унылое однообразие которой ничем не нарушается. Она усеяна скалами, достигающими подчас двухсот - трехсот футов в высоту и кое-где поросшими высокими пальмами "дум" и акациями. Мелкая листва этих деревьев не дает защиты от палящих лучей солнца, недаром арабская поговорка гласит: "Не жди помощи от вельможи и тени от акации".

Пройдя Шигру, где в горах находится один из лучших источников, караван достиг Нила у селения Анкейр или Вади Бербер.

Этот маленький город, где перепродаются товары и встречаются караваны, куда сгоняют рабов, не мог не стать настоящим разбойничьим притоном. Испорченность нравов у жителей Бербера невероятна, считает Буркхардт.

Торговцы из Дарау, на защиту которых полагался до сих пор Буркхардт, прогнали его, когда караван покидал Бербер, и путешественник нашел покровительство у проводников и погонщиков ослов.

10 апреля чуть южнее впадения Могрена караван был ограблен правителем города Эд-Дамер. Этот городок заселен факирами и приятно отличается своей чистотой и порядком от грязного полуразрушенного Бербера. Из Эд-Дамера Буркхардт попал в Шенди, насчитывающий до тысячи домов, где прожил целый месяц, и никто там не заподозрил в нем неверного.

Распродав тут все свои пожитки, Буркхардт присоединился к направлявшемуся в Суакин каравану. Из Суакина он намеревался отплыть в Мекку. Швейцарец рассчитывал, что ему очень поможет звание "хаджи".

"Эти хаджи, - рассказывает он, - составляют особое сословие, и никто не осмеливается тронуть ни одного из них из боязни восстановить против себя всех остальных".

С караваном, к которому присоединился Буркхардт, шло сто пятьдесят купцов и триста рабов. Две сотни верблюдов были нагружены тяжелыми тюками табака и свертками ткани "даммура".

Путники следовали по течению реки Атбар до плодородной местности Така. Белая кожа шейха Ибрагима - как известно, такое имя принял Буркхардт, - во многих деревнях вызывала крики страха у женщин, редко видавших арабов.

Караван вступил в страну Така или Эл-Гаш. Это большая равнина, в июне и июле затопляемая разливом небольших речек, ил которых необыкновенно плодороден. Дурро, растущее здесь, продают в Джидде на двадцать процентов дороже лучшего египетского проса.

На пути Таки к берегам Красного моря в Суакин приходится пересекать горную цепь. Горы сложены из сплошных известняков, и до самого Шинтераба не встречается гранита. 26 мая путешественник прибыл в Суакин.

"Такой двадцатипятидневный переход от Нила к Красному морю, - говорит французский географ XIX века Вивьен де Сен-Мартен, -был совершен европейцем впервые. Благодаря ему в Европе получили точные сведения о живущих в этих краях полукочевых, полуоседлых племенах. Наблюдения Буркхардта не утратили своего значения и представляют безусловно поучительное и в то же время на редкость занимательное чтение".

7 июля 1814 года Буркхардт отплыл на корабле в Джидду, служащую портом для Мекки.

Джидда лежит на берегу моря и окружена стенами. Пресную воду в этом городе берут из колодцев, находящихся почти за две мили. Без садов, без всякой растительности, без финиковых пальм, Джидда представляла исключительно своеобразное зрелище. В городе насчитывалось двенадцать - пятнадцать тысяч жителей, но цифра эта удваивалась во время паломничества.

В городе имелось много кафе. Число их достигало двадцати пяти, и люди выпивали там от трех до тридцати чашек кофе в день. Буркхардт отмечает, что курят здесь невероятно много он насчитал тридцать одного торговца табаком! Торговцы и моряки играли в мангал и в шашки, в то время как шерифы соперничали в шахматы у себя дома.

Прибыв в Джидду 18 июля, Буркхардт оказался без денег, так как его векселя, имевшие хождение в Каире, здесь не оплачивались. Больной и лишенный средств, он вынужден был продать своего юного раба. Но нашелся человек, который оплатил его вексель, что позволило Буркхарду вздохнуть свободнее. В это время наместник султана Мухаммед Али пригласил Буркхардта посетить его резиденцию в Таифе.

Швейцарский путешественник получил возможность первым из европейцев увидеть самый красивый город Аравии, славящийся своими садами, розами и фруктами, которые продавались на рынке в Мекке.

24 августа путешественник выехал из Джидды в Таиф. Дорога вела через горный хребет по долинам, среди роскошной растительности.

Таиф славится своими прекрасными садами; розы и виноград вывозят оттуда во все районы Хиджаза. Раньше этот город вел обширную торговлю и достиг значительного процветания, но потом его разграбили ваххабиты.

Мухаммед Али был убежден, что этот швейцарец - английский шпион, который немедленно сообщит в Индию обо всем, что увидит в Аравии. В Каире только что получила известность книга Али-бея (Бадьи-и-Леблиха), и знатные особы были озабочены тем, чтобы не предстать еще раз глупцами в глазах иностранцев. Поэтому-то позднее паша и заявит во всеуслышание в Каире, будто он всегда знал, что Буркхардт - английский шпион. В Таифе же он, напротив, поторопился объявить гостя примерным мусульманином. Все подозрения, заявил он, лишены оснований.

Буркхардт, без сомнения, посетил Таиф первым из европейцев, но он так и не увидел здешних садов. Глазам Буркхардта предстали печальные развалины - свидетельство взятия города ваххабитами в 1802 году, да могила местного святого, разграбленная этими фанатиками.

После десятидневного пребывания в Таифе, где за ним следили, и где он не осмеливался выходить за пределы города, Буркхардту удалось добиться, чтобы его с миром отпустили в Мекку.