ОМУ - Герман Мелвилл

Не останавливаясь на дальнейших приключениях, выпавших на нашу долю после того как мы расстались с компанией из Лухулу, мы должны теперь поспешить с рассказом о том, что произошло незадолго до прибытия к месту назначения.

Глава 72

Торговец запрещенным товаром

Прошло не меньше десяти дней с начала «хиджры», когда мы очутились в гостях у Варви, старого отшельника-островитянина, который сам вел свое хозяйство в хижине, находившейся лигах в двух от Талу.

В нескольких десятках ярдов от берега в глубине лощины возвышалась в виде островка поросшая мхом скала; мелкий ручеек, разделившись на два рукава, омывал ее с обеих сторон, а затем опять соединялся. Окружив скалу изогнутыми корнями, корявая «аоа» раскинула вверху свою густую листву; упругие ветви-корни свисали с более крупных суков и внедрялись в каждую трещину, образуя опоры для материнского ствола. Местами эти висячие ветви не доросли еще до скалы, и их свободные волокнистые концы раскачивались в воздухе как плети.

Хижина Варви, простая бамбуковая конура, примостилась на плоском уступе скалы; конек крыши одним концом опирался на развилину «аоа», а другой конец поддерживался раздвоенным суком, укрепленным в расселине.

Приближаясь к лачуге, мы несколько раз крикнули, но старый отшельник обратил на нас внимание лишь тогда, когда доктор подошел и дотронулся до его плеча. Старик в это время стоял на коленях на камне и чистил в ручье рыбу. Он вскочил на ноги и удивленно уставился, но тотчас же какими-то странными жестами приветствовал нас, одновременно сообщив тем же способом, что он глух и нем, а затем повел в свое жилье.

Войдя, мы растянулись на старой циновке и стали осматриваться. Грязные бамбуковые стены и тыквенные бутыли имели очень неприглядный вид, и доктор предложил сразу же двинуться дальше в Талу, хотя время близилось к закату. Но в конце концов мы решили остаться.

Старик довольно долго возился снаружи под ветхим навесом, прежде чем появился с ужином. В одной руке он держал мерцающий светильник, а в другой — огромную плоскую тыквенную бутыль с какой-то едой, заполнявшей лишь незначительную ее часть. Он вращал глазами, переводя взгляд с тыквенной бутыли на нас и с нас на тыквенную бутыль, как бы говоря: «Ну, ребята, что вы думаете об этом, а? Неплохое угощение, а?» Но так как рыба и индийская репа оказались не из лучших, трапеза получилась довольно жалкая. Свое мнение о ней старик всячески пытался выразить знаками; бoльшая их часть производила настолько комичное впечатление, что мы склонны были принять их за какую-то веселую пантомиму.

Убрав остатки пиршества, хозяин покинул нас на минуту и вернулся, неся в руках тыквенную бутыль порядочного размера с длинным изогнутым горлышком, отверстие которого было заткнуто деревянной пробкой. Бутыль с приставшими к ней комочками земли имела такой вид, словно ее только что откуда-то выкопали.

Со всякими ужимками и отвратительным хихиканьем, обычным для немых, старикан откупорил растительную флягу; при этом он все время подозрительно оглядывался и, указывая на бутыль, старался внушить нам, что она содержит нечто, являвшееся «табу», то есть запретным.

Как мы знали, спиртные напитки были туземцам строго запрещены, а потому наблюдали за нашим хозяином с большим интересом. Наполнив скорлупу кокосового ореха, он отправил ее содержимое в рот, затем снова наполнил и поднес кубок мне. Запах был противный, и я состроил гримасу. Тут старик пришел в большое волнение, в такое большое, что немедленно произошло чудо. Выхватив чашу у меня из рук, он закричал:

— А, кархоури сабби лили, эна арва ти маитаи! — иначе говоря, «что за болван этот белый! это ведь настоящая вещь!»

Выскочи у него жаба изо рта, мы и то бы так не удивились. На мгновение он сам смутился, а затем, таинственно приложив палец к губам, постарался дать нам понять, что по временам лишается дара речи.

Сочтя такое явление весьма удивительным, доктор попросил его открыть рот, чтобы он мог заглянуть к нему в глотку. Однако старик отказался.

Это происшествие заставило нас отнестись к нашему хозяину с некоторым подозрением. Мы и впоследствии не смогли толком понять его поведение; единственная догадка, пришедшая нам в голову, состояла в том, что мнимая немота каким-то образом помогала ему в гнусных махинациях, которыми он, как позже выяснилось, занимался. Впрочем, и это объяснение казалось нам не вполне удовлетворительным.

Чтобы угодить старику, мы в конце концов отхлебнули «арва ти» и нашли этот напиток плохо очищенным и дьявольски крепким. Желая узнать, из чего он приготовлен, мы спросили об этом хозяина; тот расцвел от удовольствия, схватил светильник и вышел из хижины, предложив последовать за ним.

Пройдя некоторое расстояние по лесу, мы подошли к покосившемуся старому навесу из веток, явно обреченному на разрушение. Под ним ничего не было, кроме куч гниющих листьев и огромного неуклюжего кувшина с широким горлышком, каким-то способом грубо выдолбленного из тяжелого камня.

На несколько минут мы остались одни; старик сунул светильник в горлышко кувшина и исчез. Он вернулся, притащив длинный толстый ствол бамбука и раздвоенный сук. Бросив их на землю, он порылся в куче мусора и извлек нетесаную деревянную колоду с проделанной в ней сквозной дырой; колода немедленно была водружена на кувшин. Затем старик воткнул раздвоенный сук торчком в землю на расстоянии двух ярдов и положил в развилину один конец бамбука, а другой всунул в дыру в колоде; в заключение всех приготовлений он подставил под дальний конец бамбука старую тыквенную бутыль.

Подойдя после этого с хитрым многозначительным видом к нам и восхищенно указывая на свой аппарат, он воскликнул:

— А, кархоури, эна ханна ханна арва ти! — что должно было означать «вот так это делается».

Его сооружение было не чем иным, как самодельным перегонным аппаратом, с помощью которого он вырабатывал местный «самогон». Оно, вероятно, намеренно содержалось в том беспорядочном состоянии, в каком мы его застали, чтобы нельзя было распознать его назначение. Прежде чем мы ушли от навеса, старый пройдоха разобрал аппарат и по частям утащил его.

То обстоятельство, что он открыл нам свою тайну, было характерно для «тутаи оури», то есть туземцев, пренебрегающих указаниями миссионеров; предполагая, что все иностранцы относятся неодобрительно к власти миссионеров, они с удовольствием посвящают «кархоури» в свои проделки всякий раз, как им удается втихомолку нарушить законы, установленные их правителями.

Вещество, из которого вырабатывается спиртной напиток, называется «ти» и представляет собой крупный волокнистый клубень, несколько напоминающий ямс, но уступающий ему по величине. В сыром виде этот клубень исключительно горек, но сваренный или испеченный, приобретает сладость сахарного тростника. После того как «ти» обработают на огне, вымочат и доведут до известной стадии брожения, его смешивают с водой, и он становится готовым для перегонки.