Ужасное сияние - Мэй Платт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кукла открыла рот и проглотила немного натёкшей крови.
— Уходи, — сказал ей Нейт.
Кукла продолжала пить кровь, причмокивала, ловила струйку пухлыми младенческими пальцами и с противным хлюпаньем облизывала их. Нейт ударил её прямо в пластиковую челюсть.
— Прекрати.
Тело отвалилось и исчезло. Осталась голова. Костяшки болели от удара о твёрдую породу, камень вернулся, весь запачканный кровью.
Нейт сжал его, решив, что больше не позволит превратиться в какую-нибудь дрянь и не отпустит, пока Дрейк не придёт в себя, пока не затянется его рана-звезда, пока кровь не вернётся в тело, а глаза из блёклых, как рыбье брюхо, не сделаются вновь живыми. Он рванул пучок аладовой травы, уже зная: никуда она не денется, здесь она настоящая, с тёплым — или жутко холодным, трудно понять, — соком. С настоящими корнями — длинными, извилистыми и коричневыми, на них налипла грязь.
И ещё один. И ещё.
Трава падала на землю. Дрейк не просыпался.
Нейт смял очередной пучок травы и швырнул его наугад. Месиво из зелёного сока и почвы ударилось в невидимое стекло; а потом оно задрожало и потекло, выпуская сразу троих — Калеба, Энни и субедара Аро.
«Что они здесь…»
Нейт не додумал, не хотел ничего думать. Они сюда явились не помогать, не спасать Дрейка; он это понял по дизрупторам и выражениям лиц.
— Вон отсюда, — сказал Нейт.
— Ты? — вытаращился почему-то Аро. Субординация требовала вскочить, отдать честь, отчитаться о ситуации.
«Да пошли вы все», — Нейт вырвал ещё травы и швырнул прямо в субедара. Тот попытался уклониться и резанул пространство кинжалом-дизруптором; брызги «заряда» залили его. Светлые волосы и бледная, почти как у Дрейка, кожа пошла чёрными пятнами, будто искры упали на сухой лист.
— Убирайтесь, — повторил Нейт.
— Уничтожить, — приказал Аро, из чёрных дыр в его лице и волосах кровь не текла, но морщился он, как от настоящей боли. Юнассоны кинулись к Нейту, выставив свои дизрупторы — с двух сторон. Они наступят на Дрейка. Им на него плевать.
Нейт зачерпнул ещё травы и почвы. На меткость он никогда не жаловался, ещё в Змейкином Логу мог задать жару прицельным обстрелом грязью. Сейчас навыки пригодились, но эффект отличался от разозлённого Такера или Джоша, даже от злющей Курицы, когда в ту прилетел по ошибке комок грязи. Мягкий чернозём с прожилками зеленоватых лучей-травинок ударился в Калеба, в Энни, ещё два — в Аро. Все трое почему-то закричали. Аро согнулся пополам, а когда выпрямился, его нижняя челюсть болталась на полоске кожи и причудливо растянутых мышцах, кровь залила грудь и шею, язык вывалился и свесился аж до диафрагмы.
Нейт остановился, но близнецы атаковали; у них тоже появились чёрные дыры, пока не похожие на раны — словно требовалось разбить стекло, прежде чем достанешь до плоти. Это напоминало рассказ Леони о тех аладах, которые сначала прогрызли «лицо» раптора, а потом добрались до неё, до её руки.
Ещё сгусток. Калеб дёрнул плечом — из открытой раны торчала кость. Новый — много травы, мало земли — и Энни подволакивает ногу, колено у неё скошено под странным углом, словно кто-то выломал его набок чуть выше чашечки. Близнецов это замедлило, но не остановило. Аро швырнул дизруптором.
Он попал — в Дрейка, в неподвижного и беспомощного Дрейка. На лету прозрачное лезвие-искажение стало обычным, железным, с мясистым звуком воткнулось в грудь и, насколько подсказывали Нейту познания в анатомии, задело лёгкое. Нейт отдёрнулся, ожидая фонтана ярко-алой крови, но из Дрейка больше ничего не вытекало, звезда-рана в черепе была единственным отверстием. Тело не среагировало на удар. Нейт потянулся дрожащими руками к дизруптору и отдёрнулся в последний момент.
— Убирайтесь!
Он хватал почву и траву. Он швырял их в Аро, пока тот не повалился и не замер, весь похожий на красную тряпку. Очередной сгусток ударил Калеба прямо в лоб — след остался точно такой же, как в затылке Дрейка, и Нейт впервые замер, осознавая: что происходит, почему он…
«Они первые начали».
В пустом взгляде Дрейка мерещилось осуждение. Нейт стёр слёзы тыльной стороной ладони, шмыгнул носом. Нельзя было так, наверное. Но они сами сюда явились. Их не звали. Они…
Он задохнулся от захвата. У Энни была гибкая сильная рука, тёмно-синяя униформа мелькнула и перекрыла всё, заставляя Нейта захлебнуться.
— Всё. Ты. Гадёныш.
Она шипела и плевалась.
Калеб стоял на коленях и почему-то раскачивался. Дыра во лбу весила тысячу тонн; и перевесила, он упал ничком.
— Ты убил моего брата!
Энни сдавливала шею Нейта; пасмурное небо, насыщенная лучистая зелень аладовой травы, яркие пятна крови — всё смешалось коловертью, а он пытался отодрать пережавшую горло руку. Боль вспыхивала в подреберье и животе; Энни лупила его дизруптором — оружие против аладов перекинулось и стало обычным серым ножом, очень тусклым по сравнению с остальными яркими красками.
— Ты убил… Ты…
Нейт повалился вперёд, прямо на Дрейка. Рукоять дрогнула, когда он упал на неприятно-прохладное, не реагирующее тело. Нож в груди напоминал нерабочий рычаг в каком-то сломанном механизме.
Дыхание застревало в лёгких и вытекало с собственным теплом. Нейт царапал руку Энни, от неё пахло железом и болью.
Нейт нащупал камень в форме пирамиды; тот сам коснулся пальцев. Острые грани больше не царапали, но кварц поймал каплю крови и блеснул, как безумная ухмылка. От воздуха и тепла осталось несколько капель, Нейт уже почти не сопротивлялся, и всё же сумел размахнуться и наугад впечатать пирамиду.
Удар был звонким — даже не разбитое стекло, а какой-то приступ хохота. Энни разжала хватку. Нейт тщетно впихивал в себя воздух и думал о ноже-дизрупторе, в Дрейке и в нём одинаковые, они породнились, почти что стали близнецами.
Энни сползла на траву, а чуть поодаль покатились древние часы; стрелки на них замерли сотни лет назад, но сейчас крутились и крутились; Нейт далеко не сразу осознал, что они отматывают обратный отсчёт.
— Нейт.
Собственное имя заставило вздрогнуть. Он поднял взгляд и почти без удивления увидел Леони, а с ней какого-то незнакомого типа в очках. Леони обвела взглядом поляну — у неё недоставало одного глаза. Она всхлипнула, заметив Дрейка и сгусток красных тряпок — субедара Аро. Близнецы лежали в одинаковых позах, только Калеб лицом вниз, а Энни — вверх.
— Это… это ты, да?
Камень превратился