Пришелец - Александр Волков

— Да, — сказал Норман, подняв с земли тлеющий сучок и раскуривая потухшую трубку, — один, последний: что же вы все-таки напишете нашему королю? В конце концов, от этого зависит не только моя участь, но и судьба всех моих людей.

— Я напишу, что мы водрузили на берегу королевский флаг, — начал падре, — напишу, что согласно составленному перед отплытием договору вы, Норман, становитесь губернатором всех вновь открытых земель…

— Хорошо, дальше!

— А дальше мне надо подумать, — сказал падре, — ведь моя участь тоже зависит от того, как будет составлено это послание.

Дальнейшей беседы Эрних уже не слышал, а в ответ на вопросительный взгляд Бэрга лишь успокоительно кивнул головой, дав понять, что ничего опасного в словах падре и Нормана не обнаружил. Еще он успел подумать, что жизнь человеческая в чем-то сродни трепетному полету ночной бабочки, на несколько мгновений влетающей в багровые всполохи костра и вновь исчезающей в бездонной всепоглощающей тьме. Подумал и тут же поразился не столько простоте и очевидности своего наблюдения, сколько тому, что такая мысль не пришла ему в голову раньше.

И не только ему. Эрних вспомнил древние предания кеттов, где пелось о схватках с лесными чудовищами и могучими воинами враждебных племен, о том, как боги карали людей за преступления против Закона Жизни, посылая им внезапную, как вспышка молнии, смерть. Вспомнил, как Унээт отводил божественный гнев, подводя к жертвенному камню молодую косулю и глухо, невнятно бормоча известные одному ему заклятия. Потом Унээт жесткой ладонью хватал косулю за морду и, запрокинув ей на спину острые точеные рожки, одним взмахом вспарывал трепещущую глотку и жадно припадал ртом к ярко-алому фонтану дымящейся крови.

Сосредоточившись, Эрних увидел, как, напившись и набрав полный рот крови, Унээт разжал ладонь и косуля, подогнув сведенные предсмертной судорогой ноги, упала в рыхлый изумрудный мох перед жертвенным камнем. Верховный Жрец поднял голову, тщательно вытер о волосы и бороду окровавленные ладони, а затем шагнул к вырубленному в дубовом стволе идолу и изрыгнул в его грубый жестокий лик длинную свистящую струю крови. Кровь попала идолу в лоб, растеклась и закапала с мохнатых бровей густыми черными каплями. Унээт обернулся, посмотрел на Эрниха и сделал резкий призывный жест, звонко щелкнув в воздухе липкими от крови пальцами. Эрних почувствовал, как его схватили за руки, попытался вырваться, но держали крепко, и кто-то уже подталкивал его в спину навстречу Верховному Жрецу, пробующему пальцем лезвие жертвенного ножа. Эрних вскрикнул и проснулся.

Костер почти прогорел, и только дотлевающие посреди поляны угли испускали слабое багровое свечение, призрачно озарявшее уснувшего над своим дорожным сундучком падре. В темных бесформенных, разбросанных по всей поляне холмиках едва угадывались очертания спящих. Бэрг и Тинга спали по обе стороны носилок, прикрывшись длинными увядшими листьями неизвестного дерева и положив головы на раскинутые ладони Эрниха. И только призрачная фигура Свегга бесшумно переходила от ствола к стволу, останавливаясь и прислушиваясь к ночным шорохам и редкой визгливой перебранке незнакомых птичьих голосов.

Эрних чуть приподнял голову и постарался осторожно, не потревожив спящих, высвободить из-под их затылков свои затекшие ладони. В конце концов это ему удалось; ровное чистое дыхание Тинги не прервалось, а Бэрг лишь беспокойно заворочался во сне и снова затих, нашарив на поясе рукоятку гардарского кинжала. Рысенка под боком не было; бесстрашный зверек, по-видимому, уже настолько освоился в незнакомом лесу, что вернулся к естественному для него образу жизни и ушел на ночную охоту.

Вдруг Эрних ощутил какое-то смутное, но уже знакомое беспокойство. Он быстро приподнялся на локтях, сел, повернул голову и увидел невдалеке вытянутое туманное пятно, похожее на рыбу, подвешенную за жабры. Пятно плавно и неторопливо приближалось, то скрываясь за древесными стволами, то вновь появляясь и с каждым разом едва приметно увеличиваясь. Когда до него осталось не больше пяти-шести шагов, Эрних отчетливо различил длинные складки мантии и темные, чуть расходящиеся к вискам глаза под нависающим козырьком остроконечного капюшона. Тэум бесшумно приблизился, сел на землю напротив Эрниха и молча достал из складок мантии гладкий голубоватый шар размером с крупное лесное яблоко. Эрних немного помолчал, разглядывая призрачного ночного гостя, а затем коротко предупредительно кашлянул, как бы желая обратить на себя его внимание. Но тэум даже не поднял головы, оставаясь все в той же скорбной неподвижной позе и плавно перебрасывая в ладонях светящийся шар.

— Спасибо вам, — наконец выдавил из себя Эрних, — если бы не вы, то сегодня, сами понимаете…

— Пустяки, — коротко отозвался из-под складок капюшона сухой потрескивающий шепот тэума.

— Для вас, наверное, да, — поспешил согласиться Эрних, — но мы, слабые люди…

— Слабые? — резко перебил тэум. — Впрочем, конечно, слабые… Немощные… Человечки… Людишки…

Он подкинул шар, и тот завис в воздухе, излучая мягкое болотное свечение.

— Нас просто обманули, — быстро и убежденно зашептал Эрних, — мы к ним с открытыми душами и чистыми сердцами, а с их стороны — коварство!..

— Землю начинаете делить! — тонко и гневно просвистел из-под капюшона тэум. — Ведь взбредет же такое в голову!..

Он высвободил руку из широкого рукава и резко толкнул пальцем висящий шар. Тот вздрогнул и беспорядочно заплясал в ночном воздухе, разбрасывая во все стороны потрескивающие серебристые искорки.

— Ничтожества, — опять сокрушенно просипел тэум, — все кричат: дайте знамения! знамения!.. Так ведь давались знамения! Мало?.. Вот вам еще — берите! Только прозревайте! А то ведь как выходит: смотрят — и не видят!.. Слепцы… Блуждают во мраке Вечности на острие булавки, и каждый норовит взобраться на самый кончик!.. Зачем, спрашивается?.. А так, из принципа: вот, мол, я каков! Заберется и орет: я! я!.. А что — я? Зачем — я?.. Спросишь, а он и не знает. Стоит перед тобой, топчется с ноги на ногу, голову опустит, бормочет что-то себе под нос… Многие плакать начинают, особенно из тех, кто громче всех орал, — грустно все это, ой как грустно!..

Тэум замолк и, протянув обе руки к потрескивающему шару, погасил его мерцающий искрящийся ореол. Теперь шар стал походить на огромную голубую жемчужину в приоткрытых створках прозрачных длиннопалых ладоней. Тэум на мгновение сжал эту жемчужину, а когда развел руки, шар стал медленно вращаться, увлекая за собой рваные клочки ночного тумана, оседающие на его полированной поверхности матовыми пятнами росы.