Полководческое искусство - Гуго фон Фрайтаг-Лорингховен

известность о планируемом повороте налево: «Я нуждаюсь в сведениях о том, что предполагает делать противник… Наводните Вашей кавалерией[417] всю лейпцигскую равнину»[418]. Вследствие этого эскадроны были выдвинуты на Лейпциг, Вайссенфельс и Штёссен, в то время как кавалерия теперь уже бывшего в основном севернее корпуса Даву достигла Наумбурга. Сам Мюрат двигался с основными силами своей конницы через Цайтц.

Схема 20. Йена. 1806 г.

Противник был не на лейпцигской равнине, которую предстояло наводнить кавалерией, а скорее на возвышенности между Заале и Ильмом. Обнаружение этого факта не может быть приписано разведывательной деятельности кавалерии Мюрата, которая действовала на неверном направлении, хотя своевременная рекогносцировка на Заале и за рекой, чья сильно изрезанная долина скрывала передвижения пруссаков, куда раньше дала бы Наполеону картину истинного положения дел, причем с куда большей точностью, нежели это произошло в ходе собственно сражения под Йеной, а вплоть до начала последнего он оставался в неведении относительно разгоревшегося вследствие отхода главной прусской армии сражения при Ауэрштедте. Если же победой под Йеной и Ауэрштедтом, помимо ряда благоприятных обстоятельств и обязаны лишь безошибочному чутью французского полководца, но не разведывательным действиям его конницы, то этому также явно посодействовало и то, что к началу наступления крупные кавалерийские соединения повсеместно тяготели поближе к своей пехоте. Конечно, не следует забывать о том, что гористый и лесистый характер местности при недостатке дорог, имевшем место на тот момент, весьма посодействовал тому, что коннице в любой момент могла потребоваться помощь подоспевшей пехоты. Кроме того, французская кавалерия пользовалась карабинами, а оружием тогда были ружья, заряжавшиеся с дула и с кремневым замком, а потому они не обладали даже и близко той точностью, что современные мелкокалиберные и многозарядные винтовки. Поэтому патрулям в чужой стране, зачастую не зная языка, приходилось с трудом находить себе дорогу. Повсеместное отсутствие карт стало еще одним серьезным препятствием. Ведь маршал Ланн в начале кампании 1806 г. просил императора предоставить ему карту района будущей операции, однако таковой, даже мелкого масштаба, не оказалось. Но главной причиной тому, что кавалерия не могла освободиться от тяготения к пехоте, следует искать в том, что не в ее обыкновении было предпринимать самостоятельные переходы, хотя в качестве исключения мы и приводили специальные приказы, требовавшие от нее этого. К тому же была и еще одна привычка не придерживаться того преимущества, что давал более быстрый ход лошади по сравнению с пехотой, так что зачастую она только вечером передовыми частями вступала в уже пройденные кавалерией деревни. Стремления к самостоятельным действиям французской кавалерии не хватало так же, как и в предшествующие годы.

Лишь при дальнейшем продвижении, так как противник нигде крупные силы кавалерии навстречу не выдвинул, в открытом поле и сложилось само собой целесообразное применение кавалерии. По мере крупных успехов росла и смелость в действиях. Французская кавалерия постепенно училась тому, чего от нее требовалось, освобождаясь от зависимости от пехоты и обгоняя ее на половину, а то и на полный дневной переход. Постоянная убыль лошадей сама собой привела к тому, что лучшие из них стали отбираться для действий под командованием самых дельных офицеров. При развертывании на Висле поздней осенью 1806 г. кавалерия Наполеона находилась далеко перед фронтом. На передовой вели разведки патрули силами в 25–50 коней.

Возможность стать собственно тем родом войск, который ведет преследование, французская кавалерия получила после 14 октября 1806 г.[419] Хотя истинное направление отхода пруссаков было обнаружено довольно поздно, а преследование часто затруднялось существенными помехами, в целом, однако, то, как оно велось и эффект от него представляют собой свершение, весьма отчетливо охарактеризованное Наполеоном в требовании от 28 октября, поставленном перед Бернадотом: «Никакого отдыха, пока хоть один солдат прусской армии еще выставлен в поле»[420].

Мюрат, теперь уже основными силами объединившегося кавалерийского резерва – почти 100 эскадронов – 15 октября двинулся на Эрфурт, куда бежали лишь около 8 тысяч пруссаков. Это направление увело его в сторону. Маршал Сульт с его корпусом и драгунской дивизией – а следом за ним Ней – правильно распознал и шел по следу отступающих основных сил разбитой прусской армии, шедших через Гарц. Конница Мюрата уже не смогла южнее Гарца принять действенное участие в преследовании. Идя вслед за пехотой Сульта, она вступила в горные теснины. Конечно, у ее командующего временно возникла мысль пересечь направления, уже взятые Сультом и Неем, начав непрямое преследование отступивших к Магдебургу прусских войск через Зангерхаузен – Мансфельд. Однако от этого замысла он отказался, а воплощение его было бы единственным средством вновь задействовать кавалерийский резерв еще к западу от Эльбы. Тогда он бы смог тремя переходами по 40 км выйти во фланг отступавших через Гальберштадт пруссаков. Если же при этом Сульт жестко наседал в Гарце, то еще до того, как остатки прусской армии достигли бы спасительных стен Магдебурга, была бы одержана крупная победа. И весь порыв вперед, чтобы вновь выйти к головным частям, не смог возместить упущенного, ведь когда Мюрат 19 октября доложил императору о вступлении передовой его бригады в Гальберштадт и добавил: «Завтра пять кавалерийских дивизий наводнят равнину под Магдебургом», – это вторжение уже запоздало.

Правое крыло французской армии переправилось через Эльбу под Виттенбергом и Росслау и наступало далее на Берлин и Потсдам. Теперь кавалерийскому резерву для уже начавшегося смещения вправо из района под Магдебургом и ради того, чтобы догнать головные части правого крыла армии, потребовался очень длинный переход, порой в 60 км и более, и все же утраченное когда-то преимущество в дистанции теперь уже на правом берегу Эльбы было не вернуть. Мюрат смог выйти в район Берлина и Потсдама лишь одновременно с пехотой из корпусов. Соприкосновение с противником после отхода направо в Росслау было полностью потеряно, как и не делали попыток, по меньшей мере патрулями, перейти под Магдебургом на правый берег Эльбы. Князь Гогенлоэ смог незамеченный французами отступить уже приведенными в порядок частями. Казалось, что удача еще может улыбнуться разбитой прусской армии. Отданные Наполеоном распоряжения, согласно которым Мюрат (вслед за ним шел Ланн) должен был силами легкой бригады и двух драгунских дивизий отрезать князю Гогенлоэ путь к Одеру, были выполнены им энергично и профессионально – а от этого зависели передвижения Бернадота. Но это отнюдь не изменяет то, что Гогенлоэ только из-за серии ошибок и цепи неблагоприятных случайностей должен был 20 октября сложить оружие под Пренцлау с оставшимися у него 10 тысячами солдат. Французы не смогли бы помешать ему добраться до Штеттина. Французские войска, которыми командовали привыкшие к победам и тщеславные маршалы, неуклонно