Убийственные именины - Инесса Ципоркина

Разговоры становились громче, интонации повеселели — казалось, все забыли о причине, собравшей их на скорбное торжество. Павел Петрович сцепился с Алексисом на невнятную тему традиционных мужских обязанностей перед семьей, а не то перед бабами вообще, обвиняя художника в неполноценном, "пи-де-рас-ти-чис-кым" поведении. Фрекен Бок тигрицей кинулась защищать своего любимца и в пух и прах разнесла опешившего папашу. Зинаида ехидно и зло отшивала липнущего к ней Максима Максимыча, объясняя ему, что: а) он не умеет ничем руководить и пусть даже не пытается этим хвастать, особенно перед ней, б) в руках может держать только одну вещь, которую в обществе вслух называть не полагается, в) все попытки Максимыча ухаживать за любой бабой, не убежавшей от него с воплем ужаса, не годятся и для увечной моржихи в моржовый брачный сезон. Лидия Евсеевна нашла отличного слушателя в лице Руслана: она тщательно, в подробностях расписывала устройство своих теплиц и настойчиво советовала сажать редиску, только редиску. Ощущение было такое, что пару дней назад не она совсем набрела на окровавленный труп и едва не померла от ужаса — все затмила редиска. Зоя сидела на диванчике и рассеянно поглядывала на окружающих, улыбаясь отрешенно-счастливой улыбкой, производившей весьма двойственное впечатление. Но, похоже, ее нелепого поведения не замечал никто, поскольку остальные вели себя столь же нелепо. Только Серафима, прижавшись к Гошиному плечу, с тоской смотрела на это непотребство, точно впервые в жизни оказалась на поминках.

Все расплывалось перед глазами Иосифа, когда он, цепляясь за стены, выполз в сад — проветриться. Даня, конечно, составил ему опору… и компанию.

— Слушай, ты поплохел чего-то, — Данила наблюдал за тщетными Осиными попытками закурить сигарету не с того конца, — У тебя сигарета фильтром повернута, и зажигалкой ты неправильно чиркаешь.

— Ч-чиркают спичкой, а заж-жигалкой зажи-га-ют! Понятно, Архимед? Ты мне скаж-жи, что это за ужас такой? А?

— Поминки это. Нормальные деревенские поминки. Впрочем, в городе все то же самое. Ох, нам всем завтра захорошеет! — грустно вздохнул ничуть не опьяневший Даня, — Кстати, чего ты надрался-то? Ты вроде малопьющий, вечно я тебя в этом смысле обгонял. Корпуса на два.

— Пт-тичку, тьфу, тетку ж-жалко! Убиенную тетку твою. Она мне пирогов подкладывала и всегда говорила: "Какой вы худой, Ося. Вам надо кушать мучное. Вот, возьмите кулебяки". Совсем как бабушка моя, царствие им обеим небесное.

— Расхныкался, сиротинка. Слушай, ты, конечно, сейчас невменяем, но, может, кое-что вспомнишь? Ты на Варварином лице ничего не углядел такого… странного?

— Было, ой было! У нее был флюс-сик. Бедненькая, последний день жизни, именины, а зубки-то боля-ат! А кушать-то больно!

— Ося, Ося, опомнитесь, дорогой мой! — с изумлением глянул на него Данила, поправляя несуществующие очки, — Какие зубки, какой флюсик? Она не от флюсика, а от инсультика преставилась. И пироги с корочкой за столом лопала, не поморщившись, и орехи щелкала, как белка.

— Бе-елка песенки пое-ет, и орешки все грызе-ет… К-как ты думаешь, почему Гвидон папашке своему п-подагрич-ческому в глаз при встрече не дал, а? Я бы его по полной программе отоварил за это транс-сатлантическое путешествие в боч-чке! Три му-удреца в одном таз-зу-у…

— Ну-у, Шаляпин. Вертинский. Кончай завывать. Я же вижу: ты не настолько пьян, насколько театрален. Я тебя два года знаю и пьяным раз пять видел. Ты тогда не в лиризм — ты в мрачность впадаешь. Кончай комедию ломать.

— Раскусил, начальник, — Иосиф повернулся и посмотрел на Даню совершенно трезвым взглядом, — Ну, пошутил. Это вполне в духе российских поминок: розыгрыши, конкурсы, шутки и шарады. Мне просто не хочется вспоминать кое-что и говорить кое о чем. А то ты опять разозлишься и будешь меня обвинять, что я крепкой здоровой семье Изотовых дело шью.

— Да не буду, не буду. Я и сам заметил: у Варвары левая щека опухла, расцарапана, пятно на ней темное, на синяк похоже. Я ее в эту щеку при встрече целовал, помню, все было в норме, без повреждений. Когда чай пили, наклонился поздравить — и тоже ничего такого не видел. Может, ее в морге поцарапали?

— Ага, и стукнули заодно. Думаешь, ей там пару пощечин дали, надеялись, что в себя придет?

Мысль о пощечинах неожиданно осветила в голове Дани какую-то смутную, неотчетливую картинку: кто-то бьет Варвару по щеке, она от удара падает, ударяется головой о кресло… Нет, удар по лицу не заставил бы тетку, полную, осанистую женщину, свалиться с ног. И опять же — что там, в морге, совсем профаны сидят? Сильный удар обязательно оставляет четкий след, как такое можно не заметить?

— Ну, как вы тут, ребятки? — к друзьям подошел Георгий, — Перебрали и отдыхаете?

— Вот что, Гоша, — Даня собрался с духом и посмотрел на отчима, — Мы тут одну вещь обсуждаем… У покойной была на левой щеке опухоль, или нам показалось там, в церкви? Ты ведь ее из морга забирал, значит, мог увидеть.

Георгий задумчиво посмотрел в темное небо. Потом достал пачку и принялся вытаскивать из нее сигарету. Пошарив по карманам в поиске спичек, он прикурил от Осиной зажигалки.

— С левой стороны, говоришь? Я, конечно, плохо помню, я Варю особо не разглядывал, не до того было. Но в заключении патологоанатома написано, кажется, что она ударилась о подлокотник затылком и лицом, когда падала в обморок. Мне копию заключения и справку о бальзамировании еще прозектор дал. В бумагах это называется "ушиб мягких тканей", посмертное повреждение.

— А ссадины откуда? — изумился Иосиф.

— Так подлокотник-то резной, она и поцарапалась. А вы здесь, значит, уже целый детектив сочинили. Прямо Хичкоки. В смысле Сименоны. Ну, мальчики, дело хорошее. Воображение развивать надо. Детективы сейчас хорошо идут.

Парни смущенно переглянулись. Объяснение было таким простым, что оба почувствовали себя полными идиотами. Мысль о жестоком и хладнокровном убийце, втершимся в круг доверчивой родни, оказалась слабой отрыжкой американских триллеров.

— Да мы частное сыскное агентство решили открыть, — хмыкнул Данила, — Правда, Гастингс? "Спасатели, вперед!" назовем, псевдонимы возьмем — Чип и Дейл. Я — Чип, Оська — Дейл. Зойку в долю возьмем, Гайкой. От клиентов отбою не будет. Мешок пошьем, гонорары складывать.

— Я ж говорю: дело хорошее! — поддакнул Георгий, улыбаясь ехидно и устало, — Вы, мальчики, про меня-то, старика, не забудьте. Наука в плане доходов — сплошное разочарование. А я к вам на полставки пойду — этим, как его, Рокфором.

Они еще немного пошутили над удивительными совпадениями и невероятными заблуждениями в мире криминалистики. Потом Георгия Лидия Евсеевна позвала в дом. А Данила и Ося остались.

Состояние неловкости постепенно прошло, на душе стало легче. Побледнел и практически выветрился образ убийцы, сидящего за поминальным столом и уминающего пироги, приготовленные дочерьми жертвы. Хотелось думать о чем угодно, только не о проломленных черепах, внезапных смертях и загробном мире. Ночь дышала прохладой, свежий ветерок доносил запахи леса и поля, вдруг запела какая-то птица, упоенно и нежно, будто соловей в любовном безумстве. На востоке посветлело, по краю мохнатых темно-серых облаков проступила розоватая полоса. Короткая июльская ночь подходила к концу. Утро еще не наступило, но времени до него осталось совсем немного. Друзья еще покурили и направились в столовую, к гостям.

Несмотря на поздний (или ранний?) час, гулянка была в полном разгаре. Максим Максимыч помирился с Зинаидой — а может, втайне решил отомстить за публично высказанные сомнения в его деловых и прочих качествах — для чего и подливал усердно в Зинину рюмку. Увидев вошедших, Вера Константиновна бросилась к ним, словно пассажир "Титаника" — к шлюпкам. Наверно, только им двоим она еще не рассказала о своих предположениях относительно будущей реинкарнации Варвары, остальные уже были в курсе. "Ой, не-ет!" — хором подумали парни, но убегать наперегонки не стали.

— Вот я и говорю, — затараторила Верка-буддистка без предисловий, — карма превозмогает все. У Вареньки давление было, как у Валентины Терешковой — идеальное. У меня есть такой приборчик, он электронный, так вот мое давление он не показывает, зашкаливает. Гипертония у меня. Я думала: может, сломался? Так я на Варе проверяла — нет, 120 на 80, все как надо. У нее всегда было примерно 120 на 80, или около того, но всегда — норма, прямо как у космонавта! Я и говорю: с таким давлением инсульт невозможен! Это был не инсульт! Это кармическое что-то! Бог всегда забирает лучших, ему виднее, чей путь на земле завершен, а кому еще совершенствоваться и совершенствоваться…

Данила с Иосифом с ужасом поглядели на эйфорическую Веру Константиновну, у которой от возбуждения даже седой кукиш на затылке дыбом встал.

Действительно, какой инсульт при таком давлении? Почему инсульт? Значит, в морге ошиблись? Но как можно перепутать инсульт с ударом по голове? Оба, в принципе, мало смыслили в медицине, и все же казалось, что для получения апоплексического удара надо иметь проблемы с давлением. А ведь Варвара-то, любившая поиграть в болящую, полежать в затемненной спаленке с компрессом на лбу, постонать про ломоту в спине и мигрень-злодейку, сроду не жаловалась, а, наоборот, хвасталась своим отменным давлением. Но если так, то…