EBOLA. Восставшие - Zima

Отец отвез маму в больницу, где она умерла спустя 2 часа. Об этом он сообщил мне глухим голосом по телефону, как и том, что выходить на улицу категорически запрещено.

За последние сутки в Москве умерло более трех миллионов человек. Эта ночь обернулась для города кошмаром и нестерпимой болью. Как обезумивший палач, смерть металась меж домами, сметая всех, на своем пути. Она заглянула в каждое окно, не обошла стороной ни одну семью. Жуткая гостья, она оставляла после себя лишь ужас и горе.

Помню, как не зная, куда деться от страха, мы забаррикадировали кроватью дверь детской комнаты, и сели у стены. На разговоры и утешения сил уже не осталось. Но инстинкт самосохранения заставлял нас настороженно прислушиваться ко всему происходящему вокруг. У соседей кто-то истошно кричал, то и дело хлопали двери, раздавался топот торопливых шагов, гремела посуда. И так всю ночь, то сверху, то снизу, то откуда-то сбоку. Я чувствовала себя в кошмаре. В доме для сумасшедших, где каждая семья заточена в палате, связана по рукам и ногам единым приступом безумия.

Примерно в пять утра из соседской квартиры раздался истошный крик, столь ужасный, что хотелось заткнуть уши. Кирилл дернулся, прижался ко мне. Он весь дрожал. Не выдержав, я кинулась к наушникам и надела их брату, включив первый попавшийся трек. Сама же просто зажала уши ладонями. Но крики просачивались сквозь пальцы, пробирались под кожу, до костей, впивались прямо в мозг. Хотелось выпрыгнуть из окна, только чтобы освободиться от этого кошмара. Но я не могла пошевелиться, не могла думать и говорить. Я просто молилась.

А к утру все стихло. Вдоволь насытившись, смерть прилегла отдохнуть, великодушно предоставив городу легкую передышку. И тишина оказалась страшнее криков.

Мы с братом отключились. Именно отключились. Это был не сон или забытье, наше состояние напоминало потерю сознания. Измученные страхом, ожиданием мы с Кириком просто не выдержали.

Проснулась я от света. Просачиваясь через полоску между гардин, на мое лицо падал яркий луч солнца. Значит уже день. Я тихонько встала. Во рту все пересохло и горло саднило, но повинуясь какому-то порыву я подошла к окну. Боже! Едва кинув взгляд на улицу, меня начало трясти. Зажав рот ладонью, я боролась с паникой, не в силах поверить своим глазам. Еще никогда Эбола не был столь жесток. День встречали новые еще не остывшие трупы. Их были тысячи. Мужчины, женщины, дети… единым ковром устилали улицу, устремив в алеющее небо пустые глазницы. Знакомая с детства улица Академика Королева была до горизонта покрыта трупами, а над ними точно погребальный крест высилась Останкинская башня.

Последние иллюзии исчезли: нас никто не спасет. Это была последняя заключительная война, а проигравшее – Человечество.

В каком-то глухом оцепенении я задернула шторы и села на кровать.

Папа вернулся в три часа дня. Совершенно другим и совершенно чужим. Ссутуленные плечи, щетина и внезапно постаревшее лицо. Кирилл спросил – где мама? Сказать ему о смерти материя, я так не смогла. Его испуганный детский голосок повис в воздухе без ответа. Я вижу… я до сих пор вижу взгляд отца. Страшный, пустой, одичавший, но больше всего растерянный. Он что-то начал говорить про маму, антитела и сыворотку, но осекся, так и не закончив. Кажется, он был не в себе. Не произнеся ни слова, он продезинфицировал кухню, а затем до вечера пил водку. Утром дрожащими руками отец поставил нам в плечи прививки. Он сказал, это от Гепатита. Сказал, что если мы спасемся от Эбола, глупо умереть от банального вируса. Затем он крепко-крепко нас обнял, вручил нам респираторные маски, оставил немного еды, питьевой воды и наказал следить за новостями. Последних выживших должны были эвакуировать, но когда и когда, никто не знал.

Сам же он отправился в лабораторию. Он еще три доктора вирусолога продолжали искать спасение. Хотя, по-моему, спасать уже некого…».

21 июля вечер

«Не знаю, когда это произошло. Очевидно, ночью. А утром пришло смс:

Я следующий.

Береги себя и брата.

Люблю вас.

ПАПА

Я очнулась в тот момент, когда в голос выла, а брат испуганно смотрел на меня, боясь пошевелиться. Это была отчаянная истерика, которая накрыла меня словно надгробная плита. А когда все слезы были выплаканы, сама не знаю зачем, я кинулась к телефону и набрала отца. Мобильник молчал. И дело было не в том, что сотовая связь больше не работала. Скорее всего, папа уже мертв.

Мы с Кириком остались одни… Я не знаю, что делать. Не знаю куда идти.

Сейчас я просто прижимаю к себе брата и жду».

22 июля

«Последние сутки я помню плохо. У меня и Кирика открылась рвота. Температура держалась на отметке в тридцать девять градусов по Цельсию. Жаропонижающие не помогали. Все это происходило в бреду, и я была уверена, что мы отправимся вслед за мамой и папой. Но мы не умерли. Возможно, это была лишь реакция на прививку от Гепатита.

В чувства меня привел Кирилл. Брат подошел и тихо обнял меня. Маленькие ладошки успокаивающе похлопали по спине. Помню, как подняла голову и взглянула ему в глаза. Казалось, они лучатся тихим голубоватым светом. В этот момент в них было столько спокойствия, точно ему открылось нечто свыше, нечто такое, о чем мне еще только предстояло узнать. Затем он просто дал понять, что хочет кушать.

В этот момент я впервые осознала, что с того дня, как умерла мама, брат не произнес ни слова. Как я могла этого не замечать? Сколько я ни просила его, произнести хоть слово, он продолжал молчать. Это страшное открытие подействовало лучше любых уговоров. Утерев слезы, я поднялась. В доме еще оставалось немного воды и еды, но для этого мне нужно вновь зайти на кухню…»

День тот же.

Пять дней назад он надел черную солдатскую одежду. После разговора с Рыжим, Дэн понял, его долг – быть рядом с людьми. Если есть хоть малейшая возможность кого-то спасти, ее нельзя упускать. Но покидая остров, мужчина дал себе обещание, когда-нибудь непременно сюда вернуться.

Добраться до столицы оказалось, сложнее, чем он предполагал. Электрички, поезда давно не ходили, трассы сплошь завалены покинутыми автомобилями и мусором. Но он справился. Заметив на опустевшей заправке КАМАЗ, Данила не растерялся. Завел железного монстра и, расталкивая машины мощным кузовом, начал пробираться к Москве. Родной русский КАМАЗ не зря всех рвал на ралли Париж-Дакар, преодолевая немыслимые препятствия. Не подвел и сейчас.

На подъезде к городу, он наткнулся на военный патруль. Солдаты направили его к Кремлю. А напоследок посоветовали без оружия не выходить из машины. На все вопросы, ребята лишь махнули рукой, ограничившись невнятным – увидишь сам.

Долго ждать не пришлось, уже на МКАД сердце Дэна сжалось от ужаса. Тишина и смерть. Эти два слова – единственное, что приходило на ум при взгляде на знакомые улицы.

Москву не узнать. Оглядываясь по сторонам, Данила с трудом заставил себя поверить в реальность происходящего. Все казалось кошмарным сном.

Он покинул оживленный, вечно спешащий мегаполис. С переполненными кафе, пробками и невообразимым шумом. А вернулся в город Смерти. Не было даже птиц. Дороги сплошь устилали почерневшие, вздувшиеся трупы. И так на протяжении всего пути. Ему пришлось в срочном порядке закрыть окна в машине. Дышать тлетворным воздухом стало невозможно. Машина медленно пробиралась к центру, как вдруг в одном из переулков показался человек. Несчастный стоял, согнувшись пополам. Кажется, его рвало. Немного помедлив, Дэн все же притормозил и вышел из машины.

– Эй, приятель! – окликнул он и тут же замер. Человек резко выпрямился и уставился на него безумным взглядом. Его глаза! Они были словно пропитаны кровью. – Я могу тебе чем-то помочь? – Уже менее уверенно спросил Дэн и остановился.

Так же, не говоря ни слова, незнакомец стремглав кинулся прямо на него. Потребовалась пара секунд, чтобы развернуться, добежать до машины и вжать педаль газа в пол. Двигатель бешено взревел, и КАМАЗ рванул вперед. Однако, зараженный успел зацепиться за ручку двери. Грузовик гнал на восьмидесяти километрах в час, сшибая все легковушки на своем пути. Парень все никак не отставал, напротив, уцепившись руками, он со всех сил пытался выбить лбом стекло. На прозрачной поверхности оставались кровавые разводы, но это его не смущало. Красные глаза по-прежнему гипнотизировали Дэна. От благих намерений не осталось и следа. Выбрав удачный момент, мужчина резко дернул руль влево, оставив нападавшего на фонарном столбе.